Оцените этот текст:



     ---------------------------------
     выпуск 6
     Перевод на русский язык Владимира Прохорова
     Издательский центр "Гермес" 1994
     OCR Сергей Васильченко
     --------------------------------



     Через забор школьного двора перелетела левая  рука  - отдельно от тела.
Левая  нога  шлепнулась  в  песочницу,  и  кровь  из  огрызка  бедра  залила
игрушечную   пластмассовую  лопатку   -  Национальный   родительский   совет
провозгласил это изделие  "безопасным для детей" за  его  закругленные края.
Таким  образом,  левая  половина  тела  Роберта  Калдера  частично  покинула
территорию начальной школы в Фэрвью, штат Оклахома.
     Джимми  Уилкес  и  Кэтрин  Поффер  вспомнили,  что  мистер  Калдер  нес
"хлопалку" в левой руке.
     -  Объясни,  что  такое  хлопалка,   Кэтрин,  -  обратилась  к  девочке
медицинская сестра начальной школы Фэрвью.
     Объяснение   требовалось   двоим   мужчинам   в   надраенных  ботинках,
безупречных  серых  костюмах,  полосатых  галстуках и  белоснежных рубашках;
мужчины записывали все показания на портативный магнитофон. Они предупредили
шерифа графства Фэрвью, что  сперва  расспросят детей сами, а уж потом шериф
может вести расследование, как ему заблагорассудится.  Шериф заикнулся было,
что  убийство - преступление, которым  надлежит заниматься не на федеральном
уровне, а на уровне штата, а раз так, то пускай ему, шерифу графства Фэрвью,
для начала объяснят, из-за чего загорелся сыр-бор, и только затем требуют от
него  помощи.  До ноября  остается  всего  четыре месяца! Они-то могут  быть
спокойны за  свои  места,  а шериф графства - должность  выборная.  Если ФБР
понимает, что имеет в виду шериф, то он готов вспомнить пословицу "рука руку
моет"... ФБР  все понимало и тем не менее не пожелало, чтобы шериф говорил с
детьми первым.
     Семилетняя Кэтрин Поффер взялась объяснить двоим агентам ФБР, что такое
"хлопалка":
     - Это такая красивая штука.
     - Лучше расскажи им, детка, как она действует, - подсказала сестра.
     -  Она похожа на хлюпалку. Она пластмассовая,  но изгибается, - вставил
шестилетний Джимми Уилкес.
     - Дяди спрашивают не тебя,  а меня! Это  меня попросили рассказать, что
такое хлопалка, - одернула его  Кэтрин Поффер. - В  общем, это как хлюпалка,
только изгибается, - торжествующе выпалила она.
     - А когда она взорвалась? - поинтересовался один из агентов.
     - Кому отвечать - мне или Джимми? - осведомилась Кэтрин Поффер.
     - Все равно, - махнул рукой агент.
     - Когда он ее бросал! - выпалил Джимми.
     - То есть?
     - Ну, когда хлопалка  была  у него рядом с ухом, как мяч у  футбольного
защитника перед броском.
     - Ага, - сказал агент.
     - Он был левша, - пояснил Джимми Уилкес.
     - Ага.
     - И тут как бабахнет! - Джимми раскинул руки, показывая, до чего мощный
получился взрыв.
     - И от него осталась только половина, - вставила Кэтрин Поффер.
     -  Нога отлетела в песочницу, но  там в  тихий час  никто не играет,  -
сказал Джимми.
     - Вы видели, кто принес хлопалку в школу?
     - Никто ее не приносил. Она там уже была, - пожал плечами Джимми.
     - Но кто-то ведь должен был ее принести? - не отставал агент.
     - Может, новенький? - предположила Кэтрин.
     - Скорее, кто-то из взрослых, - сказал агент. - Вы не видели поблизости
посторонних?
     - Подходил мороженщик. Потом он ушел, - сообщил Джимми.
     Допрос   продолжался.   Агенты  уже  успели  поговорить   с   продавцом
мороженого, но тот ничего подозрительного не заметил. Он был не  из тех, кто
утаивает сведения. Это в  Бруклине люди сидят за семью замками и носа наружу
не  кажут,  а  здесь, в  самом сердце Америки, достаточно забрести  в  город
бездомной собаке, как об этом  становилось известно всем и каждому, и всякий
не просто изъявлял готовность  обсуждать эту новость, но и  имел свое мнение
относительно  того,  что  это  за  собака -  коммунистическая  или,  скажем,
сорвавшаяся  с  поводка у  мафии. В  этом  маленьком,  до  одури  вылизанном
американском городке каждый житель не только знал всю подноготную соседа, но
и  сгорал  от нетерпения обсудить ее  с первым  встречным. Но убийцу мистера
Калдера не  видел  никто.  И хотя  всякий  был  готов  сотрудничать  с ФБР -
"ребята, можете на нас рассчитывать", - никто не имел ни малейшего понятия о
том,  кто  мог подложить бомбу. Кстати,  с  чего это  ФБР занесло в  Фэрвью?
Кажется, это преступление нефедерального уровня. Уж не был ли мистер Калдер,
чего доброго, шпионом?
     - Нет, мэм.
     - Тогда, может быть, засекреченным ученым?
     - Нет, сэр.
     - А-а, значит, большой cappucino из мафии, порвавший со своей семейкой!
     - Тоже нет.
     - Но его убрали специально? Это не ошибка?
     - В общем, мэм, мы полагаем, что  его  устранение было, что называется,
преднамеренным.
     - Еще бы! Люди просто так не взрываются.
     Пока одни агенты болтали с малышней о хлопалках, в-о-от таких взрывах и
песочницах, другие собирали  на игровой площадке ошметки человека по фамилии
Калдер.
     -  Подумайте,  может  быть, вы вспомните что-нибудь еще?  - не отставал
агент.
     - Он взорвался, как "дамский пальчик". Ба-бах! Ну, сами знаете, как они
хлопают, если их поджечь, - сказал Джимми.
     - "Дамские пальчики" - это такие шутихи. Они запрещены. Я в них никогда
не играю, - заявила Кэти Поффер.  - Не  то, что Джимми... Или  Джонни Круз и
Ирен Блазинипс. Она показывала мальчишкам глупости! Я сама видела!
     - А ты таскаешь печенье перед сном!  - Джимми был готов выдать  девочку
фэбээровцам с потрохами, но те не проявили интереса ни к шутихам, ни к тому,
что, кто  и кому показывал;  их интересовал мистер Калдер - человек, недавно
появившийся в этом городке и взорвавшийся, как "дамский пальчик", так что от
него мало что осталось - да, в этом смысле он и впрямь смахивал на шутиху.
     Джимми  запомнил еще  кое-что, только  это  вряд ли  могло  кого-нибудь
заинтересовать. Им подавай про взрыв, а  не про новенького, который сшивался
в это время на площадке.  Он никому не  позволял играть с хлопалкой, а когда
появился  мистер Калдер, то  сразу позвал  его;  должно быть, он  его знал -
иначе почему он обратился к нему "мистер Калдер"?
     - Мистер  Калдер, говорят, вы  умеете  бросать  футбольные мячи, а  вот
хлопалку ни за что не бросите, спорим? - подзуживал его новенький.
     У   всех   на   глазах   мистер   Калдер   взял   хлопалку.   Новенький
предусмотрительно  отошел в дальний конец площадки,  а  Калдер поднес желтую
пластмассовую  хлопалку к уху, совсем как игроки в американский футбол перед
броском. И когда хлопалка была готова взмыть в воздух, прогремел взрыв.
     От  мистера Калдера мало что осталось. Вблизи медпункта незнакомые люди
вели поиск рассеявшихся частей его тела. Понаехали телевизионщики, вспыхнули
прожекторы, и все  заговорили о том,  как  это ужасно  для Джимми и  Кэти  -
пережить такой ужас в их нежном возрасте. Кэти не выдержала и разревелась, а
раз Кэти  заревела, и к  тому же все  вокруг бубнят,  какой ужас им пришлось
пережить,  а  мать  прижимает  его  к  себе,  словно  и  впрямь  разразилась
катастрофа, то Джимми тоже залился слезами.
     - Бедняжки! - посочувствовал кто-то.
     Джимми  стал  всхлипывать еще судорожнее - а все из-за мистера Калдера,
взорвавшегося, как шутиха, от которой мало что остается после взрыва.
     Изучая  собранный  за  день  материал, агенты  смотрели вечерний выпуск
теленовостей:  двое  плачущих  перед  камерой   малышей,   школьная  игровая
площадка, дом Калдера...
     - Скромный  домик  на улице, за  которой  прекрасно следят коммунальные
службы... - вещала дикторша местной телестанции.
     - Следят - это точно. И не  только дворники, - пробурчал агент, который
допрашивал детей. - Даром, что  ли, мы  держали под наблюдением  все вокруг!
Тем  более  сосед  сзади -  отставной  десантник.  -  Агент  крякнул и снова
погрузился в  свои  записи.  В  детскую  игрушку  каким-то  образом  удалось
запрятать взрывчатку. Вот  только зачем Калдеру  приспичило брать ее в руки?
Как произошло, что к ней первым не прикоснулся и не взорвался вместо Калдера
кто-нибудь из ребятни?
     Как они пронюхали, что объект переместился  в Фэрвью? Он сменил фамилию
на "Калдер", когда его дети  были еще  младенцами, так что даже они не знали
его настоящей фамилии. На заводе, где он служил помощником ответственного по
снабжению, тоже не знали его  настоящей фамилии - за этим следил специальный
агент.
     Приезжих  в  Фэрвью  не было.  И не  могло  быть  - иначе об этом мигом
прознал бы весь городок. Именно  поэтому в  свое время выбор пал  на Фэрвью.
Все  до одного обитатели городка общались  между собой. Главным  их занятием
были сплетни. Плюс работа на единственном заводике.
     Агент,  отвечавший за  расследование, в свое время лично  подбирал  для
Калдера  город.  Уж он-то  постарался на  славу!  Главный по округу  от  ФБР
растолковал  ему,  что  сохранить  человеку  по  имени  Калдер жизнь  значит
обеспечить себе продвижение по службе:
     "Если он выживет, тебе гарантировано повышение".
     Яснее не скажешь. И категоричнее!
     Калдер был  всего лишь одним из семисот свидетелей обвинения, которых в
интересах властей  прятало ежегодно министерство юстиции. Семь сотен  душ! И
ни один за последние десять лет не был раскрыт до суда. Министерство юстиции
придавало   этому  большое  значение:  оно  стало  прижимать  организованную
преступность по  всей стране,  и теперь преступный  мир отреагировал в своем
традиционном духе.
     Конечно, ловкий адвокат может дискредитировать в суде любого свидетеля,
но бандиты давным-давно  смекнули,  что самый надежный способ  избавиться от
чересчур  разговорчивого очевидца - это  покончить с ним. В  двадцатых годах
дать  свидетельские показания  против рэкетира  значило  гарантировать  себе
смертный приговор.  Секретарша, свидетель перестрелки, головорез, работающий
на  враждебную  группировку,  -  руки мафии дотягивались до любого,  даже  в
тюрьме.  Защитники  с полным на  то  правом добивались  игнорирования  судом
подписанных  свидетелем  показаний, поскольку смерть свидетеля не давала ему
возможности предстать перед судом для перекрестного допроса.
     Вот  почему  лет  десять  тому назад  в  министерстве  юстиции  созрела
счастливая идея: почему бы свидетелю не  сменить личность и не  зажить новой
жизнью, чтобы спокойно  дотянуть  до  суда? После суда  - опять новая жизнь,
причем  под наблюдением, чтобы  чего  не  вышло.  Система заработала: теперь
свидетели знали, что могут давать показания, не опасаясь за свою жизнь.
     Так думал и человек, звавшийся Калдером.
     В номере  мотеля,  где  остановился  агент,  зазвонил телефон.  Это был
главный по округу от ФБР.
     Агент заговорил первым:
     - Вместе с отчетом я подам прошение об отставке.
     - Отставки не потребуется.
     - Бросьте  официальную чушь! Я-то знаю, что меня ждет ссылка в Анкоридж
или еще куда-нибудь, где мне не выжить.
     - Ни вы, ни мы, ни я этого еще не знаем. Продолжайте работать.
     -  Не станете же вы утверждать,  что  агент, впервые за  десять лет  не
сумевший   уберечь  свидетеля  правительства,  не  подвергнется   наказанию?
Бросьте, я не маленький!
     -  К  сожалению,  вы не первый.  Сегодня  утром  мы  лишились еще двоих
свидетелей, -  успокоил  его главный по округу. - Похоже,  система трещит по
швам.
     В санатории под названием  Фолкрофт,  что на берегу залива Лонг-Айленд,
компьютеры принимали информацию о подробностях  случившегося  в  Фэрвью и  в
других местах. Компьютерная сеть была устроена таким образом, что все данные
сходились   в   одном   единственном   кабинете.  Окна   его  были   забраны
непроницаемыми  снаружи  стеклами,  а  на  широком  письменном  столе  стоял
компьютерный терминал, работать  на котором было  невозможно,  не зная кода.
Сведения о трагедии в Фэрвью сошли с принтера последними. Усталый человек  с
лицом, смахивающим на выжатый лимон, прочел все три сообщения. В отличие  от
главного  от  ФБР  по  округу Оклахома,  доктор  Харолд  В.  Смит  не просто
догадывался, что гибнет система, стоившая десяти лет  напряженного труда,  -
он знал, что это именно так.



     Его звали Римо.  Сосед по столу в гостиничном ресторане вцепился в Римо
намертво.  Знает  ли Римо, что  он  и  его спутник,  выходец  с  Востока, со
страшной   силой   излучают   тета-волны,  но  при  этом   функционируют  на
альфа-уровне?
     Этого Римо не знал. Он попросил соседа передать соль.
     Сосед  не  сомневался,   что   Римо   и  его  пожилой  друг  с  Востока
функционируют  именно  в  этом  режиме,  в  противном случае  как  объяснить
вчерашнее происшествие?
     Соль, пожалуйста.
     Конечно, вот вам соль. Иного объяснения попросту не существует - таково
было мнение доктора  Чарлиза, Аверелла Н. (не путать с Авереллом Гарриманом,
ибо  доктор Чарлиз не имеет  никакого отношения  к процветающей и знаменитой
семье железнодорожных  магнатов).  Он  - всего-навсего бедный  парапсихолог,
пытающийся   донести  до  сознания  людей,  какие   великие  силы  таятся  в
человеческой природе. На его визитной карточке значилось:

     Д-р Аверелл Н. Чарлиз
     Президент
     Институт изучения потенциала мозга
     г. Хьюстон, Техас

     Он прибыл в Мехико-Сити, где как раз проводились  Панамериканские игры,
чтобы доказать свою теорию. Впрочем, она не нуждалась в доказательствах, так
как в основе ее лежал установленный факт. Факт! Люди, излучающие тета-волны,
способны совершать подлинные чудеса.
     Внезапно рядом с тарелочкой с  завтраком Римо,  состоявшего  из риса  и
воды, лег листочек с  диаграммой. Диаграмма напоминала  разноцветную радугу.
Вверху  группировались  желтые тона: это  был  сознательный уровень мозговой
деятельности; тета-уровень был обозначен темно-синим цветом.
     Римо оглянулся в поисках официанта. "Эль-Конкистадор" представлял собой
современный  отель, задуманный как подражание  ацтекскому  храму;  официанты
были наряжены в  ацтекские одежды, однако  музыка в ресторане звучала далеко
не ацтекская.
     -  Если я  вам докучаю, так и  скажите, - молвил доктор Чарлиз,  пухлый
человечек  лет тридцати  пяти с  копной уложенных феном  и обильно  покрытых
лаком русых волос.
     - Вы  мне  надоели, -  ответствовал Римо,  пряча сложенную  диаграмму в
нагрудный карман светлого клетчатого пиджака Чарлиза.
     - Отлично. Откровенность - основа для доверительных отношений.
     Римо разжевал несколько рисовых зернышек и  запил  их глотком  воды. За
соседним столиком уплетали ростбиф - толстый кусок сочного, красного мяса, и
Римо не мог отвести от  него  взгляд.  Давненько он не ел мяса!  Его  память
затосковала  по ростбифу.  Именно память, ибо теперь тело диктовало ему, что
он должен есть.  Он помнил, конечно, какая  славная штука -  ростбиф, но все
это осталось в прошлом.
     -  Вчера я понял, что вы  - необыкновенный  человек, - гнул свое доктор
Чарлиз.
     Римо  попытался вспомнить, что  именно произошло вчера  и отчего к нему
прицепился  этот субъект  с  лакированной  шевелюрой,  но  так  ничего и  не
вспомнил.  Ничем  особенным они  накануне  не занимались -  просто отдыхали,
нежились на солнышке и, конечно, тренировались. Впрочем, Чарлиз ни за что не
отличил бы  их  тренировку  от  расслабленной  дремоты.  Именно  так  она  и
выглядела   для   непосвященных,   поскольку   тело  Римо   давно   достигло
максимального  уровня совершенства, и теперь он совершенствовал свои мозг, а
этому занятию  не было  пределов.  Все  новое,  что  он теперь мог  усвоить,
касалось уже не тела, а исключительно мозга.
     Чарлиз  снова  развернул  диаграмму  и  отодвинул  тарелочку  с  рисом,
объяснив, что это единственный  экземпляр, и ему не хотелось бы запачкать ее
пищей.
     Римо  вежливо  улыбнулся, взял  диаграмму  двумя пальцами и разорвал по
диагонали. Затем он превратил две  половинки в четыре кусочка, а эти  четыре
кусочка - в восемь. Бумажки он запихнул в разинутый рот доктора Чарлиза.
