ное хранилище, не оставил от банка камня на камне. От ювелирного магазина тоже мало что уцелело. Бакалейную лавку напротив наспех переоборудовали под полевой госпиталь. Двое врачей творили чудеса над раненными жителями острова. Завидев знакомое лицо - сержанта Роша из городской полиции, - я протолкался к нему сквозь толпу. - Прибыли только что? - полюбопытствовал он после того, как мы обменялись рукопожатием. - Или были здесь? - Был здесь. - Что вам известно? - Все. - Еще не родился частный сыщик, который ответил бы иначе, - хмыкнул он, пробираясь следом за мной. - Вы не наскочили по дороге на брошенную яхту? - спросил я, когда мы остались одни. - Весь залив кишел этой ночью брошенными яхтами. Это не пришло мне в голову. - А где ваш катер? - спросил я. - Прочесывает территориальные воды в поисках бандитов. Я остался здесь с парой своих людей, чтобы разобраться в том, что случилось. - Что ж, вам повезло, - усмехнулся я. - Попробуйте незаметно посмотреть на ту сторону улицы. Видите толстяка с черными усами перед аптекой? Возле аптеки стояли в одной кучке генерал Плешков, дама, упавшая в обморок, юный русский, окровавленная щека которого послужила причиной обморока, и бледнолицый тучный мужчина лет сорока с лишним, который также был с ними на свадьбе. Чуть в стороне возвышался Игнатий, а рядом с ним двое слуг и еще кто-то из челяди. Все возбужденно переговаривались и следили за жестикуляцией раскрасневшегося владельца аптеки, который взволнованно объяснял лейтенанту морских пехотинцев, что именно его личный автомобиль угнали налетчики, установили на нем пулемет, и что, по его мнению, нужно с этими налетчиками сделать. - Да, - ответил Рош. - Вижу толстяка с усами. - Вот ваша добыча. И женщина с двумя парнями - тоже. И вон те четверо русских. Кое-кого тут, правда, недостает, но я сам об этом позабочусь. Шепните на ушко лейтенанту - и возьмете их тепленькими. Они ни о чем не подозревают. - Вы уверены? - спросил сержант. - Не говорите глупости? - прорычал я, как будто за всю жизнь ни разу не ошибался. Все это время я опирался только на одну конечность. Закончив разговор и отвернувшись от сержанта, я перенес тяжесть тела на другую, и боль пронзила меня до самого бедра. Я стиснул зубы и заковылял по улице. Куда делась принцесса? Я считал, что после генерала она была главным действующим лицом налета. Если она оставалась дома и еще ни о чем не подозревала, то, возможно, мне удалось бы без лишнего шума справиться с ней. Каждый шаг причинял мучительную боль. Я почувствовал, что у меня подскочила температура. Пот катился градом. - Мистер, они здесь так и не проходили. Рядом со мной возник одноногий разносчик газет. Я обрадовался ему, как чеку на выплату жалованья. - Пойдем со мной, - сказал я, беря его за руку. - Ты хорошо потрудился и я хочу поручить тебе еще одно задание. Отойдя на полквартала от главной улицы, я дохромал до приземистого желтого коттеджа. Входная дверь была нараспашку - должно быть, хозяева слишком спешили встретить полицию и морскую пехоту. Внутри, возле вешалки, стоял плетеный стул. Я совершил противозаконное вторжение в частный дом и выволок стул на террасу. - Присядь, сынок, - попросил я юношу. Он повиновался. Веснушчатое лицо было озадачено. Я ухватился за костыль и решительно вырвал его из рук калеки. - Вот тебе пять зеленых за аренду, - сказал я. - А если я его потеряю, то на эти деньги можешь заказать себе новый из слоновой кости и золота. И я оперся на костыль и заковылял в гору. До сих пор мне ни разу не приходилось ходить на костылях. Так что никаких рекордов я не побил. Но все-таки это было несравненно лучше, чем хромать на больной ноге. Восхождение затянулось, но, наконец, я вышел на знакомую посыпанную гравием дорожку, которая вела к особняку русских. Я был еще ярдах в четырех от крыльца, когда принцесса Жуковская открыла дверь. - Ой! - вскрикнула она, а потом, когда удивление прошло, добавила: - Я вижу - вам стало хуже! Она сбежала вниз по ступенькам и помогла мне преодолеть крыльцо. Я заметил, что правый карман ее серого фланелевого жакета оттопыривается под тяжестью какого-то предмета. Одной рукой поддерживая меня под локоть, а второй обхватив за спину, принцесса провела меня в дом. Я понял, что она еще не осознала, что я раскусил их игру. В противном случае она бы постаралась держаться от меня подальше. Интересно, подумал я, а почему она вернулась домой после того, как вышла с остальными? Принцесса усадила меня в большое мягкое кресло, обтянутое кожей. - Вы, должно быть, голодны, как волк после такой тяжелой ночи, - сказала она. - Я посмотрю, что... - Нет, сядьте. - Я кивнул на стоящий рядом стул. - Я хочу поговорить с вами. Она села, сцепив изящные белые руки на коленях. Ни в лице, ни в позе принцессы не было даже тени нервозности, или хотя бы любопытства. Тут