     -  Фантастика!  -  промычал доктор Чарлиз, отплевываясь. Уголок с синим
тета-уровнем  спланировал  в  самую  середину тарелки с рисом. Нет,  с  него
довольно. Римо поднялся из-за стола. Он был худощав и высок - примерно шесть
футов, плюс-минус  дюйм, в зависимости от того, какое применение он  находил
своему  телу  в данный  конкретный момент. Скуластое  лицо.  В  глубине глаз
таилась  темнота беспредельного и невесомого пространства. На нем были серые
брюки и темная водолазка. Обут он был в мокасины. Когда он проходил по залу,
несколько женщин проводили  его взглядами. Одна  даже позеленела  и с трудом
подавила тошноту, когда перевела взгляд с Римо на собственного мужа.
     Доктор Чарлиз семенил следом.
     -  Сами  вы, скорее  всего,  даже не  помните,  что  натворили вчера, -
тараторил он. - Это случилось у бассейна.
     - Отстаньте! - бросил Римо.
     Однако доктор Чарлиз проводил его до лифта. Римо проскользнул  в лифт в
последний момент,  когда дверь готова была закрыться. Кабина останавливалась
почти на каждом  этаже; доехав до своего  четырнадцатого, Римо обнаружил  на
площадке улыбающегося д-ра Чарлиза.
     - А все  благодаря позитивному мышлению,  - сообщил тот.  -  С  помощью
телепатии я заставил свою кабину двигаться без остановок.
     - Вы сделали это, обратившись к кнопкам на пульте?
     - В общем, да, - признался доктор Чарлиз. - Но что дурного в том, чтобы
помочь  воплотиться  позитивному образу? Человек способен  реализовать любую
фантазию. Если нечто существует в вашем воображении, вы можете воплотить это
в жизнь.
     - Хорошо, тогда  я воображаю,  что вы оставили меня в покое,  - буркнул
Римо.
     - А мое воображение сильнее, и я представляю себе, что  вы отвечаете на
мои вопросы.
     - Тогда я представляю  себе,  что  вы  валяетесь  вот на  этом ковре  с
выбитыми зубами и не можете задать ни одного вопроса.
     Доктор Чарлиз нашел сей ответ весьма забавным; сам он  воображал в этот
момент,  как Римо  посвящает  его  в  тайну своей  мощи.  Римо чуть  заметно
улыбнулся, готовясь  продемонстрировать доктору Чарлизу,  как сокрушительный
удар правой рукой  пересиливает любую мысль.  Но  тут доктор  Чарлиз  сказал
нечто, заставившее Римо отложить расправу и проявить интерес к теориям этого
зануды.
     - Весь секрет - в дыхании, - говорил доктор Чарлиз. - Я это точно знаю.
Дыхание - главный инструмент для управления несметными богатствами мозга. Да
будет вам  известно,  диаграмма, которую я вам подсунул,  была напечатана на
бумаге с нейлоновой основой. Ее невозможно разорвать руками.
     - Не понял?!
     - Диаграмма  была у меня всего в  одном экземпляре. Я всюду  носил ее с
собой. Чтобы ее сохранить, я попросил, чтобы ее  нанесли от  руки на прочную
нейлоновую сетку, усиленную стальными  нитями. Это все равно что покрышка  с
металлокордом. А вы порвали ее как бумагу.
     -  Я  пытаюсь  понять, что  к  чему...  Что  вы  знаете  о  дыхании?  -
поинтересовался Римо.
     - Вчера я видел вас возле бассейна. С этим вашим японцем.
     - Он кореец. Никогда не называйте его японцем, - предупредил Римо.
     - И я увидел, чем вы занимаетесь. Я засек время.
     - Что?! Никто не смог бы понять, что это тренировка.
     - Вас выдала диафрагма.
     - Каким образом?
     - Своей неподвижностью. Я наблюдал, как ваше дыхание замедлялось; потом
у вас перестала двигаться  диафрагма. И это продолжалось двадцать две минуты
пятнадцать секунд. У меня есть секундомер, я всегда засекаю время.
     - Не могли бы мы поговорить где-нибудь с глазу на глаз?
     - Меня... Как  бы это сказать? В  общем, меня выставили из номера. Но я
не теряю надежды  с помощью телепатии сделать так, чтобы кто-нибудь  оплатил
мой счет.
     - Нет-нет,  телепатия меня не интересует. Я хочу узнать насчет дыхания,
- поспешно сказал Римо.
     -  Увидев,  как  вы  контролируете  дыхание, я понял,  что  вы  сумеете
разорвать мою диаграмму...
     - Погодите, - прервал его Римо, - не  здесь, не  в  холле. -  Он подвел
доктора Чарлиза к двери в свой номер. Приоткрыв  дверь,  он приложил палец к
губам.
     Хрупкий  человек азиатской наружности  с жиденькой  седой  бороденкой и
седыми волосками вокруг  лысой  макушки восседал  в зеленовато-желтом кимоно
перед телевизором и что-то бормотал. Актеры в программе, которую он смотрел,
разговаривали по-английски. Римо провел доктора Чарлиза в соседнюю комнату.
     - Не знал, что здесь тоже крутят американские "мыльные оперы", - сказал
доктор Чарлиз.
     - Их здесь не крутят. Он специально записывает их на видео. Ни одной не
пропускает.
     - Что он сейчас сказал?
     - Он сказал по-корейски, что эти программы - отъявленная чушь.
     - Тогда зачем он их смотрит?
     - Имея дело с Мастером Синанджу, спрашивать зачем бессмысленно.
     - С кем?
     - Неважно. Так мы говорили о дыхании...
     Доктор Чарлиз  пустился  в  объяснения.  На разных уровнях мыслительной
деятельности  человеческий мозг испускает различные волны. Уровень "альфа" -
так называемые альфа-волны  -  означает  спокойствие,  творческий потенциал,
наличие экстрасенсорных способностей. На более глубоком  уровне  испускаются
так называемые тета-волны, и человек становится способен  на  необыкновенные
поступки. Это -  известный факт. Скажем, Римо наверняка приходилось слышать,
как  женщина  приподнимает  автомобиль,  чтобы помочь выбраться из-под  него
своему ребенку.  Или  взять человека, удирающего  от  опасности: при этом он
способен перепрыгнуть через забор такой высоты, что  если бы он проделал это
на стадионе, ему была бы обеспечена олимпийская  медаль. А что вы скажете  о
счастливчике,  упавшем с  большой  высоты  и оставшемся целым и  невредимым?
Откуда у человека берутся эти сверхъестественные способности?
     - Вернемся  к  дыханию,  - предложил Римо. - Какое оно имеет  ко  всему
этому отношение?
     - Именно  благодаря  ему  мы выяснили, что люди  способны испускать эти
волны  усилием воли. Все дело  в  расслабленном  процессе дыхания, когда оно
замедляется. Так расчищается путь к могуществу.
     - Вы тоже так умеете?
     -  Не столько  я, сколько  другие - сам  видел. Понимаете,  я больше не
представляю институт. Там сидят ужасные зануды.
     - В каком смысле?
     -  Всякие  комиссии,  придирки...  Они  считают,  что  эту  силу  можно
использовать только для добрых дел, а  по-моему, сила есть сила, она -  сама
по себе щель.
     - Наверное, вас поймали на хищениях?
     - Нет,  произошел несчастный  случай.  Меня  обвинили  в  смерти  одной
девочки, а по мне, что  значит жизнь одного ребенка, когда я могу спасти все
человечество? Я, доктор Аверелл Чарлиз! С вами на пару мы могли бы сколотить
целое состояние.
     - Так вы говорите, все дело в дыхании?
     - Совершенно верно.
     Римо слушал. Он узнал об институте, об узколобом руководстве института,
о том, что доктор Чарлиз на самом деле никакой не доктор, то есть доктор, но
в широком смысле слова. Раз одни люди присуждают звания другим, то и он счел
себя вправе присудить это звание достойному человеку - себе.
     - Вы тоже можете называть себя доктором, - порадовал он Римо.
     - Стало быть, все дело в дыхании, - напомнил тот.
     Ближе к вечеру в гостиной раздался щелчок выключаемого телевизора. Римо
кивнул доктору Чарлизу, приглашая его следовать за собой.
     Когда они вошли в гостиную, старый азиат повернулся к ним лицом.
     -  Папочка,  -  молвил Римо, - я  хочу  познакомить  тебя с  интересным
человеком. Секреты Синанджу ему неведомы, его  не натаскивал учитель.  Своей
премудрости он набрался в американском городе Хьюстоне, штат Техас, от белых
людей.
     Чиун  спокойным  взором  окинул   гостя  с  лакированной   шевелюрой  и
широченной улыбкой, как у члена  "Ротариклуба".  Потом он отвернулся, словно
гость заинтересовал его не больше апельсиновой корки.
     -  Доктор  Чарлиз, позвольте  представить вам Чиуна, последнего Мастера
Синанджу.
     -  Рад  с вами  познакомиться,  сэр, -  пропел доктор Чарлиз и протянул
корейцу свою пухлую ладонь.
     Чиун и ухом не повел. Доктор Чарлиз в растерянности посмотрел на Римо.
     - У него своеобразная манера здороваться, - пояснил Римо.
     Эта своеобразная манера, судя по  всему, состояла в  том, чтобы сидеть,
отвернувшись, пока Римо пересказывал ему услышанное от доктора Чарлиза.
     -  Все  дело в дыхании, - говорил Римо.  - Никакой мистики, все  вполне
обыденно. Просто добрая старая американская наука. Фокусы белых людей.
     Чиун усмехнулся.
     -  Мне  предлагается  поверить,  будто  внушающее ужас могущество  Дома
Синанджу уместилось в пилюлю? Что  века дисциплины и мудрости можно втиснуть
в лабораторную пробирку?
     - Никаких пробирок, - заверил его Римо. - Все дело в дыхании.
     - Говоря о дыхании, мы  подразумеваем приближение к  целому,  дарующему
силу,  -  молвил Чиун.  - Когда о  дыхании  рассуждает  этот человек,  то он
подразумевает вульгарное пыхтение.
     -  Я так не  думаю,  папочка. По-моему,  они  вполне  могли  на  что-то
наткнуться. Хотя бы по чистой случайности.
     - Я так рад  знакомству  с вами, сэр! Меня зовут Чарлиз. Доктор Аверелл
Чарлиз  - только  никакой связи с Авереллом Гарриманом, миллионером. А вы  -
мистер Чиун?
     Чиун задумчиво разглядывал голубое мексиканское небо за окном.
     - Он не любит обсуждать такие вещи с чужими, особенно с иностранцами.
     - Я  не иностранец, - возразил доктор  Чарлиз, - а такой же американец,
как и вы.
     Римо  расслышал,  как  Чиун  бормочет  по-корейски,  что белизну  можно
вытравить из головы, но не из души.
     - Теперь можете говорить. Он слушает, - сказал Римо.
     Доктор  Чарлиз принялся  рисовать на  салфетках,  обнаруженных  им  под
ненужной  постояльцам  номера  пепельницей,  свои   диаграммы  мыслительного
процесса.
     "Дыхание..."  - размышлял Римо. Прошло уж больше десяти лет с тех  пор,
как он впервые услыхал  эту  странную команду. Больше десяти лет с тех  пор,
как  он  перестал  использовать свое тело  и мозг  лишь наполовину,  а то  и
меньше, как это делают остальные люди.
     То,  что казалось  другим  выдающимися  свершениями, подвигами  силы  и
скорости, на самом деле не требовало от него усилий. Это было так же просто,
как щелкнуть выключателем. Недаром Чиун  говорил, что  усилие  требуется при
неверных действиях. Правильные действия даются легко.
     Римо   познал  науку  правильности,  беря  уроки  Синанджу  -   учения,
получившего  свое  название по имени  селения на западном  берегу Корейского
полуострова, откуда происходили все Мастера Синанджу. Мастера эти переходили
от царя к царю, от  императора к императору, с эпохи фараонов до века Медичи
ставя  свое искусство  на службу правителям  мира,  задерживаясь  при каждом
дворе  на одно,  максимум на два  поколения. Это  были убийцы, работавшие за
еду, ибо в их родной корейской деревушке урожаи были скудны, а  рыба  совсем
не ловилась. Каждый такой Мастер не правил деревней, а просто кормил ее, так
как, не будь его, люди поумирали бы с голоду.
     На  протяжении  веков  за  ними  наблюдали,  пытались им  подражать. Но
подражатели,  как  выразился Чиун,  видели  только  кимоно, а  не  человека,
одетого в него. Они видели  удары - когда удары были  достаточно медленными,
чтобы  их мог засечь человеческий  глаз.  Из  этих ударов,  пинков и  прочих
медленных,  доступных  человеческому  взгляду  движений  родилось  искусство
каратэ, ниндзя, тайквандо и прочие так называемые боевые искусства.
     Однако все это - не более чем лучи. Источник света,  само солнце -  это
Синанджу.
     В   скитаниях,   обычных  для  Мастеров  Синанджу,  теперешний  Мастер,
именуемый Чиуном,  повстречал  американцев,  сказавших  ему:  "Возьми  этого
человека  и  обучи своей премудрости". Случилось  это  более десяти лет тому
назад.  Обучение  началось  с техники удара, а  потом дошло  до самой  сути,
дыхания, - это слово потому  и взволновало  Римо, что  он, уроженец  Запада,
всегда пытался  объяснить  самому  себе,  что  такое  Синанджу,  в  западных
терминах - и всякий раз неудачно.
     Возможно, Чиун прав,  считая,  что  Синанджу  невозможно  истолковать в
терминах Запада. А может быть, это вовсе не так?
     Римо слушал  доктора Чарлиза; Чиун, казалось,  погрузился в созерцание,
однако Римо знал, что Мастер Синанджу не пропускает ни единого слова.
     -  Итак, вы  видите, -  сказал доктор Чарлиз в  заключение,  -  люди не
полностью   используют   свои   возможности.   Более   девяноста   процентов
человеческого мозга  так никогда  и не находит применения.  Мы же видим свою
цель в том, чтобы полностью реализовать потенциал человека.
     Чиун  наконец-то  соизволил  взглянуть  на  Чарлиза,  чье  пухлое  лицо
покрылось потом, несмотря на даруемую кондиционером прохладу,  как и  должно
быть в шикарных апартаментах на четырнадцатом этаже отеля "Конкистадор".
     - Значит, вы что-то заметили? - осведомился Чиун.
     - Еще бы! - осклабился доктор Чарлиз.
     Тощая рука  Чиуна  с  длинными ногтями сделала  вращательное  движение,
привлекая внимание Римо.
     - Ерунда, - откликнулся Римо.
     -  Раз  уж,  Римо,  ты  пригласил  незнакомца  к  нам  в   дом,  можешь
продемонстрировать   ему  свое   искусство.  Пусть  это  будет  какой-нибудь
пустяковый прием. Мне не хочется, чтобы ты ударил в грязь лицом.
     Римо  пожал  плечами.  Упражнение  было  не  из  трудных.  Весь  секрет
заключался в размеренности движений.  Нужно было подойти к стене и прижаться
к  ней так,  чтобы  нос ощутил  запах  пыли  в углу,  затем,  используя силу
инерции, взбежать по стене,  на короткий миг повиснуть головой вниз, а потом
спрыгнуть, успев встать на ноги прежде, чем  голова  врежется в пол. Подобно
многому другому в Синанджу,  здесь видимость подменяла реальность: ноги лишь
подчинялись инерции тела, устремленного ввысь, а зрителям казалось, будто ты
шагаешь по  стене; вся штука заключается в том, чтобы  использовать  инерцию
движения тела, возникающую от соприкосновения со стеной.
     -  Ну и дела! - всплеснул руками  доктор Чарлиз.  - Вы умеете ходить по
стене!
     - Ну, это не совсем так... - скромно поправил его Римо.
     - Вы тоже хотели бы этому научиться? - спросил Чиун Чарлиза.
     - О, тогда я стал бы богачом и откупился от родителей!
     - От каких родителей?
     - Ну,  этой чертовой  девчонки!  Я демонстрировал обучение  плаванию  с
использованием воображения. Проклятая!
     - Что же произошло? - поинтересовался Римо.
     -  Она, видите  ли, запаниковала!  Она  мне не поверила!  А  ведь  я ей
говорил: поддашься панике  -  утонешь, сумеешь  расслабиться -  все  пройдет
отлично... Родители отказались от иска. Но вы знаете, что такое американский
суд:  это  его  не  устроило. А ведь меня  ждал  настоящий  успех: я  мог бы
торговать своей программой по подписке.
     - Вы погубили ребенка? - снова подал голос Чиун.
     - Она сама  себя погубила!  Послушалась бы меня  - выплыла  бы, а  я бы
прославился. Но  эта чертовка  принялась  звать  на помощь мамочку.  Дьявол!
Местная пресса была уже тут как тут.
     - Понятно, - кивнул Чиун. - Если бы ребенок  выполнил ваши  инструкции,
то выжил бы.
     - Несомненно. На сто процентов. Клянусь Богом! - подтвердил Чарлиз.
     - Тогда я сам научу вас ходить по стенам, - сказал Чиун. - От человека,
наделенного столь крепкой верой, секретов быть не должно.
     Это удивило  Римо.  Он  знал,  что даже самые неумолимые убийцы считают
преднамеренное убийство ребенка смертным грехом.  Учиненное Чарлизом было не
чем иным,  как преднамеренным убийством. Во всяком случае, в глазах  Мастера
Синанджу, ибо, требуя безукоризненной дисциплины от взрослых, Синанджу учит,
что на детей  можно  воздействовать только любовью. Окружая ребенка любовью,
ты даешь ему силы на долгое странствие по жизни, в которой так мало любви.
     Чиун сказал,  что урок  состоится вечером. Римо слушал его  разговор  с
доктором Чарлизом. Частично он касался  правил Синанджу, но по большей части
был, выражаясь словами самого Чиуна, "куриным пометом".