она, пожалуй, переиграла. - Куда вы спрятали добычу? - спросил я. Белизна ее лица ни о чем не говорила. Оно было белым, как мрамор еще тогда, когда я впервые увидел принцессу. Выражение темных глаз тоже не изменилось. И ни один мускул не дрогнул на лице. Голос был совершенно ровный. - Извините, - сказала она. - Я не поняла ваш вопрос. - Дело вот в чем, - пояснил я. - Я обвиняю вас в соучастии налета на Куффиньял и сопутствующих убийств. И спрашиваю: где награбленное добро? Она медленно встала, горделиво задрала голову и произнесла так, словно я был по меньшей мере в миле внизу: - Как вы смеете? Кто вам позволил так разговаривать с принцессой Жуковской! - Да хоть с Марией-Антуанеттой! - небрежно бросил я. - Насколько мне известно, вы простая воровка и убийца. Она подобралась, как пантера для прыжка. Бледное лицо перекосилось от ярости. Рука - когтистая лапа - метнулась в карман. В следующий миг - я и глазом не успел моргнуть - она преобразилась. На смену разъяренной пантере вернулась принцесса. Вот как это случается в сказках, подумал я. Она снова села, закинула ногу на ногу, облокотилась на ручку стула, оперлась подбородком на кулачок и с любопытством уставилась на меня. - А что вас вообще навело на столь поразительные и бредовые мысли? - Вовсе не поразительные и не бредовые, - ответил я. - Может, чтобы сэкономить время, я вам раскрою кое-какие улики против вас. Тогда вы сами сообразите, что не имеет смысла строить из себя невинную. - Что ж, буду благодарна, - улыбнулась она. - Даже очень. Я отставил костыль в сторону, уперев его о подлокотник кресла, чтобы освободить руки. - Первое, - я загнул один палец, - тот, кто спланировал эту операцию, знал остров, и не просто хорошо, но буквально каждый его дюйм. Здесь, по-моему, споры излишни. Второе - машина, на которую установили пулемет, была украдена здесь же, у владельца аптеки. Яхта, на которой якобы исчезли налетчики, тоже была похищена здесь. Бандитам с материка понадобилась бы собственная машина или лодка, чтобы привезти оружие, взрывчатку и боеприпасы, и они, конечно, использовали бы свою машину или лодку, не став похищать другие. Третье - во время всего налета не было и намека на почерк настоящих гангстеров. Если хотите знать мое мнение - это была чисто военная операция от начала до конца. Худший медвежатник в мире мог бы вскрыть банковское хранилище и сейф ювелира, не разрушая здания. Четвертое - бандиты с материка не стали бы уничтожать мост. Они бы сохранили его на тот случай, если бы им пришлось срочно сматываться в этом направлении. Пятое - гангстеры, рассчитывавшие удрать с острова на яхте, не стали бы затягивать налет на целую ночь. Шума было столько, что можно было разбудить всю Калифорнию от Сакраменто до Лос-Анджелеса. Вы же отправили на яхте лишь одного человека, который усиленно палил из пулемета, а потом спрыгнул в воду и добрался до острова вплавь. Громиле Игнатию не составило бы ни малейшего труда совершить такой подвиг. Пальцы на правой руке были уже загнуты. Я переключился на левую. - Шестое - я встретил на пляже вашего паренька, который явно возвращался с яхты. Он предложил мне напасть на нее и попытаться захватить. В нас стреляли, но пулеметчик играл с нами в кошки-мышки. Ему ничего не стоило отправить нас на тот свет, а он старательно стрелял поверх наших голов. Седьмое - этот же парнишка, насколько мне известно, единственный, кому удалось лицезреть отступающих налетчиков. Восьмое - все ваши люди, с которыми я сталкивался, были подчеркнуто вежливы и приветливы со мной, а генерал целый час разговаривал со мной во время торжества. Очень наивно. Девятое - после того, как машина с пулеметом съехала в кювет, я погнался за тем, кто в ней сидел. Возле вашего дома я потерял его из виду. Итальянец, которого я схватил, это не он. Тот, должно быть, укрылся в доме. Не без помощи генерала. Это точно, потому что генерал сотворил подлинное чудо, ухитрившись не попасть в него из дробовика футов с шести. Это из дробовика-то! Десятое - вы пришли в дом Хендриксона с единственной целью - вытащить меня оттуда. Теперь и на левой руке пальцы иссякли. Я снова вернулся к правой. - Одиннадцатое - обоих слуг Хендриксона убил кто-то, кого они знали и кому доверяли. Обоих убили с близкого расстояния и ни один из них не стрелял. Думаю, что Оливер впустил вас в дом и вы отвлекли его разговором, а в это время ваш сообщник подкрался сзади и перерезал ему глотку. Потом вы поднялись на второй этаж и пристрелили ничего не подозревающего Броуфи. Естественно, что увидев вас, он утратил бдительность. Двенадцатое - впрочем, должно быть, уже достаточно - у меня даже горло заболело от напряжения. Принцесса оторвала подбородок от кулачка, вытащила из изящного черного портсигара пухлую белую сигарету и поднесла к губам; я учтиво чиркнул спичкой. Принцесса затянулась, так