     На закате  в  номере раздался телефонный звонок. Тетушка  Римо по имени
Милдред отправляется за город. Она прибудет на место в три утра, причем Римо
не следует беспокоиться по поводу камней, обнаруженных у нее в почках. Таков
был текст телеграммы, зачитанной компанией "Вестерн  Юнион". Римо и не думал
беспокоиться  о  тетушке  Милдред  и  ее почечно-каменной  болезни.  Никакой
тетушки Милдред у него не было. У него вообще не было ни единой  родной души
- по этой самой причине  люди,  нанявшие Чиуна,  выбрали в  качестве ученика
именно его.
     В  час  ночи  Чиун,  Римо  и  доктор  Чарлиз,  без умолку  болтавший  о
потенциальных  возможностях  человеческого  мозга,  преодолели  по  запасной
лестнице  пятнадцать  этажей  и вышли  на  крышу  отеля. Внизу  сиял  огнями
Мехико-Сити - город, когда-то  возведенный на болоте,  а  теперь  невероятно
разросшийся  и  сам  опиравшийся  на  развалины древних городов.  Воздух был
пыльным  и горячим - несмотря  на ночь,  дышать  было  нечем даже  на крыше.
Видимо, нечто  подобное испытываешь, находясь в кастрюле с хорошо пригнанной
крышкой. Чарлиз взмок от пота: спереди  его рубаха выглядела так, словно его
окатили ведром воды.
     - Верите? - спросил Чиун.
     - Верю, - откликнулся доктор Чарлиз.
     - Займитесь дыханием, а потом я покажу вам фокус, - сказал Чиун.
     Чарлиз зажмурился и сделал три глубоких вдоха.
     - Я готов.
     - Ваше тело - воздух,  - тихо и монотонно заговорил Чиун. - Вы плывете,
как воздушный  шарик. Теперь вы стоите на  тропе.  Под ногами  у вас твердая
почва. Вы идете. Теперь тропу перегородила невысокая стена.
     Чарлиз коснулся низенького парапета. Еще шаг - и на расстоянии тридцати
этажей можно было увидеть тротуары Мехико.
     - Перелезьте через  эту стенку и остановитесь на  ступеньке позади нее.
Ступени широки, но вам  нужна  только узкая полоска. Вам ничего не угрожает.
Вы стоите на широких ступенях. Вы в безопасности, - говорил Чиун.
     Чарлиз перелез через стенку.
     - Да, я нащупал ступени, - проверещал он. - Вот это да! Действует!
     Римо  знал, что  Чарлиз  нащупал  вовсе  не  ступени, а  трещины  между
кирпичами.  Краями  кирпичей  еще можно  воспользоваться для  стремительного
восхождения, однако  удержаться на таком выступе  невозможно - человек мигом
теряет равновесие.
     -  Вы спокойно спускаетесь по ступеням -  широким ступеням, - продолжал
Чиун.
     Тело  Чарлиза пошло вниз. Один кирпич,  другой... Римо подошел  к  краю
крыши, над которым навис Чиун. Чарлиз медленно спускался по фасаду, опираясь
всего лишь  на  каблуки, впивающиеся в тоненькие выступы кирпичей. Сперва он
был виден по пояс, потом только до плечей, потом на виду осталась только его
голова.
     -  Сейчас  можете  повернуться на этой широкой ступени,  -  посоветовал
Чиун.
     Чарлиз медленно развернулся и встал лицом к крыше. Его улыбка напомнила
Римо трещину в спелой дыне. Глаза его были крепко зажмурены.
     - Откройте глаза! - приказал Чиун.
     - Действует, действует! - вскричал Чарлиз, глядя вверх на Чиуна с Римо.
     - А теперь, - проговорил Чиун, выставив вперед палец, - я даю вам самый
важный  совет. Он  столь же важен,  как и  тот, что  вы  давали  в  бассейне
ребенку.
     - Знаю, знаю! - откликнулся Чарлиз. - Я смышленый.
     -  Совет этот  таков: не думайте о том, как будет выглядеть  ваше тело,
когда оно упадет на землю с этакой высоты.
     Лицо пропало в мгновение ока. А ведь только что оно блаженно улыбалось.
Руки, тщетно пытавшиеся нащупать  опору,  мелькнули в воздухе и исчезли, как
два поплавка, проглоченные уходящим на глубину китом.
     - Я предупредил  его, чтобы он  не думал о том, на что будет похоже его
тело после падения. Надеюсь, он прислушался к моему совету, - молвил Чиун.
     Далеко внизу раздался  хлопок - так  шлепается на непрогретый противень
свежее тесто для пиццы. Это был Чарлиз.
     - Боюсь, ресторан уже закрыт. А я с удовольствием съел бы рыбы,  только
без масла, - признался Римо.
     -  Позволять другим готовить  для себя еду - всегда  риск, -  отозвался
Чиун.  -  Это все  равно  что пустить  в  собственный  желудок  чужие  руки.
Рискованное дело!
     -  Поступил сигнал  от Смитти. У него неприятности. Он будет здесь часа
через два.
     Римо пропустил Мастера Синанджу в дверь, ведущую с  крыши  на лестницу.
Они спустились на пятнадцать этажей и вошли в свой номер.
     - Неприятности?  У императора Смита неприятности? Это хорошо. Император
всегда  становится  разумнее, когда у него  неприятности. В спокойных  водах
убийца испытывает голод. Его  обводят вокруг пальца, оскорбляют,  унижают. В
беспокойные времена мы возмещаем предыдущий недобор.
     - Уж не собираешься ли ты требовать новой прибавки?
     - Прибавки требует  жалкий разгребатель грязи  или сеятель, бросающий в
землю зерна. Я же говорю о заслуженном вознаграждении для Дома Синанджу.
     -  Разумеется,  разумеется,   -   пробормотал  Римо.  Он  знал,  что  в
северокорейскую деревушку подводными лодками  доставляется  золото, как того
требовало соглашение между доктором Харолдом В. Смитом,  представляющим свою
организацию, и Чиуном, представляющим свою деревню. Количество этого  золота
-  а Чиун  отказывался  принимать  бумажные банкноты,  относясь к ним  как к
обещанию, которого очередное правительство может и не выполнить, - постоянно
увеличивалось,   причем   последний,   головокружительный   скачок  расценок
произошел совсем недавно, когда Чиуну удалось настоять на удвоении жалованья
на  том основании, что Римо тоже претендует на звание Мастера  Синанджу, так
как  рано или  поздно  ему придется сменить Чиуна, а следовательно,  деревня
заслужила двойную компенсацию - за двух Мастеров.
     Римо захлопнул за собой дверь номера.
     -  Причитающееся   нам  вознаграждение  должно   быть   снова  удвоено,
поскольку... - начал Чиун.
     - Почему, папочка?
     - Дай подумать.
     - Как, ты еще не придумал?
     - В твоем голосе звучит сердитая нотка.
     - По-моему, это несправедливо по отношению к Смитти.
     - Справедливость?! -  Длинные  ногти  мелькнули  перед лицом  Чиуна, на
котором   выражение   безмятежности   сменилось    крайним   удивлением.   -
Справедливость...  Кто  думал  о  справедливости, когда  Тамерлан закрыл для
Востока  путь   плодотворной  деятельности  на  все  время  правления  своих
потомков?  А  как  обстояло  дело  со  справедливостью  во мрачных  глубинах
европейской истории?
     Под "мрачными глубинами" Чиун подразумевал посленаполеоновские времена,
когда  наступил  почти  вековой  мир,  всего раз  прерванный  войной,  и  то
ненадолго. Хуже всего было  то,  что не  нашлось ни  одного  претендента  на
престол,  которому  потребовалось  бы втихаря  убрать правящего  монарха под
покровом темноты. В те годы деревня Синанджу жила впроголодь.
     - Возможно,  это тебя удивит, папочка, но Смитти - не Австро-Венгерская
империя.
     - Он белый. И поэтому должен нести ответственность за преступления всех
белых против Дома Синанджу!
     - Тот, кто обманывает Дом Синанджу, не жилец на этом свете.
     - Обманывать можно по-разному. Платя тебе меньше, чем ты  заслуживаешь,
я тебя надуваю. Но даже если я поступаю так потому, что ты согласен работать
за меньшую плату, это не перестает быть надувательством.
     - Когда же такое бывало?
     - Согласно  вашему календарю,  в восемьдесят втором  году до  Рождества
Христова, а в  новую эру - в сто сорок седьмом,  триста  восемьдесят первом,
пятьсот шестьдесят  втором,  девятьсот четвертом,  тысяча  триста  пятьдесят
первом, тысяча восемьсот двадцать втором и тысяча девятьсот сорок четвертом,
когда была депрессия.
     - Какая депрессия? Тогда шла мировая война!
     - Для Дома Синанджу это и есть депрессия. В войну полагаются на местные
таланты.
     - Ничего не поделаешь, мобилизация, - молвил Римо.
     Чиун принялся  объяснять, что для Дома  Синанджу хорошие времена  - это
когда  ведутся небольшие  войны  или  ходят  слухи  о  близкой войне,  когда
общество оказывается на  пороге революции  и  когда правители плохо спят  по
ночам, терзаемые мыслями о возможных  узурпаторах.  Сейчас  наступило именно
такое время, и он, Чиун, будучи Мастером Синанджу, просто обязан выторговать
побольше,  ибо  -  а тут  существует  четкая  периодичность  -  не за горами
свирепая война, когда на помощь призываются  дилетанты,  или  свирепый  мир,
когда никто не призывается на помощь.
     - Я не возражаю против мира, папочка, против того, чтобы люди сидели по
домам, не  опасаясь  соседей.  Я верю в  такие  вещи. Поэтому я и работаю на
Смитти.
     - Ничего, это меня  не тревожит.  Ты  еще повзрослеешь.  Ведь  ты начал
учиться всего лишь несколько лет назад.
     И Чиун снова пустился в повествование о том, какой  бедной была деревня
Синанджу и как из-за нехватки еды там  приходилось умерщвлять новорожденных:
матери  бросали  младенцев  в  холодную воду  залива...  Поэтому Синанджу  и
пришлось посылать  своих  Мастеров  на  чужбину  - во  имя  спасения детских
жизней.
     - Вот  о чем ты должен подумать, когда  тебе начинает  хотеться мира, -
заключил Чиун.
     - Мира не было уже больше двух тысяч лет, папочка! - возразил Римо.
     -  А  все потому,  что  мы мыслим  иначе, чем ты,  - отвечал Чиун,  для
которого обуревающая Римо жажда мира была равносильна накликанию погибели на
младенцев  Синанджу.  Он,  Чиун, не  станет  больше  обсуждать  эту  тему  с
человеком, посвященным в тайны Синанджу, тем более с белым, который остается
глух к предсмертному плачу младенцев.
     Ровно в три часа ночи явился доктор  Харолд В. Смит - сухой, с траурным
выражением  лица и горестной  складкой  у  рта. Его  серый  костюм-тройка  и
полосатый галстук смотрелись в туристском отеле так же, как воспринимался бы
могильный обелиск, внесенный в дом, где празднуют день рождения.
     - Рад вас видеть,  Смитти.  Вы прекрасно  выглядите, -  такими  словами
встретил гостя Римо, полагавший, что это и есть прекрасный вид, поскольку он
никогда  не  видел  Смита  другим.  Однажды,  лет  семь  назад,  ему  как-то
показалось, что Смитти улыбается: его  тонкие губы чуть заметно раздвинулись
в  подобие улыбки, и  Римо поспешил улыбнуться в ответ, но, как  выяснилось,
это едва уловимое смещение  лицевых мускулов было вызвано  зубной болью: ему
давно было пора на прием к дантисту.
     Смит поздоровался с Римо и Чиуном.
     Чиун не удостоил его ответом.
     - Что-нибудь не так? - осведомился Смит.
     - Нет, - ответил Римо. - Обычные дела.
     Чиун соизволил наконец повернуться к гостю.
     -  Приветствую  вас, император  Смит!  -  проговорил  он. - О,  славный
защитник   величайшего    документа,   священной   конституции,   мудрый   и
добродетельный  глава  организации!  Мастер Синанджу скорбит, что не  смог с
самого начала должным образом  приветствовать вас, но сердце вашего  бедного
слуги пребывает в тревоге, а душа смущена невзгодами.
     - Мы уже увеличили выплаты золотом в пользу деревни Синанджу, - ответил
догадливый Смит.
     - Чистая правда, - с поклоном подтвердил Чиун.
     Римо нисколько не удивился, что  учитель принял отпор столь безропотно.
Он знал, что Чиун меняет средства, но не цель.
     -   Придется  побеседовать  здесь,   -  сказал  Смит.  -  В   интересах
безопасности  лучше  было  бы  подняться   на  крышу,  но  мы  лишены  такой
возможности:  вокруг  полным-полно  полиции.  Кто-то  прыгнул и  разбился  в
лепешку. Или его столкнули...
     - Ах! - покачал головой Римо, глядя на Чиуна.
     - Какой ужас! - воскликнул тот. -  Жизнь  с каждым днем преподносит все
новые сюрпризы.
     Смит  кивнул и продолжил: проблема столь серьезна, что если не найти ей
решения, то вся работа организации пойдет насмарку.
     Смит  говорил  минут десять, избегая уточнений  из  опасения, что номер
может прослушиваться.
     Из  слов  Смита   Римо  заключил,   что  в  американской  юриспруденции
существует система, помогающая  охранять свидетелей. Благодаря  ей прокуроры
стали наносить удар за ударом по организованной преступности во всей стране.
Это была самая успешная программа организации за все время ее существования,
способная за пять  лет ликвидировать преступные  синдикаты:  те не смогли бы
принудить своих членов  к повиновению, не будучи в состоянии застраховать их
от тюрьмы. Благодаря новой системе, главари  криминальных структур перестали
чувствовать себя в безопасности.  Человеку,  готовому  помочь властям,  была
обещана  неприкосновенность и  новая  жизнь в  обмен  на  честные показания.
Кодекс молчания, omerta, терял силу день ото дня.
     Так продолжалось до недавних пор. Но внезапно руки мафии  дотянулись до
свидетелей: всего за один день трое из них расстались с жизнью.
     - Гм-м, - промычал Римо. Он понимал, что более  десяти  лет работы идут
коту под хвост. Цель организации была проста - обеспечить  условия для того,
чтобы конституция действовала безотказно. Однако  заложенные в ней принципы,
защищающие  законопослушных граждан,  в то  же время  позволяли  уходить  от
ответственности подрывным элементам, пользующимся неограниченной  финансовой
подпиткой. Если так будет продолжаться и  впредь, стране придется отказаться
от  своей  конституции  и  превратиться  в  полицейское  государство. Именно
поэтому  много  лет  тому  назад  один  из  американских  президентов,  ныне
покойный, учредил  малочисленную группу  во  главе  с доктором  Харолдом  В.
Смитом.  Бюджет организации формировался из  средств,  тайно отчисляемых  из
ассигнований  на другие агентства, ее сотрудники не знали, на кого работают,
и только сам Смит, а также очередной президент знали о ее существовании. Ибо
признать, что правительство нарушает закон ради того,  чтобы обеспечить  его
соблюдение, значило подтвердить, что конституция более не работает.
     Следовательно,  организации под  кодовой аббревиатурой КЮРЕ  как бы  не
существовало, и когда ей требовалось  пополнение, она подыскивала  людей, не
имеющих  родственников,  навешивала   на  них   обвинения   в  несовершенных
преступлениях, организовывала публичную казнь  на электрическом  стуле (Римо
Уильямс стал одним из последних осужденных, "умерших" на электрическом стуле
в штате Нью-Джерси),  но при этом  заботилась о том, чтобы ток оказался чуть
слабее, чем нужно для умерщвления; когда Римо Уильямс очнулся, он официально
числился мертвецом.  Он как  бы не  существовал, но  работал на организацию,
которой, впрочем, тоже как бы не существовало.
     Многочисленные психологические тесты свидетельствовали о  том, что этот
человек будет  служить  на совесть.  На  следующий же день после  казни Римо
свели с Чиуном. Так для него началось длительное странствие  по  дорогам, на
которые  еще  не ступала нога  белого человека, ибо доселе они были доступны
лишь для выходцев из деревни Синанджу.
     Теперь в Римо жило как бы два человека: один  был агентом на  службе  у
КЮРЕ,  а  другой  - молодым Мастером Синанджу. В  то время, как агент внимал
рассказу Смита о том, как многие годы упорного труда могут пропасть впустую,
молодой  Мастер  Синанджу  размышлял  о том, как  приблизиться  к  искусству
максимального  использования  возможностей  человеческого   тела  и  разума,
именуемому "Синанджу".
     Оба  эти  человека  глядели  на  пожилого   корейца,  с   важным  видом
объясняющего доктору Харолду В. Смиту, что, сочувствуя проблемам  императора
- для Мастера Синанджу все президенты, председатели, цари, короли, диктаторы
и директора были  императорами, - он, однако, не  считает для себя возможным
оставаться  на  службе   у   императора  Смита.  Дом  Синанджу  порывает   с
организацией, и на сей раз окончательно.
     - Но почему?! - недоумевал доктор Смит.
     - Потому что теперь речь идет не о том, чтобы избавить вас от врагов, а
о том, чтобы выжить самим. - Чиун нахмурился и потупил взор. - Мы выходим из
игры.
     Смит  спросил, не  требуется ли Дому  Синанджу еще золота, на  что Чиун
ответил, что не все можно купить за золото.
     - Я  удвою выплаты деревне, - пообещал Смит и  добавил  с  сомнением: -
Если это поможет.
     - Услуги Дома Синанджу нельзя купить за золото,  - провозгласил Чиун, -
ибо вы  уже заручились нашей вечной  преданностью  в благодарность  за  ваши
благодеяния.
     К  этому   Мастер   Синанджу  добавил,  что  удвоение  выплат   деревне
представляет собой самую суть монаршей милости.



     В тот самый  момент,  когда Чиун и Римо прибыли  в Форт-Брэгг, Северная
Каролина,  Мартин  Кауфманн во всю  глотку  орал на командира  гарнизона. Из
гневной тирады  Кауфманна можно было  заключить, что он не имеет отношения к
десанту,   уже   двадцать  три  года   не  состоит  на  воинской  службе  и,
следовательно,   как  всякий  американский  гражданин,  имеет  полное  право
покинуть расположение части.
     Однако из объяснений генерал-майора Уильяма  Тэссиди Хапта,  сложившего
руки на  крышке девственно-чистого  письменного стола,  следовало  несколько
иное:
     - "Лица,  прикомандированные к  министерству юстиции, не могут выходить
за  пределы   войскового   расположения;  в  указанных   пределах   командир
расположения  обязан  ограничить  их  передвижение,   исходя  из  требований
безопасности  штатной  деятельности данной войсковой части,  согласно пункту
Правил за номером 847-9 и 111-Б, параграф 2-Л".
     Предъявивший свои документы Римо улучил момент, чтобы задать вопрос:
     - Что за шум?
     - Меня сделали пленником! -  орал  Кауфманн. Вокруг его  светло-голубых
глаз вздулись  жилы.  Ему  можно было дать  около  шестидесяти лет, под  его
легкомысленной тенниской с золотым тиснением  перекатывалось брюшко. Обут он
был в белые сандалии; туалет завершали белые теннисные шорты.
     -  Этот господин - наш особый гость, подписавший форму 8129-В, согласно
которой командир гарнизона наделяется определенными прерогативами касательно
его  передвижения на данной  территории, - отчеканил генерал  Хапт. Ему тоже
было под  шестьдесят,  но  он  был  подтянут, глаза глядели ясно, подбородок
мужественно выдавался  вперед, волосы были  расчесаны безупречно, волосок  к
волоску. Можно  было  подумать, что  он ждет  фотографа из журнала, которому
необходима фотография образцового генерал-майора, чтобы украсить ею дурацкую
статью под названием "Знакомьтесь: командир вашего гарнизона".
     -  Слышите, здесь  прямо  указано:  "на  данной  территории",  - молвил
генерал Хапт. - Это принципиально важно!
     - Я хочу уйти! - взмолился Кауфманн.
     - Вы не станете  отрицать,  что  добровольно подписали форму 8129-В?  -
спросил генерал Хапт.
     - Я подписал кучу бумаг. Наверное, и эту тоже.
     - Тогда нам не о  чем спорить, - заключил генерал Хапт. - Спросите хотя
бы вот этих господ из министерства юстиции.
     - Я придерживаюсь правила не вмешиваться в дела белых, - сказал Чиун.
     -  Согласно  директиве  1029-В,  раса  и религия  не имеют  отношения к
исполнению служебных обязанностей. Прошу вас, сэр, -  подбодрил генерал Хапт
Чиуна.
     -  Этот  человек  испытывает страх:  он  не верит, что вы  способны его
защитить, и поэтому хочет поискать безопасности в другом месте.
     - Вы попали в  самую точку! Я до смерти боюсь! - подтвердил Кауфманн. -
Здесь меня достанут.
     Генерал Хапт задумался. Лоб его собрался в морщины.
     - Защитить, говорите? - переспросил он.
     - То есть обеспечить надежную оборону,  -  поправился Чиун.  - Тот, кто
боится нападения, вынужден обороняться.
     - Прямо как на  войне, - молвил генерал.  - Все это - старый хлам. Я не
сталкивался ни с чем подобным после Вест-Пойнта. Под нападением  вы имеете в
виду атаку?
     Чиун кивнул.
     - Ну, теперь понял. Атаки случаются на войне.
     - Если бы вы сумели доказать этому человеку, что ваши оборонные порядки
безупречны, проблема была бы устранена, - сказал Римо.
     -  Все ясно, - сказал генерал Хапт. - Это не входит  в мои обязанности.
За дверями моего кабинета вы найдете уорэнт-офицера. Он направит вас к тому,
кто занимается вашим вопросом.
     - Нашим вопросом? - переспросил Римо.
     -  Ну  да,  военными  вопросами.  Это  современная  армия. У  нас  есть
специалисты по всем вопросам, даже самым экзотическим.
     - Теперь мне уже все равно, - говорил Кауфманн, покидая вместе с Римо и
Чиуном  генеральский кабинет.  - Они меня достанут. Я почему согласился дать
показания? Потому  что меня заверили,  что меня никто пальцем не тронет. - И
Кауфманн рассказал свою историю. Он вел бухгалтерию преступного  семейства в
Детройте. Его  задача  состояла  в отмывании  денег:  незаконно заработанные
средства,   поступающие   от   игорного   бизнеса,   торговли   наркотиками,
проституции,   он   пристраивал   в   добропорядочных   сферах   -  жилищном
строительстве, банковском деле, розничной торговой сети.
     Римо  кивал, слушая рассказ. Деньги,  даже огромные,  ничего  не стоят,
если  их  нельзя потратить. А  чтобы  тратить  деньги в Америке,  необходимо
объяснить, откуда  они взялись. Нельзя, оставаясь безработным, купить дом за
125 тысяч долларов и пару  автомобилей по 20 тысяч каждый. Поэтому гангстеры
вечно  заняты отмыванием  денег  через  банки,  солидный  бизнес, подставных
инвесторов.
     Если Кауфманн действительно  проворачивал  такие дела,  то  он  был  не
свидетелем,  а  настоящей находкой. Его показаний оказалось  бы  достаточно,
чтобы нанести сокрушительный удар по  криминальной структуре целого большого
города. Не удивительно, что Смитти  назвал его  "весьма  вероятной мишенью".
Задача Римо состояла не  только  в том, чтобы это-то было  нехитрым делом, -
ему предстояло узнать, кто направил убийцу, а потом, добравшись до тех,  кто
направил убийцу, выяснить, кто  им заплатил. Так, шаг за шагом, он докопался
бы до сути и расправился с главарями.
     По ходу дела ему предстояло выяснить, как действуют эти люди.
     Они  уже   прикончили  троих:  двоих,   начавших  давать  свидетельские
показания, и еще одного  отработанного;  все  трое проходили по  детройтским
процессам.  По   словам  Смитти,   в  тайне  держались  не  только  личности
свидетелей,  но  и  их  местонахождение,  о  котором  было  известно  только
министерству  юстиции.  Одного  подорвали  взрывчаткой,  двоих  пристрелили.
Вокруг школьной игровой  площадки, как  и  в районе двух других убийств,  не
было замечено ни одного  человека, которого можно было бы считать, пользуясь
терминологией министерства юстиции, "недостаточно чистым".
     Двое  застреленных  получили  по  пуле  22-го  калибра,  что  исключало
оптический  прицел. Убийцы подбирались к  жертвам совсем близко, но при этом
оставались   незамеченными.  Министерство  юстиции,  точнее   говоря,   КЮРЕ
недоумевало,  кто это был  и как им это удавалось.  По  прикидке  Римо, шанс
Кауфманна выжить был равен пятидесяти процентам - и то в лучшем случае.
     Чувствуя себя  облеченным  доверием  высоких  инстанций,  Римо взглянул
Кауфманну прямо в глаза.
     - Вам  не о чем тревожиться, - сказал он, ободряюще тронув Кауфманна за
плечо.
     -  А  что вы скажете по поводу  взрыва бомбочки  во  дворе  оклахомской
школы? Газеты назвали имя убитого: Калдер. Но я-то знаю, что он - бухгалтер.
Заговоривший бухгалтер. А ведь ему тоже гарантировали полную безопасность.
     - Там была совершенно иная ситуация, - солгал Римо.
     Они с Чиуном брели по чисто выметенным дорожкам Форт-Брэгга с бордюрами
из  белого камня,  указывающими, где можно  ходить, а  где  нет. Тут  и  там
попадались  огромные  свежевыкрашенные таблицы  со  стрелками  и загадочными
сочетаниями букв и цифр, например, "КОМСЕКПАК 918-В".
     Впечатление  было такое, словно 20  тысяч человек встали  лагерем среди
сосновых лесов Северной Каролины с единственной  целью - содержать местность
в  чистоте.  Время от времени случалась  беготня  со стрельбой,  после  чего
гильзы   подбирались   все   до  одной,   чтобы,   будучи   упакованными   и
промаркированными  в  уставном  порядке,  прибыть  к  берегу  Атлантического
океана, где  другим людям, чьи  суда сияли  такой  же чистотой, вменялось  в
обязанность утопить груз в океанских глубинах.
     Взвод  с   карабинами   наизготовку   протрусил  мимо,  оглашая  округу
ритмичными выкриками: "Де-сант! Де-сант!"
     Прав был Чиун, однажды отозвавшийся об армии  так:  "Их  учат подавлять
чувства,  чтобы  выполнять долг, тогда как  Синанджу  обостряет чувства ради
высшего совершенства".
     -  Чем  лучше  мое  положение  по  сравнению с  тем  беднягой, которого
разорвало на куски? - спросил Кауфманн.
     -  Оглянитесь  по сторонам!  - посоветовал Римо.  - Кругом  вооруженные
люди,  часовые  у  ворот.   Вы  зажаты  в  мощном  кулаке,  который  стиснут
единственно ради вашей защиты.
     Чиун кивнул и проговорил что-то по-корейски.
     - Что он сказал? - поинтересовался Кауфманн.
     -  Что  вас можно считать наиболее надежно охраняемым человеком в целом
свете, -  ответил Римо. На самом деле смысл слов Чиуна был иным: почти любая
атака может быть отражена, коме той, о которой никто не знает.
     - А кто он такой, между прочим?
     - Друг.
     - Откуда я знаю, что вы не убийца? Для того, чтобы напасть на след того
бедняги  в  Оклахоме,  гангстерам  понадобилось  проникнуть  в  министерство
юстиции.
     - Вот, глядите! - Римо поднял руки. - Мы не вооружены.
     -  Все равно у меня неспокойно на душе. Вы представляете,  какие  мысли
посещают Поластро с тех пор, как я перестал на него работать?
     - Поластро? - переспросил Римо.
     - Сальваторе Поластро. - Кауфманн  хлопнул себя по лбу.  - С ума сойти!
Вы  -  моя  специальная  охрана,  как же  вы  не знаете,  против кого  я даю
показания?
     - Один-ноль в вашу пользу, - проговорил Чиун.
     - Виноват, - сказал Римо и снова принялся успокаивать Кауфманна.
     Им преградил путь дежурный  лейтенант, сообщивший, что в Седьмой корпус
имеют доступ только родственники, причем прошедшие проверку.
     Перед  Седьмым  корпусом  были  ворота  с  электрическим  приводом.  Их
круглосуточно  охранял караул из двоих часовых, обходивших  здание за десять
минут.  О проникновении  сюда посторонних  нечего было  и  думать:  извольте
предъявить пропуск или быть узнанным в лицо.  При входе проводилась проверка
на металлические предметы; каждое изделие из металла,  проносимое в  Седьмой
корпус, подлежало проверке.
     - Самая надежная зона,  не считая ставки  верховного главнокомандующего
объединенными  вооруженными  силами  НАТО,  сэр,  -  похвастался  лейтенант,
обращаясь к Римо.
     - Смертельная ловушка, - откликнулся Чиун по-корейски.
     - Что, что он сказал? - всполошился Кауфманн.
     -   Что  это  -  самая  надежная  зона,  не  считая  ставки  верховного
главнокомандующего, - сказал Римо.
     - Нет, я спрашиваю про него. - Кауфманн указал на Чиуна.
     - А, он отпустил замечание по поводу Седьмого корпуса. Успокойтесь, вам
нечего бояться, кроме вашего собственного страха.
     Чиун усмехнулся и обратился к Римо по-корейски:
     - Какая  глупость! Неужели при виде  опасности ты станешь обвинять свое
зрение? Неужели,  заслышав приближение  крупного зверя, ты станешь  обвинять
собственный  слух? Зачем ты несешь эту чушь? Страх, подобно  любому  другому
чувству, помогает подготовиться к встрече с опасностью.
     - Ты не разбираешься в тонкостях работы правительства, папочка.
     - Нет, как раз разбираюсь!
     - О  чем  вы  там  болтаете?  -  вмешался  Кауфманн.  -  Меня  окружают
погремушки, а на самом деле мне грозит смерть.
     -  С таким командующим  гарнизоном,  как  генерал  Хапт, вам совершенно
нечего опасаться, - заверил его лейтенант.
     - Еще бы! Попробовал бы  архиепископ неодобрительно  высказаться о папе
римском? - отмахнулся Кауфманн. - Нет, я уношу отсюда ноги.
     Римо проводил его до  аккуратного  дощатого домика, окруженного  белыми
камнями, как  все остальное на территории этой базы. Двое часовых из военной
полиции, наставив на  Римо "пушки"  45-го  калибра, потребовали  "предъявить
удостоверение  и только  потом  пропустили  его  внутрь вслед за Кауфманном.
Внутри обнаружился еще один субъект из военной полиции - этот прохлаждался в
гостиной.  Он тоже потребовал у Римо удостоверение. На втором этаже Кауфманн
принялся швырять вещи в чемодан.
     - Не подходите ко мне! Один звук - и эти ребята будут здесь.
     - И вы хотите бежать несмотря на такую надежную охрану?
     - Ага.
     - Почему?
     - Потому что если они добрались до того бедняги в Оклахоме, значит, они
доберутся и до меня.
     - Куда же вы направитесь?
     - Так я вам и сказал!
     - Неужели мне так и не удастся убедить вас остаться?
     - Не удастся! - Засунув в  чемодан последнюю  рубашку и  несколько  пар
носков, Кауфманн надавил на крышку. Замок щелкнул. - И не пытайтесь.
     - Вы нужны  правительству как свидетель.  Почему вы не хотите выслушать
меня?
     - Даю вам три секунды.
     За  эти  три секунды  Римо  продемонстрировал  чудеса  красноречия.  Он
объяснил,   что  общество  держится   на  гражданах,  которым  небезразлична
справедливость.  Что  искоренение  деструктивных  элементов  вроде  Поластро
приведет к процветанию элементов  конструктивных. Наконец, он пролил свет на
проблему ответственности гражданина в свободном обществе.
     Не  удовлетворившись  этим,  он   вдавил  упрямцу  верхний  позвонок  в
затылочную впадину,  отчего Кауфманн сперва  подумал, что умирает, ибо перед
его меркнущим взором заплясали огоньки, а потом мысленно взмолился о смерти,
так  как ему  показалось, что по всему  его телу  прошлись крупной наждачной
бумагой.
     Римо заботливо положил Кауфманна на кровать рядышком с чемоданом.
     - Ох! - чуть слышно простонал Кауфманн, дожидаясь, когда отступит боль,
чтобы зайтись в душераздирающем вопле.
     -  Надеюсь,  теперь  вы  поняли,  что  нужны  правительству  для  более
эффективной работы, - рассудительно молвил Римо.
     Кауфманн  понял.  И  подтвердил  это  кивком  головы.  Кивок  получился
исключительно    искренним:   Кауфманн   так   ревностно   продемонстрировал
гражданскую сознательность, что лоб его ткнулся в колени, и он даже скатился
с кровати на пол.
     - Выражаю вам благодарность от имени правительства Соединенных Штатов и
американского народа, - сказал Римо.
     Сойдя вниз, он  приветливо  улыбнулся парню из военной  полиции. Сверху
раздался  пронзительный  крик.  У Кауфманна  снова  действовали легкие.  Ему
больно, но это скоро пройдет. Чиун называл примененный Римо  прием  "опавшим
лепестком" и утверждал, что его действие объясняется нарушением  соотношения
сил жизни и смерти,  сосуществующих  в  человеческом организме. Римо пытался
описать этот эффект в западных терминах, и самым близким по смыслу оказалась
"дисфункция центральной нервной системы в результате силового  воздействия".
Разница  состояла в том,  что,  согласно  медицинским учебникам,  пациенту с
подобным  диагнозом  грозит  неминуемая  смерть,  жертвы  же  Римо неизменно
выживали.
     Охранник рванулся на второй этаж. Снаружи двое стражей остановили Римо:
ему было ведено не шевелиться, пока не будут устранены всякие  сомнения, что
непорядок,  чем бы он  ни был вызван, не  имеет отношения к лицам,  временно
допущенным на территорию гарнизона.
     - Вы хотите сказать...
     - Я хочу сказать, что вы не сойдете с места, пока мы не разберемся, что
произошло наверху, - разъяснил военный полицейский с револьвером.
     В окне второго этажа появилась голова стража, охранявшего гостиную.
     -  Он  говорит, что с ним все в порядке,  - доложил страж. - И твердит,
что всей душой поддерживает конструктивные элементы.
     Наблюдавший за этой сценой Чиун прокомментировал увиденное кратко:
     - Опавший лепесток.
     Трое   мальчуганов,   один  из  которых  был   воооружен  пластмассовой
бейсбольной битой, влетели во двор и проскользнули мимо Римо.
     - Хотите, сыграем, мистер Кауфманн? - крикнул один.
     - Нет! - ответил со второго этажа Кауфманн. - Можете взять печенья!
     - Простите, что пришлось вас задержать, - извинился военный полицейский
с официальной улыбкой, в которой не было ни сожаления, ни раскаяния.
     Один из мальчишек подбросил белый мячик и отбил его головой.
     На  опрятной  улочке  с подстриженными  газонами  пахло  вкусной  едой.
Солнечного тепла хватало в тот день не только на расположение части, но и на
обе  Каролины.  Римо  спросил,  почему   Чиун  назвал  гарнизон  смертельной
ловушкой.
     -  На  мой взгляд,  вероятность  выжить  составляет здесь  пятьдесят на
пятьдесят, - сказал Римо.
     - Это в процентах?
     - Ну да.
     - Тогда пятьдесят против девяноста.
     - Принято исходить из ста процентов.
     - В таком случае, единица против сотни.
     - Ты уверен в этом?
     - Почти.
     - Тогда единица против девяноста девяти.