что сгорела едва ли не треть сигареты, и медленно выдохнула дым. - Что ж, - сказала она, - этого и впрямь хватило бы с лихвой, если бы вы сами постоянно не видели нас. Мы же то и дело сталкивались с вами. - Это проще пареной репы! - ухмыльнулся я. - Имея пару пулеметов, кучу гранат, зная остров, как свои пять пальцев, да к тому же в кромешной тьме против сбитых с толку горожан - это детская забава. Насколько я знаю, вас девять человек, включая двух женщин. На всю эту заваруху хватило бы пятерых, в то время как остальные мелькали бы то тут, то там, обеспечивая алиби. Так вы и поступили. Повсюду я сталкивался с кем-то из ваших. А генерал! Бравый бородач, возглавивший народное ополчение! Представляю, куда он их заводил! Счастье, если хоть кто-то из них уцелел! Она докурила сигарету, бросила окурок на ковер, растерла его ногой, устало вздохнула и спросила: - И что теперь? - Я хочу знать, куда вы дели добычу. Ее ответ поразил меня: - Под гаражом, в яме, которую мы выкопали несколько месяцев назад. Я, конечно, не поверил, но оказалось, что принцесса сказала правду. Говорить мне больше было нечего. Я нащупал одолженный костыль, намереваясь встать и уйти, но принцесса подняла руку и тихо сказала: - Подождите чуть-чуть, пожалуйста. Я хочу вам кое-что предложить. Немного приподнявшись, я протянул вперед руку, пока не коснулся ее кармана. - Я хочу забрать у вас пистолет, - сказал я. Она кивнула и спокойно позволила мне извлечь пистолет из ее кармана и переложить в свой собственный. Потом заговорила: - Некоторое время назад вы сказали, что вам все равно, кто я такая. Но я все- таки хочу, чтобы вы знали. Сейчас так много русских, которые были кем-то, а превратились в ничто, что я не стану утомлять вас этой старой, как мир историей. Хотя для нас эта история - реальность. Мы бежали из России, прихватив лишь самое необходимое, чего к счастью, хватило, чтобы обеспечить наше существование на несколько лет. В Лондоне мы открыли русский ресторанчик, но Лондон внезапно оказался переполнен русскими ресторанами, и наш прогорел. Мы пробовали преподавать музыку, языки и тому подобное, но всюду сталкивались с такой жестокой конкуренцией, что могли едва сводить концы с концами. А что мы еще умели - что могли делать? Приближался день, когда мы должны были остаться без гроша, познать голод и нищету. Мир был закрыт для нас. Изгои легко становятся преступниками. А почему бы и нет? Разве весь мир не взирал с равнодушием на то, как у нас отнимают все - богатство, жилье и родину? Мы замыслили это раньше, еще даже не слыхав про Куффиньял. Мы хотели найти тихий уголок, прибежище богатых людей, поселиться там, а потом разграбить. Куффиньял, когда мы его увидели, подошел идеально. Мы сняли особняк на шесть месяцев, так что у нас едва хватило средств на то, чтобы прожить это время. Четыре месяца мы привыкали к местному сообществу, а она привыкало к нам. Мы собирали оружие и взрывчатку, разрабатывали план и поджидали подходящей ночи. Прошлая ночь, как нам показалось, была как раз тем самым удобным случаем и мы, как мы думали, застраховались от любых неожиданностей. Кроме одной: вашего присутствия и вашей гениальности. Это оказалось очередным непредвиденным несчастьем, к которым мы, наверное, навечно приговорены. Тут она приумолкла и подняла на меня трагические темные глаза. - Моя гениальность тут не при чем, - воспротивился я. - Беда в том, что ваши люди запороли эту операцию с самого начала. Ваш генерал вволю посмеялся над никогда не нюхавшим пороха штатским, который захотел бы командовать армией. А тут вы, люди без преступного прошлого, пытаетесь провернуть операцию, которая по зубам только сливкам преступного мира! Вы же дилетанты! А что до остального... я вам сочувствую, но ничего поделать не могу. - Почему? - еле слышно спросила она. - Почему вы не можете? - А с какой стати? - рубанул я напрямик. - Никто больше не знает того, что знаете вы. Принцесса пригнулась и положила руку на мое колено. - Под гаражом зарыты несметные сокровища. Можете попросить все, что хотите. Я потряс головой. - Но вы же не глупец! - возмутилась она. - Вы же... - Позвольте, я вам все объясню, - прервал я. - Отбросим прочь всякую честность, преданность работодателю и так далее. Я частный сыщик только потому, что я люблю свою профессию. Платят мне не плохо, хотя я мог бы найти множество занятий, которые приносили мне больше. Даже лишняя сотня в месяц это двенадцать сотен в год. Двадцать пять - тридцать тысяч долларов от настоящего дня до моего шестидесятилетия. Так вот, я отказываюсь от этих тысяч только потому, что мне нравится быть сыщиком. Ничего другого я не знаю и ни от чего другого не получаю удовольствия. И главное: я и не хочу знать ничего другого, и не хочу ни от чего другого получать удовольствие. Это не измеришь в деньгах. Деньги это тоже