     -  Пусть  так, -  согласился  Чиун.  -  Ставлю девяносто  девять против
одного, что Кауфманн - не жилец. Недаром инстинкт подсказывает ему, что надо
улепетывать.
     - Почему ты так думаешь?
     - Тебе известно, как погибли те трое? Их, между  прочим, тоже тщательно
охраняли.
     - Нет, не известно. Именно поэтому я и прикинул,  что меры безопасности
эффективны только наполовину.
     - Предположим, у тебя есть миска риса, которая стоит на земле, и кто-то
вздумал ее украсть.
     - Ну и что?
     - Что ты предпримешь?
     - Буду стеречь миску.
     - Так, хорошо. Как?
     - Привяжу рядом собаку.
     - А если на следующий день собаку убьют?
     - Возведу вокруг миски забор.
     - Проходит еще день - и риса как не бывало, хотя забор стоит на месте.
     - Придется замаскировать рис. Получится замаскированная  миска с рисом,
дырявый забор и дохлый пес.
     - Следующим утром ты приходишь - а рис опять исчез. Твои действия?
     - Очевидно, попробую придумать что-нибудь еще.
     -  И  столь же очевидно, что это твое "что-нибудь еще" не даст никакого
результата.
     - Вовсе не обязательно, - возразил Римо.
     - Обязательно, - отрезал Чиун.
     - Откуда ты знаешь?
     -  Очень просто, - сказал  Чиун.  - Нельзя защититься от того, что тебе
неизвестно.
     - А вдруг это "что-нибудь еще" сработает? Знаю, шансов не так уж много,
но все же они есть.
     - Нет у тебя шансов, - заверил его  Чиун.  - Удачи как таковой попросту
не существует.  Существуют  только благоприятные условия,  которыми  люди не
умеют пользоваться.
     - Тогда как быть со мной? Разве не удача, что я постиг тайны Синанджу?
     - Ответ прост, - сказал Чиун, и Римо пожалел, что затронул эту тему. Он
заранее знал,  что сейчас последует: довольная  ухмылка на морщинистом  лице
Мастера Синанджу.
     - Мое решение  учить тебя, посвятить  тебя в тайны Синанджу объясняется
очень  просто, -  сказал  Чиун. -  С  раннего  детства я  мечтал  преодолеть
непреложные законы жизни. Но это  все равно что  пытаться превратить  свиное
ухо  в нечто стоящее или сделать из грязи алмаз. Я уже  признался  в ошибке:
напрасно мой выбор пал на тебя.
     - Знаешь что, - взвился Римо, - хватит с меня этой болтовни! Я ничем не
хуже прежних Мастеров, исключая, возможно,  только тебя. Но если ты считаешь
иначе, что ж, вольному воля.
     - О, я вижу, ты сердишься?
     - Дело не в этом. Что толку плевать против ветра?
     - Обидеться из-за такого пустяка!
     - Мне  осточертел  весь этот бред про твою  деревню в Северной Корее. Я
видел ее. Если бы такая появилась в Америке, ее бы дружно прокляли.
     Улыбка Чиуна растаяла.
     - Очень типично - превратить безобидную шутку в зловредную клевету.
     Чиун  насупился  и  побрел  на  противоположный  конец гарнизона.  Римо
остался  стоять у забора. От нечего  делать он  покидал с детьми легкий мяч,
показывая,  как  заставить его зависнуть в горячем  воздухе  летнего вечера.
Один  из военных  полицейских попытался повторить его  фокус,  но так  и  не
сумел,  хотя  когда-то  был  вбрасывающим   в  команде   международной  лиги
"Тайдуотер".  Примерно в 3 часа 42 минуты пополудни Римо  услышал два резких
хлопка, похожих на удары молотка по гвоздю, загоняемому в  фарфор.  Он велел
полицейским проверить, все ли в порядке с Кауфманном.
     - Зачем?
     - Я слышал какой-то звук, - объяснил Римо.
     - А я ничего не слышал, - был ответ.
     - И все же проверьте, - отрезал Римо. Таким тоном разговаривает старший
по званию с подчиненным.
     Полицейский  понял,  что  придется  подчиниться,  хотя  никаких  знаков
отличия на одежде Римо не наблюдалось: просто приказ есть приказ.
     Полицейский  бросился выполнять приказание.  Римо  пошел вслед за  ним,
хотя знал, что предстанет  его взору. То были не просто хлопки, а  небольшие
взрывы. Не мог же он объяснить полицейскому, что натренированный организм не
только слышит, но и чувствует звуки.
     Часовой  в  гостиной  защищал  печенье  от  одиннадцатилетней  девочки,
которая утверждала, будто Кауфманн всегда разрешал ей брать по семь штук, на
что часовой резонно заметил, что даже если мистер Кауфманн и разрешает брать
по семь штук, в чем  он, по правде  говоря,  сомневается,  то мать наверняка
велела бы ей положить шесть обратно. И весь разговор!
     Заслышав  шаги, он  выглянул из кухни,  однако  Римо и  полицейский уже
поднимались  по  лестнице в спальню  Кауфманна,  так  что он  даже не  успел
спросить, в чем, собственно, дело.
     Они  нашли  Кауфманна сидящим  на  полу с  вытянутыми вперед  ногами  и
опущенными вдоль туловища руками. Плечами он упирался в картину, сорванную с
крючка у него над головой. Видимо,  он  отпрянул к стене с картиной, а потом
съехал на пол, утащив картину за собой. Глаза его были закрыты. На его яркой
тенниске  расплывалось  пятно  крови. Сандалии  отскочили в  сторону, словно
отброшенные электрическим зарядом.
     -  Слава  Богу,  жив, -  проговорил  полицейский.  -  Наверное, упал  и
порезался.
     - Он мертв, - сказал Римо.
     - Но я только что видел, как он дернулся.
     - Просто его тело освободилось от последней,  ставшей ненужной энергии.
Его покидала жизненная сила.
     Как было  установлено  позднее, Кауфманн был  убит  двумя  пулями 22-го
калибра,  вошедшими  ему под подбородок  и застрявшими  в мозгу. Сотрудники,
направленные   министерством  юстиции   -  белый  по  имени   Римо   и   его
коллега-азиат,  -   проявили,   согласно  докладу  генерала  Хапта,   полную
безответственность, и их полномочия требуется взять под сомнение.
     В самый  разгар поднявшейся  суматохи генерал-майор Уильям Тэссиди Хапт
продемонстрировал,  каким  способом  он  заслужил   свои   звезды  и  почему
подчиненные неизменно  называют  его "самым непотопляемым из  всех проклятых
генералов во всей проклятой армии".
     Сначала, попав под обстрел  тяжелой вашингтонской артиллерии, он провел
срочные   фланговые   маневры.   Была  немедленно   создана   сверхсекретная
следственная комиссия, возглавляемая молодым полковником. Комиссии вменялось
в обязанность разобраться, в чем состояло упущение лейтенанта.  Подобно всем
великим   военачальникам,   генерал   Хапт    заранее   принял   все    меры
предосторожности.  Он  хитроумно  призвал  на  помощь  подразделение военной
полиции  из  Форт-Дикса,  тем  самым  ловко  подставив  под  удар  командира
подразделения, которому  было приказано обеспечить охрану Кауфманна. Генерал
Хапт  никого  об этом не уведомил,  и все секретные распоряжения, касавшиеся
военной  полиции,  поступали   из   Нью-Джерси  непосредственно  лейтенанту,
командовавшему злополучным  подразделением.  Сперва начальник штаба генерала
Хапта  не понял, что  к чему, однако позднее,  в  день  убийства  Кауфманна,
загадочный бумажный маневр продемонстрировал всю гениальность Хапта. Узнав о
гибели  Кауфманна,  Хапт  выдвинулся прямиком  на  линию огня:  ведь это его
полковнику было приказано разобраться  с недосмотром Форт-Дикса.  Форт-Брэгг
не только  не  был  обвинен в  случившемся,  но и  превратился в  обвиняющую
инстанцию.
     Кроме того, генерал продемонстрировал тактическую гибкость:  он перешел
в решительное  наступление и нанес  официальному Вашингтону  удар прямиком в
челюсть  в  телефонной  беседе с генеральным  прокурором  (он  же -  министр
юстиции), выложив все, как есть:
     - Последние, кого видели с пострадавшим, Кауфманном, приписаны к вашему
департаменту,  господин  генеральный  прокурор.   Передо   мной   лежат  все
документы.
     - Что такое?
     -  Возможно, что вина лежит на Форт-Диксе. Пока что мы ничего не знаем.
Но  я  не  собираюсь отправлять  на  виселицу своего  коллегу по вооруженным
силам,  если на самом деле прокол  допустило министерство  юстиции.  Белый и
азиат, являющиеся сейчас главными подозреваемыми, - ваши люди.
     Начальник штаба разинул рот от удивления. Капитан, недавно переведенный
в  гарнизон из Пентагона, где  не принято вести  фронтальную атаку на другие
правительственные ведомства, тем более на министра, почувствовал, как у него
подгибаются ноги. Сержант глядел прямо перед  собой;  никто не  заметил, как
побелели у него костяшки пальцев. Хапт держал телефонную трубку и не пытался
в нее кричать, его слова  были  и  без того весомы.  Вашингтон притих;  Хапт
прикрыл трубку ладонью.
     -  Проверяют,  -  объяснил он  и подмигнул капитану.  Показать  войскам
стойкость под  огнем  -  дело  полезное,  Это успокаивает  личный  состав  и
закаляет его нервы.
     -  Полагаю, вы  правы, -  снова  раздался  в трубке голос  генерального
прокурора.  -  Эти  двое  действуют  не  по   обычным  каналам,  но  у   них
действительно  имеется  мандат  министерства  юстиции.   Сейчас  проверяются
подробности.
     Генерал заранее подключил к телефону динамик, чтобы разговор был слышен
подчиненным.
     - Хочу заверить  вас, сэр, - сказал  Хапт,  -  что расследование  будет
справедливым и беспристрастным. - С этими словами он повесил трубку.
     Начальник  штаба,  старый вояка, десять лет  просидевший  в официальном
Вашингтоне,  первым  понял смысл случившегося. Форт-Брэгг обратил в  бегство
само министерство юстиции, и  если  тому удастся перейти в контрнаступление,
то  удар придется исключительно по  Форт-Диксу.  Так прокладывается дорога к
славе: катастрофа превращается в победу.
     Радостно выпрыгнув из кресла,  он  со  всей  силы хлопнул командира  по
спине.
     - Старый проныра, - завопил он, - ты опять на коне!
     Тут и капитан сообразил, что победа осталась за ними.
     - Ну и ну! - протянул он. -  Никогда бы  не поверил, если  бы не увидел
собственными глазами!
     Сержант, чья грудь была увешана ленточками, заработанными героической и
опасной службой в штабах от Висбадена до Токио, понимающе ухмыльнулся.
     - Если позволите, сэр, - отчеканил он, - нервы у вас железные.
     Выслушав льстивую похвалу, генерал напустил на себя серьезный вид.
     -  Не будем  забывать, что и в министерстве юстиции  работают  такие же
люди, как и мы. Их можно пожалеть.
     - А как насчет командира гарнизона Форт-Дикса? - подал голос капитан.
     -  Попытаюсь его  вытащить, - пообещал генерал Хапт. - Не надо было ему
соваться  в эти  дела!  Вот  что  происходит,  когда имеешь дело  с зеленым,
необученным личным составом. Вечно он попадает впросак!
     - Но гарнизоном Форт-Дикса тоже командует генерал, - молвил капитан.
     -  Полагаю, полковник лучше меня объяснит, что к чему, - сказал генерал
Хапт.
     -  Благодарю  вас,  сэр,  -   откликнулся  полковник  и  встал.  -  Да,
командующий  из  Форт-Дикса   числится  генералом.  Но  лишь  по  назначению
Конгресса и официально присвоенному званию. Дело в том, что  вся его карьера
прошла вне боевых действий. У него нет настоящего опыта армейской службы.
     - Не понимаю, - уперся капитан.
     - Представьте себе выпускника  Вест-Пойнта, - втолковывал полковник,  -
которого сходу назначают во Францию командовать фронтовым взводом во  Второй
мировой  войне. До  самой Корейской войны он занимается маневрами, а  потом,
представьте   себе,   командует   батальоном,   сражающимся   с   китайскими
коммунистами   и   северокорейцами.  Прежде  чем  он   успевает  поднакопить
настоящего опыта, его посылают во Вьетнам, где он командует дивизией. Где уж
тут набраться настоящего опыта, черт возьми? Ведь  он понятия  не имеет, как
произнести  речь, как  беседовать  с иностранными  дипломатами  или  принять
заезжего конгрессмена.
     - Теперь понятно, - пробормотал капитан.
     - Такова суровая правда жизни, -  подхватил генерал Хапт. - Если вам не
терпится   заняться   пальбой   из  "хорландов",  вступайте  в  Национальную
ассоциацию владельцев стрелкового оружия или в мафию. А в армию не суйтесь.
     - Из гаубиц, сэр. "Хорланды" давно сняты с вооружения.
     -  Если бы  вы прослужили в нашей армии с мое, - упрекнул генерал-майор
Уильям  Тэссиди  Хапт  младшего по званию, -  то  у вас не было  бы  времени
запоминать  такие мелочи. Если бы всем заправляли настоящие генералы,  то мы
бы никогда не вляпались во Вьетнам. Любой младший лейтенантишка понимал, что
на  этом  не  наберешь  голосов,  не  поднимешь  индустрию,  не  заработаешь
политических дивидендов. Это же детское мышление -  поиграть в  солдатиков и
решить все серьезные проблемы, вдоволь настрелявшись из "хорландов".
     - Из гаубиц, сэр.
     - Это  неважно, - отмахнулся генерал Хапт.  - Давайте-ка выпьем. Долгий
выдался нынче денек!

     В  санатории  Фолкрофт  на  берегу  пролива Лонг-Айленд Смит читал гору
докладов. Ему удалось вклиниться в  линии связи официального Вашингтона, так
что  теперь  информация,   направляемая  из   одной  инстанции  в  другую  и
предназначенная исключительно для нее,  одновременно  поступала в санаторий.
Благодаря  компьютерам,  сделать  это  было  нетрудно. Для  получения чужого
секретного доклада  теперь  не  требовалось  полагаться  на  чью-то  помощь.
Достаточно  было  вклиниться в чужие линии, а  дальше все обстояло просто: в
Фолкрофте имелся один из самых обширных банков данных в мире.
     Смит  переваривал последние  сведения.  Четверых свидетелей уже убрали.
При  этом  поблизости никто  не  был  замечен...  Волны  пролива  потемнели:
назревал  шторм.  В  гавань  влетела маленькая  яхта  с  парусами,  надутыми
северо-восточным ветром.
     Система  работы   со   свидетелями  была   краеугольным   камнем   всей
деятельности КЮРЕ за  последние годы. Если  бы эта система  не  дала сбоя, с
организованной преступностью было  бы покончено. Конечно, полиция все больше
демонстрировала свою неспособность сладить с уличной преступностью, что тоже
могло   привести   к  глубокому  разочарованию,   чреватому   сползанием   к
полицейскому государству. Однако  с этой  проблемой  еще  только  предстояло
разбираться. Если бы обе эти проблемы  были решены, Смит мог бы закрыть свою
лавочку.
     Сейчас все затраченные во  имя этого  усилия казались Смиту напрасными.
Там, где свидетели, давая показания, утрачивают веру в свою безопасность, не
может быть эффективной судебной системы.
     Он  пошел двумя козырными картами, но козыри не только не спасли  игру,
но сами попали под подозрение.
     Смит взялся за  очередной  доклад. Это был  межминистерский меморандум,
составленный Уильямом Тэссиди Хаптом, генерал-майором армии США. С ловкостью
прирожденного  бюрократа Хапт представил Римо и  Чиуна, предъявивших мандаты
от министерства юстиции, главными подозреваемыми.
     Хапт, Хапт... Знакомая фамилия.
     Ну, конечно! Смит снял с принтера распечатку.  Во всем Фолкрофте только
у него был процессор, способный работать по полной программе. Остальные были
пригодны лишь отчасти: в их распечатках отсутствовали слова, буквы, цифры.
     "Хапт,  подполковник  американской  армии,  убит в  боевых  действиях в
Бастони,  1944 г.". Так-так... Фамилия запомнилась Смиту неспроста. Он, в ту
пору недавний  выпускник Дартмута, подумывающий  о государственной  службе -
дело  было во время Второй  мировой войны,  -  услыхал  от кого-то,  что  на
подполковника  Хапта  нельзя   положиться  в   бою.  Подполковник  Хапт  был
бюрократом, остававшимся в чине капитана с 1922 по 1941 год. К войне  он был
совершенно  не  готов, однако  с  армией  случилось  именно  то, что  должно
случиться с армией, созданной в  мирное время: люди с боевым опытом отобрали
командование у штабных. Подполковник Хапт был назначен в батальон снабжения.
Там он и подвизался, когда в Арденнах все пошло кувырком. Вместо того, чтобы
сдаться, когда  положение сделалось  безнадежным, Хапт  предпочел уничтожить
припасы,  лишь  бы  они  не  попали  к  врагу,  после  чего  превратил  свое
подразделение в партизанский отряд, принявшийся орудовать в немецком тылу.
     Смит как раз участвовал в разведывательной операции, целью которой было
выяснить,  хватит ли у  немцев горючего,  чтобы  развить успех их последнего
наступления. Его  сбросили  на парашюте  в  тыл для  встречи с отрядом Хапта
Выяснилось,  что  у подполковника Хапта не только  готов  безупречный анализ
поставок  горючего у противника; словно направляемый  гениальной рукой,  он,
догадавшись, что горючее - самое уязвимое место, именно  на него и направлял
свой удар.
     В   ту  холодную   рождественскую  ночь  подполковник  Хапт   продолжал
сражаться, несмотря на вывороченные взрывом кишки, и умер с оружием в руках.
В  его гибели не было ничего  театрального, и  подполковник Хапт не сделался
одним  из прославленных  героев минувшей войны. За  день  до того,  как небо
достаточно расчистилось, чтобы  десант  Смита  смог  отправиться  на Большую
землю,  подполковник Хапт привалился к стволу  дерева и больше не встал. Вот
такой это был солдат.
     У  него остался  сын  -  Уильям  Тэсседи  Хапт, дослужившийся  до  чина
генерал-майора.
     Может быть, верна поговорка: "сын в отца"?
     Смит снял трубку одного из голубых телефонов, стоявших у него на столе.
Дозвониться  до  Форт-Брэгга оказалось  не  так-то просто: звонок  Смита шел
через различные ответвления телефонной сети Среднего  Запада. Если бы кто-то
попытался выяснить, откуда звонят, то получилось бы, что абонент проживает в
Айдахо, Огайо или Висконсине; никому бы  и в голову не пришло связать звонок
с безобидным санаторием на берегу пролива Лонг-Айленд.
     Трубку снял адъютант генерала.  Смит соврал, что  звонят из  Пентагона,
так что генерал должен ответить, и немедленно.
     -  Сейчас  он  занят,  сэр.  Не мог бы  он сам  перезвонить  вам?  Я не
расслышал ваше имя.
     -  Либо вы немедленно соединяете меня  с  генералом Хаптом, либо можете
считать свою и его карьеру законченной.
     - Генерал Хапт слушает.
     - Генерал Хапт, я прочел ваш доклад об убийстве Кауфманна, и он меня не
устраивает.
     - С кем я говорю?
     - Мне не нравится ваш выбор подозреваемых.
     - Кто у телефона?
     -  Человек, знающий о том,  что вы выставили в  качестве  подозреваемых
первых  попавшихся  вместо того,  чтобы дать  себе  труд  поискать настоящих
убийц.
     - Я не обязан вступать в переговоры с лицом, не желающим себя назвать.
     - Подумайте о своей карьере, генерал! Вы ставите на ней крест. Либо  вы
находите настоящих убийц, либо вам грозит отставка. -  Смит бросил взгляд на
небогатый   послужной  список   генерала,  В   нем  вскользь  упоминалось  о
неблаговидном  поведении,  в  коем  генерал был  однажды уличен  в  бытность
кадетом  Вест-Пойнта. Случилось это в Нью-Палц, штат Нью-Йорк.  - Мы знаем о
случае в Нью-Палц, генерал.
     - Ха! - хмыкнул генерал Хапт. - Меня признали  невиновным. Кажется, мне
было тогда девятнадцать лет.
     - А мы знаем, что на самом деле вы были виноваты, - сказал Смит наобум.
Он  не знал, в чем именно  обвиняли Хапта, зато он помнил, что  в те времена
суды старались не привлекать кадетов Вест-Пойнта к ответственности за мелкие
правонарушения, так как это было чревато изгнанием из академии.
     - Да кто вы, черт возьми?
     - Люди, взявшиеся положить конец вашей карьере.
     -  Чепуха!  К  тому  же я не могу  нести ответственность  за оплошности
военнослужащих из Форт-Дикса.
     - Не забывайте о карьере, генерал.
     - Если вы из ЦРУ, то вам в  наши  дни грозят куда большие неприятности,
чем мне. Позаботились бы лучше о себе.
     - На карту поставлена ваша карьера! - повторил  Смит  и,  со  значением
прищелкнув языком, положил трубку.
     "Яблочко  от  яблони..."? КЮРЕ требовалась хоть какая-то  зацепка.  Оно
сделало ход двумя козырями, и двое искуснейших убийц, которых знала история,
не только оказались  не  в состоянии защитить  свидетеля, но и не знали, как
было совершено убийство. Школа  Синанджу, чьи Мастера умудрялись знать все о
странах,  где  им приходилось служить,  стала в тупик  перед тайной  убийств
свидетелей.  Более  чем  двухтысячелетний  опыт  оказался  в  данном  случае
непригоден.
     Сын в отца... Хорошо,  если  так.  Быть может, Хапту  удастся  ухватить
конец ниточки там, где это не удалось Смиту и его организации



     Сальваторе  Поластро, президент  "Дайнэмикс  Индастриз  Инкорпорэйтед",
"Поластро Риэл Эстэйт Инкорпорэйтед", "Комп-Сайенсиз Инкорпорэйтед", а также
предводитель  "Большого Детройтского  Совета  Бизонов" - Организации  вполне
благопристойной,  построенной на  принципах братства,  -  как  раз  закончил
торжественную церемонию, посвященную вводу в эксплуатацию нового спортивного
комплекса при монастыре Святого Духа и мыл руки, когда  кто-то  вывернул ему
кисть и устроил классический перелом лучевой кости по Коллесу.
     Он  знал  этот  хирургический термин,  поскольку  тремя годами  раньше,
катаясь  на  лыжах, заработал аналогичную  травму, столкнувшись со встречным
лыжником и прокатившись по льду. Тогда  в кисти насчитали пять переломов. На
сей  раз он поплатился  кистью,  всего-навсего заворачивая  кран  в  мужском
туалете спортивного комплекса.
     Он успел  всего  лишь слегка  повернуть  кран, а  потом  испытал  такую
чудовищную боль, что  забыл о кране. Он рухнул на колени, чтобы  положить на
них вывернутую руку. Стоя на коленях, он не чувствовал, что на полу мокро от
мыльной  воды, зато отчетливо различал запах мыла в раковине, так как именно
туда и ткнулся носом.
     - У-у-у-у... - простонал он.
     - Привет, - послышалось у него за спиной.  - Меня зовут Римо. Сейчас мы
поговорим.
     - У-у-у-у-у, - снова прозвучало из раковины.
     -  Мне бы  хотелось  услышать нечто более членораздельное.  Из-за вас у
меня возникли неприятности. Вам предстоит избавить меня от них. Как вы убили
Кауфманна? Кто сделал это по вашему указанию? Это вы все устроили?
     - У меня безумно болит рука. Я не могу говорить.
     -  Но  горло у вас,  кажется, в  порядке.  Если вы  не  поспешите  этим
воспользоваться, через минуту будет поздно.
     Поластро так  и не  выяснил, что стряслось с его кистью. Он  заерзал на
мыльном полу, пытаясь разглядеть человека, учинившего ему допрос, однако  не
увидел ничего, кроме коленных чашечек, двух рук, легкой спортивной рубашки и
скучающей  физиономии. Поскольку на сломанной кисти  не  было  следов крови,
оставалось  предположить,  что  этот  человек  прибег  к  какому-то  особому
инструменту, который не повреждает кожу  и кровеносные сосуды. Но  в руках у
него ничего не было...
     Да и вообще, как он  сюда проник? Куда смотрели Тони  и  Вито? Придется
разобраться с  этими  тупоголовыми телохранителями. Паразитируют на хозяине,
заплывают жиром,  совсем  отбились от рук, и в результате  первый попавшийся
псих делает с тобой все, что ему заблагорассудится!
     - Время идет, - напомнил незнакомец.
     -  В  Чикаго,  в  Комитете по  образованию,  есть  один  человек...  Он
оказывает подобные услуги.
     - По части заказных убийств?
     - Только в особых случаях. Его услуги стоят дорого. Но я не говорю, что
заключал с ним какие-то  сделки.  В суде  это не пройдет. Я  сейчас  не  даю
показаний.
     - Я не имею отношения к суду. Как этот человек выполняет поручение?
     - Не знаю. Поэтому ему и приходится столько платить.
     - Его имя?
     - Не знаю в его имени!
     - Сколько он берет?
     - Сто тысяч в виде аванса, еще сто тысяч после выполнения задания.
     -  И  вы утверждаете,  что  отстегиваете сотни тысяч человеку, которого
даже не знаете по имени?
     -  Да,  -  пискнул  Сальваторе  Поластро  и  тут  же заметил,  как рука
незнакомца медленно тянется к его здоровой кисти. Незаметное движение - и он
почувствовал в правой кисти  резкую, пронизывающую боль, свидетельствующую о
том, что дело  вряд ли ограничилось вывихнутым суставом. Он откинулся назад.
Кисти, которыми он  больше не мог воспользоваться из-за  сломанных запястий,
бессильно лежали у него на коленях.
     - Нужно набрать особый чикагский номер. Потом они сами перезванивают  и
сообщают, куда направить деньги, а заодно получают наводку.
     - Мне нужно имя этого человека!
     - Первый звонок принимает некий Уорнер Пелл. Он - заместитель директора
специального проекта по успеваемости.
     - Что это значит?
     - Они  не позволяют  черномазым  и  отстающим  ученикам  мешать  другим
учиться.
     - Насильственными методами?
     - Не  знаю. Не знаю,  как  он  это  делает.  Он всего лишь  заместитель
директора. Откуда мне знать, какими методами он пользуется? Это не мое дело.
Пожалуйста, мне нужен врач.
     - А вы расист, - покачал головой Римо.
     - Кто же не расист?
     - Таких много.
     Тут Поластро увидел входящего в мужской туалет азиата. Это был старик с
длинными ногтями  и пучками седых волос, обрамляющих его золотистую лысину и
спадающих вниз, словно мягкие ленточки.
     - Я все слышал, - молвил он. - Любая система, позволяющая держать белых
и черных в стороне от серьезных учеников, заслуживает одобрения.
     Что  здесь  делает этот божий одуванчик?  И где Тони  и Вито? Они  что,
взяли на себя роль турникетов, пропускающих сюда всех подряд?
     - Я знаю, что вы не станете нас обманывать. Уорнер Пелл, вы говорите...
     Сальваторе   Поластро,  почтенный  гражданин  Детройта,  собрался  было
сказать  "да",  но  тут  перед  глазами  у  него  потемнело.  Очнувшись,  он
почувствовал  сильную боль и обнаружил, что обе его  руки упакованы в  гипс.
Над ним  белел потолок,  он лежал  под  легким  серым  одеялом и несколькими
простынями. Он  смекнул,  что это  больничная  койка. Рядом болталась черная
пластмассовая кнопка на черном шнуре. Он угодил в больницу!
     - Черт! - выругался он.
     - Вы проснулись, сэр? - спросила медсестра, читавшая журнал.
     - Нет, в состоянии комы я обычно разговариваю, - огрызнулся Поластро. -
Где мой шофер, где секретарь? Тони! - позвал он. - Вито! Вито, Тони!
     - Сэр, вам нельзя волноваться.
     - Мне нужны Тони и Вито.
     - Они нездоровы.
     - В смысле?
     - Они не могут сюда явиться.
     - Передайте им, что я требую. Смогут!
     - Боюсь, что нет, сэр.
     - Неужели сбежали?
     - Не  совсем, сэр.  Их  обнаружили  в  багажнике  машины  неподалеку от
спортивного  комплекса монастыря Святого  Духа. Это  случилось  вскоре после
того,  как  сестры  нашли  вас  в   бессознательном  состоянии   на  полу  с
переломанными руками.
     - Обнаружили? Что значит "обнаружили"? Это здоровенные парни!
     - Их запихнули  в багажник "фольксвагена"  с сильными кровоподтеками  и
серьезными телесными повреждениями.
     - Что вы хотите этим сказать?..
     - Что они были избиты до полусмерти, сэр.
     - Ясно. Наберите-ка один номер.
     - Это запрещено. Я должна дать вам успокоительное.
     - Бросьте! Я дам вам десятку.
     - Я  не собираюсь нарушать  священную  клятву медицинской сестры  из-за
какой-то десятидолларовой бумажки.
     - Хорошо, сотню!
     - Какой звонок - местный или междугородний?
     Сестра  набрала нужный  номер, и Поластро был вынужден посулить ей  еще
стольник, чтобы  она согласилась удалиться  из палаты.  Прежде чем  уйти, та
пристроила трубку между плечом и правым ухом Поластро.
     -  Слушай внимательно, - начал Поластро. -  И не отвечай! Говорить буду
я. Потом, если  хочешь,  можешь задать вопросы. Я  звоню по обычной линии. У
меня сломаны обе кисти, Я лишился двоих лучших людей. За тобой охотятся двое
-  это настоящие взбесившиеся машины  для  убийства. Я назвал  им  твое имя.
Пришлось - иначе они бы меня прикончили. Но ты можешь их остановить. Один из
них - желтый.
     - Мы все  понимаем и надеемся совместно с  вами  выработать оптимальное
решение.
     - Все хорошо, да?
     -  Не хорошо и не плохо. Просто существуют  ситуации,  когда  требуются
совместные усилия. До свидания.
     Поластро позвал сестру и попросил соединить его по телефону с абонентом
в городе. На этот раз он позволил ей остаться. Разговор был кратким.
     Он требовал прислать четверых ребят - и немедленно! Нет, ему наплевать,
состоят они на  учете или нет. К  черту репутацию!  Сейчас  ему надо спасать
свою шкуру.
     -  Это обойдется вам в тысячу,  - объявила сестра. - Я не знала, что вы
из мафии.
     - Откуда вам это известно? - спросил Поластро.
     - Я знаю. Как и все остальные. Вы ворочаете миллионами.
     - Не смешите меня!
     - Выкладывайте тысячу  долларов, или я расскажу о вас всем, кто захочет
меня выслушать.
     - Нет, так дело не пойдет.
     Когда спустя двадцать минут в больничную палату вломилось четверо дюжих
молодцев,  сестра поняла,  что  имел в виду мистер  Поластро. На нее глянули
холодные черные глаза, она разглядела на  этих лицах девиз: "Мы зарабатываем
тем, что  раскраиваем головы" -  и  ей  расхотелось требовать большие суммы.
Какие деньги! Она с радостью поможет им просто так!
     -  Дайте  ей сотню,  - распорядился  Поластро,  и  из толстенной  пачки
банкнот ей на ладонь перекочевала стодолларовая купюра.
     Пока двое молодцов помогали Поластро выбраться из больничной палаты, он
объяснил им  суть случившегося. Им  придется  иметь дело  с головорезами,  о
методах которых он не имеет ни малейшего понятия. Значит, надо быть готовыми
ко всему: к электронным штучкам, пулям, кулакам, ножам...
     - Чем-то они пользуются! - сказал один из молодчиков, удостоенных чести
выступать  в  качестве  телохранителей босса. -  Не проходят  же они  сквозь
стены!
     Все, кроме Поластро, согласились с ним. Поластро же промолвил:
     - Надеюсь...
     Два  верхних  этажа одного из принадлежащих ему конторских зданий  были
свободны,  поэтому  на случай,  если  дома,  в  Гросс-Пойнте,  его поджидает
опасность, Поластро разместился на этих двух этажах. На лестнице и  на крыше
была  выставлена круглосуточная охрана.  Шторы  на  окнах  плотно задернули,
чтобы уберечься от снайперов. Пища хранилась и готовилась на  верхнем этаже.
Специальному  человеку было поручено снимать пробу с  пищи,  которая  шла на
стол боссу, после чего  Поластро  держал  блюдо при себе на протяжении часа,
чтобы  удостовериться,  что  к  нему  никто   больше  не  притрагивался.  По
прошествии часа  он спрашивал дегустатора о самочувствии.  Если  все  было в
порядке, Поластро  приступал  к трапезе; если же возникали вопросы или  хоть
малейшее недомогание, то Поластро отвергал блюдо. Покинуть два верхние этажа
не мог никто.
     Все  телефонные провода  были  обрезаны,  чтобы никто в здании  не  мог
никуда  позвонить.  Исключение  было  сделано  только  для  аппарата  самого
Поластро, который он не спускал с коленей.
     Так продолжалось ровно 24 часа  31 минуту. В 12.45 пополудни следующего
дня  охранников отозвали  с  крыши,  шторы  были раздвинуты, и  здание  было
покинуто  всеми, в  том числе и теми,  кто  нес носилки  с телом  Сальваторе
Поластро, любящего отца Морин и  Анны, мужа Консуэлло, президента "Дайнэмикс
Индастриз",   "Поластро   Риэл   Эстейт",   "Комп-Сайенс"   и   предводителя
"Детройтского совета бизонов".
     -  Нам его  будет  так  не хватать! - всхлипнул председатель  фонда  по
строительству спортивного комплекса при монастыре Святого Духа.
     В  некрологе  сообщалось,   что  Поластро  скоропостижно  скончался  от
осложнений.  Главное  осложнение  красовалось у  почившего чуть  выше пояса.
Охранникам  пришлось  потрудиться,  отскребывая куски  его тела  от  стен  и
занавесок.  Впрочем,  гипсовые кандалы на  кистях остались  нетронутыми, что
позволило  представителю  больницы  утверждать,  что "осложнения"  не  имели
отношения  к  простейшему  хирургическому  вмешательству, каковое  претерпел
пациент в больнице.
     Убрать  Поластро  распорядился  доктор  Харолд  В.  Смит  в  призрачной
надежде, что  это  заставит других отказаться от службы заказных  убийств, о
которой  Смит   узнал  от  Римо.  Замысел  состоял   в  том,  чтобы  сделать
бессмысленным убийство свидетеля ради того, чтобы избежать тюрьмы, так как в
итоге  появлялась  более  серьезная  угроза  -  быть  размазанным  по  стене
собственной гостиной. Вообще-то Смит не надеялся, что система сработает,  но
попробовать все же стоило.
     Тем временем Римо с  Чиуном прибыли  в Чикаго, прихватив с собой только
три из четырнадцати сундуков, обычно сопровождавших  Чиуна  в  путешествиях.
Предполагалось, что в Чикаго они пробудут недолго, однако Чиун подметил, что
планы Римо порой дают сбои.
     - Ты хочешь сказать, что меня преследуют неудачи?
     - Нет. Порой события оказываются  сильнее людей. Когда из-за трудностей
меняют направление  мыслей и действий, то поступают опрометчиво.  Вот  это и
есть неудача.