приятно. Я ничего против не имею. Но за последние восемнадцать лет я наслаждался только погоней за преступниками, разгадыванием преступлений, и наивысшим счастьем, смыслом существования для, меня был миг поимки преступника, или разоблачения аферы. Это единственное будущее, которое я для себя мыслю. И я никому не позволю нарушить мои планы! Принцесса медленно встряхнула головой, потом опустила ее. Ее темные глаза взглянули на меня исподлобья. - Вы говорите только о деньгах, - сказала она. - Я же сказала, что вы можете попросить все, что захотите. Чушь какая! Откуда вообще женщины вбивают в головы такие мысли? - Вы еще что-то не понимаете, - резко сказал я, вставая и опираясь на костыль. - Вы думаете, что я мужчина, а вы женщина. Это неправильно. Я - охотник, а вы нечто, что стоит передо мной на дороге. Ничего человеческого в этом нет. Вы же не станете ожидать от гончей, что она начнет вдруг лизаться с только что загнанной лисой. Хватит болтать зря. Мы только теряем время. Я сидел и думал, что полиция или морские пехотинцы заявятся сюда и арестуют вас. Вы сидели и ждали, что кто-то из ваших подоспеет на выручку и пришьет меня. Так вот, мне надо было вам сказать: их как раз арестовали, когда я направился сюда. Это ее потрясло. Она вскочила было, но при этих словах отступила на шаг и пошатнулась. С ее губ слетело непонятное мне восклицание. Русское, должно быть, подумал я, но в следующую секунду понял, что ошибся. Слова были итальянскими. - Руки вверх! - скомандовал хрипловатый голос Флиппо. Флиппо с пистолетом в руке стоял в проеме двери. Я задрал руки так высоко, как только мог, чтобы не выронить костыль, на который опирался. Я мысленно клял себя за неосторожность. Вот, значит, зачем она вернулась в дом. Видно, рассудила, что если она освободит итальянца, то мы окончательно поверим в то, что он замешан в ограблении и станем искать налетчиков среди его знакомых. В противном случае он мог бы доказать свою непричастность к преступлению. Пистолет ему она дала либо для того, чтобы он пробился на волю, либо, чтобы он погиб в перестрелке - это ее тоже вполне устроило бы. Пока я ворочал мозгами, Флиппо подошел ко мне сзади, ощупал и забрал мой пистолет, свой, а также пистолет, который я достал из кармана принцессы. - Предлагаю тебе сделку, Флиппо, - сказал я, пока он отступал в угол, откуда мог одновременно следить за мной и за принцессой. - Ты выпущен на поруки, не отсидев еще несколько лет. Когда я тебя поймал, ты был вооружен. Одного этого хватит, чтобы снова упечь тебя в каталажку. Но я знаю, что в этом дельце ты не замешан. У тебя, конечно, были тут какие-то темные делишки, но на это мне наплевать. Если сейчас уйдешь отсюда, ни во что не встревая, то я тебя не видел. Смуглый лоб итальянца прорезали морщинки. Флиппо напряженно размышлял. Принцесса шагнула к нему. - Ты слышал, что я ему предлагала? - сказала она. - Так вот, то же самое я предлагаю тебе, если ты убьешь его. Морщинки на лбу Флиппо стали глубже. - Что ж, решай сам, Флиппо, - бросил я. - Я могу предложить тебе лишь одно - гарантию, что ты не вернешься в Сан-Квентин. От принцессы ты получишь здоровый куш, и еще более здоровый шанс угодить на виселицу. Девушка, вспомнив о своем преимуществе, обрушила на Флиппо поток итальянских слов. Я знаю по-итальянски только четыре слова: два грубых и два нецензурных. Я произнес все четыре. Флиппо явно поддавался. Будь он лет на десять старше, он бы принял мое предложение и был счастлив. Но он был юн, а принцесса - я, наконец, это увидел - была и впрямь чертовски завлекательна. Решение итальянца было несложно предугадать. - Но только не убивать, - заключил он по-английски, явно для моих ушей. - Я запру его в том чулане, где сам сидел. Принцессе его решение не пришлось по вкусу. Она вновь разразилась несколькими итальянскими фразами. К сожалению для нее, в ее предложении была одна слабинка: принцесса не могла убедить Флиппо, что ему и впрямь была обеспечена доля в добыче. Ей оставалось только одно - пустить в ход все свое обаяние. Она стояла в нескольких шагах от меня. Она приблизилась к Флиппо. Она напевала, мурлыкала, как сладкоголосая сирена, очаровывала круглолицего итальянца. И она добилась своего. Флиппо пожал плечами. Все его лицо говорило "да". Он повернулся... Я нанес ему страшный удар костылем по голове. Костыль раскололся пополам. Ноги Флиппо подкосились и он осел на пол, как куль с мукой. И распростерся неподвижный; лишь тонкая струйка крови обагрила ковер. Я подполз на четвереньках к выпавшему из руки Флиппо пистолету. Принцесса была уже на полпути к двери, когда я выкрикнул: - Стойте! - Нет, - сказала она, но тем не менее остановилась. - Я ухожу. - Вы идете со мной. Она рассмеялась, довольно мило и уверенно. - А как вы рассчитываете задержать меня? - Надеюсь, что до этого не дойдет, - сказал