     -   Что-то   я   не   совсем  понимаю,  папочка,   -   отозвался  Римо,
приготовившийся выслушать  очередную  нотацию  из серии "А  что  я  говорил,
сынок?" после гибели Кауфманна: ведь Чиун предупреждал, что спасти свидетеля
не удастся.  - Разве  в расположении  воинской части ты не отчитывал меня за
то, что я все время повторяю одну и  ту же ошибку? Помнишь сказочку про рис,
дырявый забор и дохлого пса?
     - Ты никогда меня не  слушаешь. Я отчитывал тебя не  за это. Я  пытался
объяснить  тебе,  что этот человек -  не жилец. Я вовсе не имел  в виду, что
тебе следует измениться.  Если крестьянин десять лет подряд выращивает рис и
однажды  урожай  оказывается  плохим,  разве это означает, что  ему  следует
перестать сажать рис?
     - Он должен разобраться, почему случился недород, - сказал Римо.
     - Это было бы  хорошо,  но вовсе не обязательно, - возразил Чиун.  - Он
должен продолжать сажать рис  тем же способом, который позволял столько  лет
выращивать хороший урожай.
     -  Ошибаешься, - заупрямился  Римо. -  Важно понять, в чем был  допущен
промах.
     - Как хочешь, - неожиданно уступил Чиун.
     - И еще одно,  -  сказал  Римо. -  Почему  сегодня ты не брюзжишь,  как
обычно?
     - Не брюзжу? - удивился Чиун. - Если не  ошибаюсь, это  слово  означает
упрекать, высмеивать, предаваться бесконечной унизительной болтовне?
     -  Совершенно верно,  -  подтвердил  Римо, наблюдая, как  дюжий таксист
запихивает  сундуки  Чиуна  в багажное  отделение  и в  багажник  на  крыше.
Чикагский  воздух  был  так  насыщен   сажей,   что,  казалось,  его   можно
раскладывать  по  тарелкам.  Один  из недостатков  интенсивного  пользования
органами чувств заключался в том, что в  таком воздухе нужда в них  попросту
пропадала. Дыша чикагским воздухом, можно было отказаться от еды.
     - Так ты говоришь, что я брюзжу? - не отставал Чиун.
     - Ну, да. Иногда.
     - Брюзжу?
     - Да.
     - Брюзжу!..
     - Да.
     - Это я-то, взявший огрызок свиного  уха, вознесший его  на высоты, где
не бывало ни одно свиное рыло, наделивший его силой  и  чувствами, о которых
даже  не  подозревали его  сородичи!  И после этого я -  брюзга. Я  неистово
прославляю его,  а он спешит выложить наши тайны шарлатану, несущему чушь об
умственных волнах и дыхании.  Я дарую ему мудрость, а он пренебрегает  ею! Я
лелею  его, я  окружаю его любовью,  а он, источая гнилостный дух, жалуется,
что я брюзжу. Я, видите ли, брюзга!
     - Ты сказал что-то про любовь, папочка?
     -  Я лишь  воспользовался лживым языком белых. Я ведь брюзга.  Вот я  и
брюзжу.
     Чиун поинтересовался  у  шофера, который  с  трудом  продирался  сквозь
пробки, забившие центр Чикаго, слышал ли тот хоть малейшее брюзжание.
     - Кто из нас двоих, по-вашему, брюзга? Только честно!
     - Белый парень, - отозвался шофер.
     -  Как  тебе  это удалось?  -  спросил  Римо, не заметивший, чтобы Чиун
передал шоферу деньги или надавил ему на чувствительные места.
     - Я доверяю  честности нашего славного водителя. Не  все люди на Западе
бесчестные, неблагодарные нытики. Значит, я брюзжу, кхе-кхе...
     Существовало  великое  множество причин, по которым  Чиун никак  не мог
брюзжать. Римо ознакомился  со всеми из них  по  очереди, пока  они ехали  к
зданию  Комитета  по образованию;  последняя  состояла  в том,  что  не Чиун
проморгал  Кауфманна, не Чиун  предлагал нелепые соотношения за и против, не
Чиун  тратил понапрасну время  в  армейском  расположении.  Почему не  Чиун?
Потому что Чиун - не брюзга.
     - Слушай, папочка, я что-то беспокоюсь. Смитти говорил, что нам не надо
соваться в Чикаго, пока он не разузнает побольше об этом типе. Вдруг я опять
поступаю неверно?
     Это был редкий случай, когда Мастер Синанджу повысил голос:
     - Кого я  учил - тебя или твоего Смита? Кто знает, что правильно, а что
нет,  - какой-то император, которых полно, как собак нерезаных,  или Мастер,
выпестованный школой Синанджу?  Ты великолепен, дурень ты этакий, только сам
еще этого не понимаешь.
     - Великолепен?
     - Не слушай меня. Я ведь брюзга, - отмахнулся Чиун. -  Но  вот что тебе
надобно  знать:  там,  в  гарнизоне,  ты  потерпел  поражение,   потому  что
действовал  по  указке этого доморощенного императора. Но  теперь  тебя ждет
успех, потому  что ты делаешь то, что должен делать, то, чему я тебя научил.
Даже камень, лежащий на одном месте, подвергается  опасности. Другое  дело -
когда он катится вперед. Действуй!
     В этот самый  момент таксист,  предвкушая  щедрые  чаевые, ибо с полным
основанием  полагал, что на  рынке  чаевых ложь  оплачивается лучше,  нежели
правда, заметил вслух, что азиат, пожалуй, и впрямь немного брюзга. Впрочем,
распространяться  на эту  тему  он не стал, поскольку у него появилось  куда
более  насущная  задача - убрать  голову  из треугольного  окошка в передней
дверце. Его нос оказался совсем близко от зеркала  бокового обзора; когда он
пытался  втянуть голову обратно в салон, этому маневру мешали уши. При  этом
он никак не мог понять: каким образом его  голова очутилась в окошке? Стоило
ему обмолвиться  насчет брюзжания, и уже  мгновение спустя он был не в силах
сладить с  застрявшими в оконном  проеме ушами. Главное -  уши: пройдут они,
пройдет и  вся голова, и  все будет замечательно. Этого  ему сейчас хотелось
больше всего  на свете. Он слышал, как азиат советует  белому  парню  верить
самому себе;  потом, когда азиат на мгновение прервал свой  стрекот, таксист
взмолился:
     - Вы бы помогли мне - как бы это сказать? - вернуться в салон.
     - Вы просите о помощи брюзгу?
     - Никакой вы не брюзга, - сдался таксист.
     Через  секунду его ушам  сделалось тепло, голова вернулась в салон,  и,
что самое удивительное, оконная рама даже не погнулась.
     Ну  конечно,  сэр,  как  можно  было назвать вас брюзгой, сэр, да, сэр,
поразительно, что люди в наши дни не желают прислушиваться к добрым советам.
     Чиун  придерживался  того  же  мнения.  Даже  слуги,  занятые  в  сфере
транспорта,  если  найти к  ним соответствующий  подход,  способны  прийти к
правильным выводам.
     В Чикагском комитете по образованию царила суматоха. Сотрудники сновали
туда-сюда,  кое-кто   на  ходу  отдавал  отрывистые  команды.  У  всех  были
встревоженные лица. Люди задавали друг другу вопросы.
     - Что случилось? - спросил кто-то.
     Ему ответили сразу несколько человек:
     - Уорнер Пелл... За рабочим столом.
     - Что с ним?
     - Умер.
     - Не может быть!
     - Увы.
     - Боже мой! Не может быть!
     Стоило отойти на несколько шагов, как началось то же самое:
     - Что произошло?
     - Уорнер Пелл...
     - Что с ним?
     И так далее.
     Римо присоединился к одной из групп.
     - Вы говорите, что Уорнер Пелл умер?
     - Да,  - подтвердила женщина с  мясистым лицом  и  большими украшенными
искусственными  бриллиантами  очками,  болтающимися на  ее необъятной груди;
трудно  было  себе представить, что эти  две  бесформенные глыбы,  с  трудом
умещающиеся в бюстгальтере, лет десять или  двадцать тому назад вскармливали
младенцев.
     - Как это произошло? - спросил Римо.
     - Его застрелили.
     - Где?
     - Там, в том  конце коридора. Убийство в Комитете по образованию! Здесь
не больше порядка, чем в самой захудалой школе! Боже, что дальше-то будет?
     - Вот именно, - подхватил кто-то.
     Римо заметил в противоположном конце коридора две фигуры в синей форме.
У него сохранилось удостоверение сотрудника министерства юстиции, которым он
не преминул воспользоваться.
     Полицейские кивком головы пригласили Римо пройти в кабинет. Он сразу же
почувствовал:  здесь что-то не  так. Причем  дело было не  в каком-то  явном
проявлении  недружелюбия, а  в чем-то совсем ином. Обычно, если  человек  не
пытается сознательно контролировать себя, его мысли  и чувства так или иначе
прорываются наружу. У одних это выражается во внезапном хохоте, как у героев
Кэри Гранта, у других - менее  явно: у них  как  бы застывает лицо.  Один из
полицейских отвернулся от Римо и что-то шепнул напарнику.  Тот, естественно,
не оглянулся на Римо, но плечи его многозначительно приподнялись.
     На двери кабинета висела табличка:

     "Специальная программа повышения успеваемости
     УОРНЕР ПЕЛЛ.
     заместитель директора по координации"

     Пелл уже ничего не координировал. Одна его рука была  откинута на валик
дивана, голова  запрокинута назад.  Киото несколько  раз выстрелил  ему  под
подбородок. Мертвые глаза уставились  в потолок. Полицейский фотограф сделал
снимок, и кабинет озарила вспышка. Перед Пеллом стоял низенький стул.
     Римо предъявил документы.
     - Вы знаете, чья это работа?
     Детектив в мятой белой рубахе и с такой же мятой физиономией сказал:
     - Нет.
     - Как он был убит?
     - Стреляли из оружия 25-го калибра, прямо под подбородок.
     - Значит, убийца был ниже его?
     - Значит, так, - согласился детектив.
     Опять стреляли снизу. Так же, как и в случае с Кауфманном.
     - Кто-нибудь видел убийцу?
     -  Нет.  Пелл  беседовал  с  каким-то  трудным  ребенком.  Ребенок  так
потрясен, что не в состоянии вымолвить ни слова.
     - Может быть, он и стрелял? Сколько ему лет?
     - Ребенок? Господи, да ему десяти  нет! Ну, вы из  министерства юстиции
даете! Подозревать девятилетнего пацана!
     - Я думал, ему лет пятнадцать-шестнадцать...
     - Да нет, он совсем еще молокосос.
     В  приемной  убитого  белая женщина с мелко  завитыми волосами в  стиле
"афро"   и   возмущенным  взором,  способным  смутить   тропический  ураган,
потребовала объяснений: с  какой  стати  полицейские  нарушают заведенный  в
учреждении порядок? Если бы не почти траурное одеяние и не широченный пояс с
медной  пряжкой,  годной для защиты иностранного посольства, а  не  дамского
пупка, женщину можно было бы счесть привлекательной. Ей было лет  тридцать с
небольшим, однако, взглянув на ее рот, ей  можно было  дать все пятьдесят. К
тому же она обладала оглушительным голосом.
     Рядом с ней понуро стоял девятилетний мальчуган, ожидая распоряжений.
     -  Я  -  мисс Кауфперсон,  и мне хотелось бы  знать,  что здесь  делает
полиция без моего разрешения.
     - Произошло убийство, леди.
     - Я вам не леди. Я  - женщина. Кто вы такой? - обратилась она к Римо. -
Я вас не знаю.
     - Я вас тоже не знаю, - парировал Римо.
     -  Я - директор-координатор, занимаюсь  вопросами  мотивации  в учебном
процессе.
     -  Видимо, она работает с  умственно  отсталыми, -  предположил один из
детективов.
     - Нет, - возразил другой, - умственно отсталыми занимался Пелл.
     - Что значит "мотивация в учебном процессе"? - спросил Римо, глядя, как
двое  полицейских  из коридора  загораживают  собой дверной  проем. Они  уже
держали  наготове  револьверы. Ничего, он  проскочит мимо них, да так, чтобы
они  не выстрелили - иначе, не ровен час,  ранят кого-нибудь в приемной, еще
зацепят мальчишку, стоящего рядом с этой Кауфперсон.
     - Название "мотивация  в учебном  процессе"  говорит  само  за себя. Мы
целенаправленно влияем  на  неуспевающих учеников, побуждая  их более  полно
задействовать свои потенциал.
     - А, значит, она работает с лентяями, - буркнул детектив.
     И тут один из полицейских в  дверях начал действовать. Встав между мисс
Кауфперсон и Римо, он направил револьвер на Римо и гаркнул:
     -  Ну-ка, не  двигаться!  Это подозреваемый,  выдающий  себя за  агента
министерства юстиции, сержант. Тот самый. У него смешное имя.
     От Римо требовалось исполнить цирковой номер. Ему нужно было, чтобы все
револьверы - и патрульных, и детективов - оставались направленными на него и
при этом  ни в  кого, тем более в  него  самого, не  выстрелили.  Поэтому он
шмыгнул одному из  детективов за спину и вытолкнул его на середину приемной,
чтобы тот, падая, выбил у одного из полицейских револьвер; второго детектива
он  отпихнул  в угол,  а сам метнулся,  перепрыгивая через падающие тела, ко
второму полицейскому, чей револьвер был готов к стрельбе. Тычок указательным
пальцем  -  и револьвер  вывалился  из  сжатого  кулака.  Со  стороны  могло
показаться, что несколько человек внезапно начали валиться друг на  друга, и
лишь один, худощавый, спокойно пробирается между ними.
     Ни один из примененных Римо  приемов  не  отличался  экзотичностью; это
были  всего-навсего   толчки.   Вся   суть   заключалась  в  том,   что  для
тренированного человека время  движется медленнее. Он уже миновал последнего
полицейского  и  собирался  выйти  за  дверь,  когда  что-то  впилось  ему в
поясницу. Он знал,  что  это  никак  не  может  быть  пулей  из  револьвера,
выпущенной одним  из полицейских, поскольку  тогда удар оказался  бы гораздо
сильнее. Он оглянулся.  В него  никто  не  целился.  Мисс Кауфперсон  вообще
пропала в мешанине рук. Однако кто-то все-таки выстрелил в него - в  этом не
приходилось сомневаться. Он  порадовался, что не  пострадал мальчуган. Прочь
из  здания! В тело Римо  только что  вонзился посторонний  предмет. Скоро он
почувствует боль.
     Пока  он  шагал  к двери, спина  у него разболелась так,  словно  в нее
воткнули  раскаленную   кочергу.   Усилием  воли  он   замедлил  дыхание,  а
следовательно, и кровообращение. К такси он приближался медленно, потому что
слабеющий ток крови все больше затруднял его движения.
     - Я ранен, - сообщил он, падая на заднее сиденье  машины и окончательно
перекрывая рукой доступ крови к ране.
     - Идиот!  - вспылил Чиун, отбрасывая  руку  Римо  и  засовывая  ему под
рубаху свою. Другой рукой он сделал жест, приказывающий водителю трогаться с
места, и поживее.
     В обычной ситуации  водитель  попросил бы беглецов не впутывать  его  в
свои темные дела, однако он уже набрался ума-разума и предпочел не спорить с
Мастером Синанджу.
     - Идиот, - повторил  Чиун. - Как тебя угораздило вернуться раненым? Как
ты посмел это допустить?
     - Не знаю. Я употребил простенький прием. А потом вдруг - боль в спине.
     - Простенький прием! Боль в спине! Ты что, спал? Что ты делал?
     - Я же говорю - я употребил простенький прием. А ранение поверхностное.
     - Ладно, спасибо  и на этом, - проворчал Чиун, добавив по-корейски, что
Римо  на  редкость  неблагодарный  тип,  раз   позволяет  каким-то  подонкам
уничтожить то, что сделал  из него Чиун, Рискуя  своей жизнью, Римо попросту
глумится над высшими ценностями Синанджу.
     - Я это запомню, папочка, - проговорил Римо с вымученной улыбкой.
     - Имей  в виду, речь идет не о жизни какого-то никчемного  белого. Я-то
надеялся, что отучил тебя от глупой отваги,  которой бравирует Запад и из-за
которой люди забывают про полезнейшее чувство - страх.
     - Ладно,  ладно. Хватит  брюзжать.  Я понятия  не  имею, откуда  в меня
выстрелили.
     - Неведение еще хуже, чем отвага.
     -  Я не знаю,  как  это произошло. - Перейдя на корейский, чтобы его не
понял  шофер,  Римо  поведал  в  подробностях о своих  действиях  в кабинете
Уорнера Пелла и о поведении остальных людей, находившихся там.
     - А что там делал ребенок? - спросил Чиун.
     - Мальчишка? Кажется, ничего.
     -  Когда  ты  выбивал  из  рук   полицейских  револьверы,  то  думал  о
револьверах. Поэтому они и не причинили тебе вреда.
     - Один все-таки причинил.
     - Чей?
     - Не знаю.
     - Значит, выстрел был  произведен  не  из револьвера полицейского.  Это
совершенно  точно.  Человек,  глядящий на  меч, может  погибнуть  от  камня,
человек, глядящий на меч и на камень, может погибнуть от дубины. Но тот, кто
полностью  использует  органы чувств, никогда не погибнет от  предметов,  на
которые смотрит.
     - Я - Мастер Синанджу. Я полностью использую органы чувств.
     - В теле есть орган, именуемый дробилкой.
     - Ты имеешь в виду аппендикс?
     -  Мы называем его дробилкой. Когда-то  давно этот орган дробил  грубую
пищу.  Потом человек  стал питаться злаками, и этот орган перестал работать.
Если бы человеку  пришлось теперь съесть рыбу со  всей чешуей, он бы поранил
себе  внутренности,  потому  что дробилка  не работает,  хотя  она  и есть в
организме.