я. - У вас хватит здравого смысла, чтобы не пытаться сбежать, когда я держу вас на мушке. Принцесса вновь рассмеялась, немного изумленно. - У меня хватит здравого смысла, чтобы не задерживаться здесь, - поправила она. - Ваш костыль сломан, а без него передвигаться вам трудно. Догнать вы меня не сможете. В то, что вы способны в меня выстрелить, я не поверю. То есть вы бы выстрелили, если бы я напала на вас, но я этого не сделаю. Я просто повернусь и спокойно выйду. Глядя на меня вполоборота, она шагнула к двери. - Остановитесь! - прорычал я. Она заливисто рассмеялась и сделала еще шаг. - Остановитесь же, черт возьми! Принцесса неторопливо приближалась к двери; короткая серая фланелевая юбка плотно облегала ее стройные ноги, затянутые в грубые шерстяные чулки. Моя ладонь, сжимавшая рукоятку пистолета, внезапно вспотела. Ступив правой ногой на порог, принцесса насмешливо фыркнула. - Адье! - бросила она на прощанье. Я всадил пулю в ее правую ногу. - Ух! - принцесса села на пол. Лицо ее перекосилось от изумления. Боль она ощутит чуть позже. Мне никогда прежде не приходилось стрелять в женщину. Чертовски странное ощущение. - Я же говорил, что я сделаю это! - Мой голос показался мне самому хриплым, диким и незнакомым. - Разве я не отнял костыль у калеки? Дэшил Хэммет. Смерть Мэйна ---------------------------------------------------------------------------- Перевод Г.Рикмана ---------------------------------------------------------------------------- Капитан сказал, что этим делом занимаются Хэкен и Бегг. Я перехватил их на выходе из кабинета. Веснушчатый Бегг сложен, как боксер-тяжеловес, и добродушен, как щенок сенбернара, но менее смышлен. Смекалкой отличается Хэкен, высокий, худой сержант-детектив с узким, всегда хмурым лицом. - Спешите? спросил я. Мы всегда спешим, когда кончается рабочий день, ответил Бегг, и его веснушки сложились в улыбку. - Что тебе нужно? спросил Хэкен. - Все, что есть о Мэйне. - Будешь этим заниматься? - Да, ответил я. По поручению Ганжена, шефа Мэйна. - Так, может, ты знаешь, почему при нем были эти двадцать кусков наличными? - Расскажу утром, пообещал я. Сегодня вечером у меня встреча с Ганженом. Разговаривая, мы прошли в кабинет и расположились за столом Хэкена. - Мэйн, - начал рассказывать Хэкен, - вернулся домой из Лос-Анджелеса в воскресенье, в восемь вечера. С двадцатью тысячами. Ездил кое-что продать Ганжен послал и сказал жене, что возвращался со знакомым. Имя не назвал. Примерно в пол-одиннадцатого жена ушла спать, а Мэйн засиделся в гостиной, читал. Деньги двести стодолларовых банкнот были при нем, в коричневом бумажнике. Итак, Мэйн читает в гостиной. Жена спит в спальне. Больше в квартире никого. Вдруг шум. Она вскакивает, бежит в гостиную и видит, что муж борется с двумя типами. Один высокий, крепкого сложения; другой маленький, фигура, как у девушки. У обоих на лицах черные платки, кепки надвинуты на глаза. Когда миссис Мэйн появляется в гостиной, маленький приставляет к ее голове пистолет и советует хорошо себя вести. Другой в это время выворачивает Мэйну запястье, и тот выпускает револьвер. Направив пистолет на Мэйна, бандит наклоняется за его оружием. И тут Мэйн бросается на него, выбивает пистолет, но бандит успевает схватить револьвер Мэйна. Несколько секунд они стоят лицом к лицу. Миссис Мэйн не видит, что происходит. Вдруг паф! Мэйн падает. По жилету расползается красное пятно... Миссис Мэйн теряет сознание. Когда она приходит в себя, в комнате, кроме нее и мертвого Мэйна, никого нет. Револьвер и бумажник исчезли. Женщина была без сознания около получаса. Это мы знаем, соседи слышали выстрел, хотя не знали, где стреляют. Они и сообщили время. Квартира Мэйнов находится на седьмом этаже. Дом девятиэтажный. Рядом, на углу Восемнадцатой аллеи, стоит трехэтажный дом с продовольственным магазином. За домом проходит узенькая улочка. Кинни, патрулирующий этот район, шел как раз по Восемнадцатой аллее. Он четко услышал выстрел, но пока добрался до места происшествия, птички уже упорхнули. Кинни все же нашел следы брошенный револьвер. Из окна четвертого этажа дома Мэйнов можно легко перебраться на крышу дома с магазином. Мы с Беггом запросто это проделали. Те двое, видимо, поступили так же. На крыше мы нашли бумажник Мэйна пустой, разумеется, и носовой платок. Бумажник с металлической монограммой. Платок зацепился за нее и полетел вместе с бумажником. - Это платок Мэйна? - Женский, с монограммой "Э" в углу. - Миссис Мэйн? - Ее имя Эгнис, сказал Хэкен. Мы показали ей бумажник, револьвер и платок. Две первых вещи она опознала, а вот платок нет. Однако сказала, что он пахнет духами "Дезир дю К╕р" (1). Из этого она делает вывод, что один из бандитов женщина. Она и до этого уверяла, что его фигура смахивала на девичью. - Есть отпечатки пальцев или другие следы? - Фелс осмотрел квартиру, окно, крышу, бумажник и револьвер. Никаких следов. - Миссис Мэйн могла бы их опознать? - Говорит, что узнала бы маленького. Возможно... - А у вас есть какие-нибудь соображения? - Пока нет, ответил Хэкен. Мы вышли. Распрощавшись с ними, я направился к дому Бруно Ганжена возле Уэствуд- парка. Ганжен, торговец антиквариатом, был маленьким забавным человеком лет пятидесяти. Он носил тесный смокинг с накладными плечами. Волосы, усы и козлиная бородка выкрашены в черный цвет и так набриолинены, что блестели почти так же, как и розовые наманикюренные ногти, а румянец явно образовался с помощью косметики. Он представил мне свою жену. Та кивнула, не вставая из-за стола. Ей было лет девятнадцать, а на вид не больше шестнадцати. Маленькая, круглые карие глаза, оливковая кожа, ямочки на щеках и пухлые накрашенные губки делали ее похожей на дорогую куклу. Бруно Ганжен детально объяснил жене, что я из Континентального детективного агентства и что он меня нанял, чтобы помочь полиции найти убийц Джеффри Мэйна и украденные двадцать тысяч... - Вот как... - сказала она тоном, не выражавшим ни малейшего интереса, и встала. - Я оставлю вас, чтобы вы могли... - Нет, нет, моя дорогая! запротестовал муж. У меня нет от тебя никаких тайн. Я притворился, что согласен с ним. - Я знаю, - моя дорогая, обратился он к жене, которая послушно села, - что это касается и тебя. Ведь мы оба очень любили нашего Джеффри, правда? - О, да, сказала она тем же безразличным тоном. - Итак... поощряюще обратился ко мне ее муж. - Я разговаривал с полицией, сказал я. Не могли бы вы, мистер Ганжен, добавить что-нибудь? То, о чем вы с ними еще не говорили? Ганжен взглянул на жену. - Есть ли у нас что-нибудь такое, Энид, моя дорогая? - Я ничего не знаю, ответила она. Он засмеялся и умиленно посмотрел на меня. - Именно так и есть, сказал он. Мы больше ничего не знаем. - Мэйн вернулся в Сан-Франциско в восемь вечера. При нем было двадцать тысяч в стодолларовых банкнотах. Откуда у него эти деньги? - С нами расплатился один клиент, объяснил Бруно Ганжен. Мистер Натаниел Оджилви из Лос-Анджелеса. - Но почему наличными? - О, это такой трюк, - маленький крашеный человечек скривился в хитрой усмешке. - Профессиональный прием, как говорится. Вот, послушайте. В мои руки попадает золотая диадема древнегреческой работы, точнее, якобы древнегреческой. Найдена в Южной России, возле Одессы... тоже якобы. Правда это или нет, но диадема прекрасна... Он засмеялся. - И вот Джеффри везет эту диадему в Лос-Анджелес, чтобы показать ее мистеру Оджилви страстному коллекционеру. Он не говорит, каким образом нам досталась вещь, упоминает только о каких-то запутанных интригах, контрабанде, о трениях с законом, о необходимости хранить тайну. Для настоящего собирателя это лучшая приманка. Трудности так привлекают! Джеффри заинтриговывает мистера Оджилви, а потом отказывается и очень решительно принять чек. Никаких чеков! Никаких следов! Только наличные! Такой вот трюк, как видите. Мистер Оджилви купил диадему. Вот откуда двадцать тысяч долларов у бедного Джеффри. Он взмахнул своей розовой ручкой, покивал накрашенной головой и закончил: - Вуаля! (2) Это все. - Мэйн вам звонил по возвращении? - спросил я. Мистер Ганжен засмеялся, как будто мой вопрос пощекотал его, и повернулся к жене. - Как это было, дорогая? - перебросил он ей мой вопрос. Энид Ганжен надула губки и равнодушно пожала плечами. - Мы узнали, что он вернулся только в понедельник, - перевел мне эти жесты Ганжен. - Правда, моя голубка? - Да, буркнула голубка. - И добавила, вставая: - Прошу извинить меня, господа, но мне нужно написать письмо. Разумеется, моя дорогая, - ответил Ганжен, и мы оба встали. Когда она проходила мимо Ганжена, он сморщил свой маленький носик и закатил глаза в карикатурном экстазе: - Какой чудесный аромат, моя дорогая! Просто божественный запах! Есть ли у него название, дорогая? - Да, - ответила она и, не поворачиваясь, приостановилась в дверях. - Какое? - "Дезир дю К╕р", - бросила она через плечо и вышла. Бруно Ганжен взглянул на меня и хохотнул. Я сел и спросил, что он знает о Джеффри Мэйне. - Все как есть, - заверил Ганжен. - Двенадцать лет, с тех пор, как ему исполнилось восемнадцать, он был моим правым глазом, моей правой рукой. - Что это был за человек? - А что вообще можно сказать о человеке? Я не знал, в чем дело, и поэтому промолчал. - Скажу вам, - продолжал он после минутой паузы, - что, конечно, Джеффри обладал и хорошим глазом, и хорошим вкусом. Ни у кого не было такого чутья, как у него... кроме меня, разумеется. Плюс исключительная честность я доверял ему ключи. И все же есть "но". Гуляка! Выпивал, играл в азартные игры, любил женщин и транжирил деньги безо всякой меры. И свое состояние, и приданое жены пятнадцать тысяч! промотал полностью. Если бы не страховка, осталась бы жена без единого цента!.. Бруно Ганжен проводил меня до двери. Я пожелал ему спокойной ночи и направился к автомобилю. Тихая, темная, безлунная ночь. Высокая живая изгородь образовывала черные стены по обе стороны владений Танжена. С левой стороны я увидел в этой черноте едва заметное пятно темно-серое, овальное. Я проехал до первого перекрестка, свернул, припарковал машину и вернулся пешком к дому Ганжена. Овальное пятно меня заинтриговало. Когда я дошел до угла, то заметил идущую по другой стороне улицы женщину. Я осторожно отступил. Женщина пересекла улицу. Я не мог ее детально рассмотреть. Может быть, она вышла из дома Ганжена, а может, и нет. Может, ее лицо я видел на фоне изгороди, а может, и нет. Игра в орлянку. Я поставил на орла пошел за ней вслед. Она вошла в магазин. Там был телефон, по которому она говорила минут десять. Я не пытался подслушать оставался на другой стороне улицы и наблюдал. Девушка лет двадцати пяти, среднего роста, неуклюжая брюнетка со светло-серыми припухшими глазами, толстым носом и выступающей нижней губой. Окутана длинной голубой пелериной. Я следил за ней до самого дома Ганжена, куда она вошла через черный ход. Теперь я не сомневался, что она служит в этом доме. Я вернулся к автомобилю и поехал в агентство. - Свяжись с Диком Фоли, - обратился я к дежурному, - и скажи, что для него есть работенка: нужно проследить кое за кем завтра в Уэствуд-парке. Оставив для Дика адрес и описание девушки, я зашел в свой кабинет, где составил и зашифровал телеграмму в наше отделение в Лос-Анджелесе с запросом относительно последнего пребывания Мэйна в этом городе. На следующее утро ко мне ворвались Хэкен и Бегг. Я передал им рассказ Ганжена о том, как у Мэйна оказались двадцать тысяч наличными. Они, в свою очередь, рассказали, что некий Банки Даль, известный в городе налетчик, приблизительно со дня смерти Мэйна сорит деньгами; об этом донес один из их информаторов. - Мы его еще не нашли, - заявил Хэкен, - но вышли на след его подружки. Впрочем, не исключено, что он поживился в другом месте. Вечером пришла телеграмма из Лос-Анджелеса; сообщалось, что Джеффри Мэйн закончил свои дела с Оджилви в субботу после полудня; сразу же после этого он выписался из отеля и выехал ночным поездом; значит, в Сан-Франциско должен был приехать рано утром в воскресенье. Оджилви заплатил за диадему новыми стодолларовыми банкнотами; указывались номера наши парни в Лос-Анджелесе узнали их в банке, где Оджилви получил деньги. Перед уходом домой я позвонил Хэкену и сообщил содержание телеграммы и номера банкнот. - Мы еще не взяли Даля, поделился Хэкен. - На следующее утро я получил рапорт Дика Фоли. Девушка покинула дом Ганжена в девять пятнадцать вечера и пошла на угол Мирамар-авеню и Зюйдвуд-Драйв. Там ее ждал мужчина в "бьюике". Дик дал его описание: около тридцати лет, рост сто семьдесят семь, вес примерно шестьдесят; худой, кожа обычная, темные волосы и глаза, продолговатое лицо с острым подбородком; коричневая шляпа, костюм и туфли; серый плащ. Девушка села в машину; они поехали к пляжу вдоль Грейт-Хайвей, потом обратно; девушка вышла на том же углу Мирамар-авеню и, похоже, вернулась домой. Дик оставил ее и поехал за мужчиной. Тот остановил машину перед зданием "Футурити Эпартментс" на Мейсон-стрит, вошел туда и через полчаса вышел с двумя женщинами и каким-то субъектом. Этот субъект примерно такого же возраста, как и хозяин "бьюика", рост около ста семидесяти двух, вес килограммов семьдесят пять; темные глаза и волосы, темная кожа, плоское широкое лицо с выступающими скулами. На нем были голубой костюм, серая шляпа, коричневый плащ, черные ботинки; на галстуке Дик заметил жемчужную запонку грушевидной формы. Одной из женщин маленькой, худенькой блондинке около двадцати двух лет, другая года на три-четыре старше, рыжая, среднего роста, нос вздернутый. Все они забрались в автомобиль и поехали в кафе "Алжир", где развлекались до часу ночи. Потом вернулись в "Футурити Эпартментс". В три тридцать мужчины вышли, проехали на "бьюике" до гаража на Пост-стрит, затем пешком пошли в отель "Марс". Прочитав все это, я вызвал Микки Лайнхэна, вручил ему рапорт и сказал: - Проверь, кто эти люди. Когда Микки вышел, позвонил Бруно Ганжен. - Добрый день. Есть новости для меня? - Возможно, ответил я. Вы в городе? - Да, у себя в магазине. Буду до четырех. - Хорошо. Зайду после полудня. В полдень вернулся Микки Лайнхэн и доложил: - Парня, которого Дик видел с девушкой, зовут Бенджамин Уилл. У него есть "бьюик", а живет он в "Марсе", номер 410. Торговец, но чем торгует, не знаю. Второй его приятель, живет в его номере уже два дня. Кто такой, не могу сказать. Он не записывался. Женщины из "Футурити Эпартментс" проститутки, обитают там в номере 303. - Минутку, - сказал я и пошел в архив. Там порылся под литерой "у" и вскоре нашел, что искал: Уилл Бенджамин, он же Бен-Кашлюн. Три года сидел. В прошлом году его снова задержали и обвинили в попытке шантажировать известную киноактрису, но доказать не удалось. По описанию похож на хозяина "бьюика". На снимке, сделанном полицией, я увидел молодого мужчину с резкими чертами лица и треугольным подбородком. Я показал фотографию Микки: - Это Уилл. Поброди за ним немного. Потом я позвонил в полицейское управление. Ни Хэкена, ни Бегга не застал. Льюис торчал в отделе информации. - Как выглядит Банки Даль? - спросил я его. - Минутку... - сказал Льюис. - Тридцать два, шестьдесят семь с половиной, сто семьдесят четыре, плоское лицо с выдающимися скулами, золотой мост в нижней челюсти слева, коричневая родинка под правым ухом, деформированный мизинец на правой стопе. - Снимки имеются? - А как же! - Благодарю. Пришлю кого-нибудь за фотографией. Я послал за снимком Томми Хауда, а сам пошел перекусить. Затем отправился в магазин Ганжена на Пост-стрит. Мистер Ганжен в этот день был одет еще крикливее: и смокинг теснее, и ваты в плечах побольше. Серые брюки в полоску, ярко-красный жилет и фантастический галстук, вышитый золотом. - Итак, что вы мне скажете? спросил Ганжен, когда мы вошли в его контору и сели. - Есть пара вопросов. Во-первых, кто такая девушка с толстым носом, оттопыренной нижней губой и припухшими серыми глазами, которая живет в вашем доме? - Ее зовут Роз Рубери. - Его улыбка демонстрировала, насколько ему приятно удовлетворять мое любопытство. - Это горничная моей женушки. - Эта девушка водится с известным уголовником. - В самом деле? - Он с явным удовольствием погладил розовой ладошкой свою крашеную бородку. - Но я знаю лишь то, что она горничная. - Мэйн не приехал из Лос-Анджелеса на машине с приятелем, как он говорил своей жене. Он выехал в субботу ночным поездом и прибыл в Сан-Франциско на двенадцать часов раньше, чем появился дома. Бруно Ганжен наклонил голову и захохотал: - А ведь это прогресс! Прогресс! Правда? - Возможно. Не помните ли вы, была эта Роз Рубери дома в воскресенье вечером... скажем, с одиннадцати до двенадцати? - Помню. Была. Точно. В тот вечер моя женушка неважно себя чувствовала. В воскресенье она уходила рано утром, сказала, что поедет за город с друзьями, с кем не знаю. Вернулась в восемь вечера и пожаловалась на ужасную головную боль. Ее вид меня встревожил, и я часто наведывался к ней справлялся, как она себя чувствует. Поэтому-то и знаю, что горничная была дома, во всяком случае до часу ночи. - Полиция показывала вам носовой платок, который нашли вместе с бумажником Мэйна? - Да. - Он поерзал на стуле; у него был вид ребенка, который таращится на рождественскую елку. - Платок моей жены. Смех мешал ему говорить; он кивал головой, а его бородка, как метелка, подметала галстук. - Может, она оставила платок, когда навещала супругу Мэйна? - Это невозможно. Моя женушка не знакома с миссис Мэйн. - Ну, а с Мэйном ваша жена знакома? Он вновь захохотал, подметая бородкой галстук. - И как близко? - продолжил я свой вопрос. Он поднял подбитые ватой плечи почти до ушей. - Не знаю, - сказал он радостно. - Но ведь я нанял детектива... - Неужели? - Я посмотрел на него сердито. - Вы наняли меня, чтобы разобраться в убийстве и ограблении Мэйна вот и все. А если думаете, что я буду копаться в ваших семейных тайнах, то вы глупы, как сухой закон. - Но почему же? Почему? взорвался он. Разве я не имею права знать? Не беспокойтесь ни скандала, ни развода не будет. Джеффри мертв значит, все в прошлом. Пока он был жив, я ничего не видел, и лишь теперь стал кое-что замечать. Для собственного удовлетворения, поверьте, только для этого, я хотел бы знать наверняка... - Об этом не может быть и речи, - отрезал я. - Мне известно только то, что вы сказали. И не пытайтесь уговорить меня рыться в этих делах. А раз вы ничего предпринимать не собираетесь, не лучше ли вообще забыть все это? - Нет, нет, дорогой мой! - В глазах Ганжена вновь появился радостный блеск. - Я еще не стар, но мне уже пятьдесят два года. Моей жене восемнадцать, и она настоящая красавица. Он захохотал. То, что случилось, может случиться снова. Разве не благоразумно сделать так, чтобы она была у меня на крючке? Ведь если муж располагает такой информацией, неужели жена не станет более послушной? - Это ваше дело. - Я встал. - А я не хочу в это ввязываться. - Ну, ну, не будем ссориться! - Он вскочил с места и схватил меня за руку. - Нет так нет! Но ведь остается криминальный аспект дела, то, чем вы занимались до сих пор. Вы ведь не бросите, правда? - Ну, а если окажется, что ваша жена причастна к убийству Мэйна? Что тогда? - Тогда, - он пожал плечами и развел руками, - этим будет заниматься суд. - Ясно. Что ж, наш договор остается в силе, но лишь при условии, что вы не ст