     -  К  чему ты  клонишь?  Я нуждаюсь  в твоих байках  еще меньше, чем  в
перитоните.
     -  Ты  всегда  нуждался  в моих  байках, потому  что они помогают  тебе
понять, что к чему.
     - Какое отношение имеет мой аппендикс ко всему остальному?
     - Ясное ясно и так. Неясное - тем более.
     - Ну да,  -  поморщился  Римо. - Рыбья  чешуя. В меня  вонзилась  рыбья
чешуя. А я-то думал, что  схлопотал в спину пулю! Надеюсь, это не был крючок
с червяком?
     - Высмеивая меня, ты признаешь, что случившееся выше твоего понимания.
     - Скорее, за пределами его.
     - Не стоит объяснять загадки вселенной жабе.
     - И все-таки попробуй. Если  бы мы перешли на английский, ты, наверное,
перестал бы говорить загадками.
     Боль  отпускала Римо по мере того, как рука  Чиуна массировала  нервные
окончания вокруг раны.
     - Загадками? Для болвана, сидящего  в темноте, самая большая  загадка -
свеча! Куда девается темнота? Дело тут вовсе не в свече, а в болване.
     Чиун умолк,  словно воды в рот набрал. Римо принялся его тормошить, и в
итоге Чиун сдался.
     - Какое из чувств, не нужных тебе в тот момент, было отключено?
     - Никакое.
     - Ошибаешься.  Оно  отключилось  так незаметно, что  ты  этого даже  не
заподозрил.
     - Чувство?..
     - Ты  смотрел  на  револьверы.  А на что ты не  смотрел? На то,  что не
представляло  для тебя  опасности, верно?  А  что не представляло  для  тебя
опасности?  Неужели  ты не знаешь, что  не представляло для тебя  опасности?
Подумай.
     Римо пожал плечами.
     - Стол не представлял для тебя опасности?
     - Абсолютно.
     - А стена?
     -  Ты знаешь,  что я всегда наблюдаю  за стенами. Входя в  комнату,  я,
подобно тебе, никогда не забываю о стенах.
     -  Правильно.  Но  к столу это не относится.  Теперь мы  оба знаем, что
многие стены  таят в  себе ловушки. А столы - нет.  Вот ты и не посмотрел на
стол. Что за люди находились в комнате?
     -  Двое  патрульных  полицейских,  двое  детективов,  дама  по  фамилии
Кауфперсон и труп. Не хочешь ли ты сказать, что в меня выстрелил труп?
     Чиун вздохнул.
     - Нам повезло,  бесконечно повезло, что  ты остался жив. Ты тоже вполне
мог стать трупом.
     - Кто это сделал? Ну, говори же наконец!
     - Я  все время говорил об этом  и сейчас  повторю: то, что ты ничего не
заметил, показывает, насколько опасны эти убийцы. Они незаметны. Ты смотришь
на них, но не видишь.
     - Так кто же это, черт возьми? Кто?!
     - Ребенок, -  сказал  Чиун. - Вспомни всех погибших.  Разве в доме, где
погиб  Кауфманн, не было детей?  Были. А где, как не  на детской площадке, в
присутствии ребятни, был убит еще  один  свидетель? Если твои незрячие глаза
до сих пор не видят очевидного, зададимся вопросом: как были убиты эти люди?
Либо  с помощью  бомбы, которую  способен  бросить  или  подложить маленький
ребенок, либо с  помощью пули,  выпущенной из  мелкокалиберного оружия.  Под
каким углом вошли пули  в тела жертв? Под  подбородок, снизу вверх  - только
так и может стрелять ребенок. Ребенку нетрудно  спрятать маленький пистолет,
ребенка охранник в лучшем  случае попробует  отогнать, но уж никак не станет
от него защищаться. Ребенка, в отличие от взрослого, не принимают всерьез. И
ты не принял всерьез ребенка, который в тебя выстрелил.
     - Ну и ну, - сказал Римо.
     Чиун  принялся  рассматривать   чикагские   улицы,  по  которым   несся
автомобиль.
     - Ну и ну... - повторил Римо.
     - Смешно  вы лепечете, ребята, -  обратился  к  ним  водитель такси.  -
По-китайски, что ли?
     - Нет, - откликнулся Чиун. - Это такой язык.
     - Какой язык?
     - Такой, - сказал Чиун.
     - Японский?
     - Нет. Японский есть японский, а язык есть язык.
     Вывод напрашивался сам  собой: все белые - тупицы, подобно китайцам или
африканцам.  Или  южным  корейцам,  как,  впрочем,  и  северным,  живущим  в
Пхеньяне. Глупцы!  Только  в Синанджу умеют видеть  подлинный свет  истины -
исключая, естественно, безмозглых рыбаков, дровосеков и прочую  деревенщину,
находящуюся на иждивении у Мастеров Синанджу.
     Действуя методом исключения, Чиун пришел к выводу, что весь мир делится
на  Мастеров Синанджу - единственных, кто чего-то  стоит, - и всех остальных
людей, совершенно никчемных.
     Однако даже не  все Мастера  совершенны. В эпоху правления династии Тан
был, например, Мастер, который предался обжорству и лени, предпочитая, чтобы
работу  выполняли  за  него  другие.  Впрочем, рассказам о предках не всегда
можно верить,  потому  что  дядюшки  и тетушки имеют  склонность  живописать
достижения родни с некоторыми отступлениями от истины.
     Даже предшественник Чиуна, его учитель, был не без греха.
     В конце концов Чиуна посетила печальная мысль: в мире существует только
один человек, чьи знания, мудрость и сила по-настоящему достойны восхищения.
     Но как этому человеку  предупредить своего ученика, Римо, что он  может
оказаться беззащитным?



     Пуля вошла неглубоко. В маленьком номере мотеля в пригороде Чикаго Чиун
с помощью  Римо извлекал  ее.  Длинные  ногти погрузились  в  рану. Римо  то
напрягал,  то  расслаблял  мышцы,  лежа  лицом  на   свежевыстиранном  белом
полотенце,  хранившем  запах  стирального порошка. Ковер  на  полу  тоже был
вычищен сильно пахнущим раствором. Дыхание Римо было медленным, методичным -
так повышался болевой  порог.  В полузабытьи  Римо вспоминал времена,  когда
служил простым полицейским в  Нью-Джерси,  расхаживая  с пистолетом на боку,
поглощая  огромное  количество  гамбургеров и приторной  кока-колы. Это было
задолго до того, как, по замыслу доктора Смита, началась его новая жизнь.
     Ему вспоминалось  пиво, свидания и намерение жениться на Кэти Джилгули,
дочке младшего инспектора. Чем они были не пара? Как-то вечером,  в прихожей
отцовского дома, она  довела его до  экстаза рукой, шепча:  "Вот  поженимся,
тогда все будет по-настоящему. Я берегу себя для тебя, Римо".
     "Берегу"? Ему  так и не пришлось вкусить от плода ее невинности. Вскоре
на  него  навесили  обвинение  в  убийстве торговца  наркотиками;  инспектор
Джилгули  попытался  замять дело, договорившись с прокурором, но организация
Смита работала  четко,  и Джилгули пришлось дать задний  ход и  посоветовать
дочери найти  себе другого жениха. Римо  частенько пытался представить себе,
как сложилась  ее жизнь: поселилась ли она в домике на две семьи, обзавелась
ли  мужем, кольцом с бриллиантом в  полкарата и четырьмя ребятишками, меняет
ли  раз  в пять  лет цветной  телевизор?  Пределом  ее  мечтаний был  бар  в
цокольном этаже, если  бы Римо  дорос до главного инспектора, они непременно
обзавелись бы летней дачкой в  Спринг-Лэйке, штат Нью-Джерси, по соседству с
крупными политиками. Дом на побережье!
     Римо  почувствовал, как  из него извлекают пулю.  О,  чья  недрогнувшая
рука, чей зоркий глаз выразит  твою  устрашающую симметрию?  Он  расстался с
прежней  жизнью,  зато  взамен стал  наследником  более чем двухтысячелетней
истории  человеческого гения,  уходящей истоками во  времена, предшествующие
появлению письменного слова.
     У Чиуна  всегда  были наготове  предания  о  первом Мастере, заложившем
основы грозного  мастерства. С небес якобы спустился пылающий диск, и оттуда
послышался  глас, возвестивший  первому  Мастеру  Синанджу,  что  существуют
способы  более  полного  использования  возможностей  человеческого  тела  и
разума.  До появления  письменности было еще очень далеко.  Чья недрогнувшая
рука,  чей  зоркий  глаз  выразит  твою  устрашающую  симметрию?  Руки Чиуна
массировали рану; Римо все глубже погружался в бездну собственного сознания,
чувствуя движение крови по всем венам и артериям. Нечто подобное умеют йоги,
но искусство Синанджу старше йоги: оно такое же древнее, как первые племена,
собиравшие дикорастущий  рис на топких болотах, по которым бродили последние
динозавры,   уже  не  способные  помешать   низкорослым  двуногим  существам
готовиться  к завоеванию мира. Неужели и впрямь речь  идет о такой  глубокой
древности? Пожалуй, все-таки нет. В книгах, которые удалось  раскопать Римо,
черным по белому написано: 2800-й год до нашей эры.
     Древнее искусство.  Столь  же древнее, как и  его сердце, растягивающее
сейчас  каждое биение до  бесконечности, освобождая  тело  от  потребности в
притоке крови.  Вот так! В кромешной  мгле, в  молочной белизне - вот так...
Неподвижность, слитность со всем сущим...
     Один  нескончаемый  удар.  И  медленное  воспарение, Прочь  из  теснины
собственного  мозга! Прочь  от Кэти  Джилгули,  чьи руки в  белых  перчатках
делали  то,  что заменяло брачный контракт  и настоящее  блаженство. "Обещаю
тебе, Римо! Как я жду твоего тела!"
     Древнее  искусство. Более  древнее,  чем  солнце на рассвете.  Солнце -
источник  всего. Синанджу...  Ковер  снова запах  дезинфицирующим раствором,
полотенце  - стиральным  порошком. Он  вернулся в номер  мотеля,  где Чиун с
тихим   звоном  опустил  в  стеклянную  пепельницу  маленький  металлический
предмет. Это была пуля.
     -  Твое тело даже не сумело  принять  ее должным образом.  Она  пробила
ткани, - сказал Чиун.
     - Я не ожидал выстрела.
     - Нет  необходимости  говорить мне об  этом - я и сам  вижу.  - Длинные
белые  ногти  Чиуна  были  чисты.  -  Ненавижу  пули!  Как  мы и  опасались,
огнестрельное оружие превращает человека в собственного убийцу.
     - Знаешь, папочка, порой, когда я погружаюсь в глубины сознания, у меня
возникает вопрос: стоит ли нам выполнять роль убийц?
     - В этом заключается опасность  погружения в глубины. Не тревожься, это
пройдет.
     Римо потянулся, глубоко вздохнул и выпил стакан воды. Кто-то учит детей
убивать. Он  думал, что  это Пелл, но теперь  Пелл мертв. Значит, это кто-то
другой. Найти этого  мерзавца,  покончить  с его шайкой -  и  дело с концом,
Главное, что найден ответ на вопрос "как?". С помощью детей.
     Любопытно,  что ни один  из них до сих  пор не проговорился. Тренировка
включала, как видно, и это. Что ж, одну ниточку Римо уже ухватил: мальчуган,
стрелявший  в него. Мальчуган,  стоявший рядом  с  мисс Кауфперсон. Забавная
фамилия - Кауфперсон...
     - Берегись! - Голос Чиуна настиг Римо у самой двери. - Берегись детей.
     - Детей?
     - Ты когда-нибудь дрался с ребенком?
     - После пятого класса - ни разу, - ответил Римо.
     - Тогда откуда  у  тебя уверенность, что  ты справишься с  ребенком?  В
таких вещах нельзя быть уверенным.
     - Мне ни разу не  приходилось сталкиваться с противником, которого я не
смог бы одолеть, а дети слабее всех, с  кем я до сих пор сталкивался. У меня
хватит мужества сунуться в детский манеж.
     - Глупец, - отрезал Чиун.
     - Не понял.
     - Не расстрачивай понапрасну ценнейший дар,  пожалованный тебе. Не будь
ни в чем уверен.
     - Ладно, папочка, не буду, если тебе так хочется.
     В  телефонной  книге  Чикаго оказался  только  один абонент с  фамилией
Кауфперсон.  Римо  предположил, что это именно  та, которую он  хочет найти.
Сперва ему пришлось просмотреть  бесконечный список  Кауфманов и Кауфманнов;
одно  "н" свидетельствовало  о  еврейском,  два  - о немецком происхождении.
Интересно, существуют ли немцы Кауфперсонны?
     Роберта Кауфперсон проживала в новом высотном жилом  доме с чистенькими
коврами на полах и свежеокрашенными стенами; дверь ее квартиры охраняли двое
полицейских. Завидев мундиры, Римо спрятался за угол и направился к  двери с
надписью  "  выход",  ведшей  на  лестницу.  Одолев  двенадцать   лестничных
пролетов,  он вышел на крышу, прикинул,  где должны находиться окна квартиры
мисс  Кауфперсон,  и перемахнул  через ограждение. Сперва нащупывая  носками
ботинок подоконник, а потом повисая на нем на руках, он преодолел двенадцать
этажей  в обратном направлении и увидел затылок брюнетки с прической "афро",
смотревшей по телевизору программу "Сезам-стрит". Приподняв оконную раму, он
скользнул  в  гостиную,  левой  рукой  зажал  женщине  голосовые  связки   и
проговорил:
     - Не  бойтесь, мисс Кауфперсон, я не  причиню  вам  вреда. Я здесь  для
того,  чтобы вам  помочь. Но для этого вам  придется  отослать  полицейских,
стоящих у ваших дверей. Если вы согласны, кивните.
     В  серо-голубых глазах  стоял ужас. Однако колечки  в  прическе  "афро"
затряслись в знак согласия. Римо ослабил хватку. Мисс Кауфперсон била дрожь,
однако  она  поднялась.  Она  была  отлично сложена  и  обладала  грациозной
походкой. Она шагнула к входной  двери; Римо последовал  за  ней. Она нажала
кнопку переговорного устройства.
     - Спасибо, вы  можете  быть свободны,  -  произнесла она. - Теперь  мне
ничто не угрожает.
     - Но вы  так  настаивали,  чтобы  у  вашей  двери выставили охрану!  Вы
уверены, что мы вам больше не нужны?
     - Уверена.
     - Ладно. Но  сперва  позвоните  в  участок,  капитану.  Нам  нужно  его
согласие.
     - Разумеется.
     Двигаясь, словно фигура  в  компьютерной  игре, она  прошла к телефону,
набрала номер экстренного  вызова полиции,  вступила в  недолгую перепалку с
кем-то на другом конце провода,  попросившим ее  перезвонить непосредственно
капитану, подождала,  велела невидимому собеседнику  снять  охрану, повесила
трубку и крикнула через дверь:
     - Все в порядке, можете быть свободны.
     - Слушаюсь, мэм.
     До  Римо донесся топот  покидающих  пост  полицейских. Мисс  Кауфперсон
рывком стянула через  голову кофточку. Ее груди задорно торчали,  соски  уже
стояли по стойке "смирно".
     - По какому поводу построение? - осведомился Римо.
     - Разве вы не собираетесь меня изнасиловать?
     - Нет.
     - Вряд ли вы спустились по веревке, рискуя жизнью, лишь для того, чтобы
со мной поздороваться.
     - Мне нужна кое-какая информация.
     - Значит, вы не собираетесь меня насиловать?
     - Нет.
     - Вы, наверное, не в своем уме.
     - В своем, - ответил Римо.
     - Тогда как вы можете там стоять?
     - А почему бы и нет? Не понимаю, о чем вы толкуете.
     - Глядя на полуобнаженную женщину, вы не испытываете возбуждения?
     -  Не сочтите  за  оскорбление,  но не родилась еще  та  женщина,  ради
которой я спустился бы с крыши дома.
     - Вы действительно не в своем уме. Наверное, вы претендуете на какие-то
глубокие  отношения. Но не думайте,  я не намерена отдать  вам  лучшую часть
своего "я" только потому, что вы залезли ко  мне в окно. Одно  дело  - секс,
другое - моя душа.
     - Можете оставить себе и то, и другое, - успокоил ее Римо.
     - Я  решила,  что  вы ранены,  -  сказала  мисс  Кауфперсон.  - В этом,
наверное, все дело: вы ранены, и вам недостает сил для секса.
     - Точно, - кивнул Римо. - У меня вряд ли что-нибудь получится.
     Соски  опали, как  по  команде  "вольно", груди  опустились.  Она снова
натянула кофточку.
     - В таком случае я на вас не сержусь.
     -  Вот и  славно, - заметил Римо.  -  Мне нужно  узнать о мальчишке,  с
которым вы были сегодня в комитете. Кто он, как его зовут, где он живет?
     - Мне не разрешено разглашать информацию такого рода.
     - Я все равно ее получу, - невозмутимо произнес Римо.
     - Я не знаю, где живет этот мальчик. Сегодня он в последний раз  пришел
в класс. Его семья переехала, и его переводят в  другую школу. По-моему, они
теперь будут жить в Нью-Йорке...
     - Замечательно, - воскликнул Римо.
     - ... или в Лос-Анджелесе. Точно не помню.
     - Грандиозно! -  молвил Римо. - Тогда начнем с другого конца:  мальчик,
находившийся в кабинете в момент убийства Пелла. Кто он?
     - Я же сказала, что не имею права разглашать подобную информацию!
     - А я все равно ее получу.
     - Чего же вы медлите? - спросила она, выпятив грудь и вызывающе положив
ладони на  свои  крутые бедра, очертания которых  соблазнительно  проступали
через ткань. Римо чувствовал, как  страстно она его хочет, поэтому он прижал
ее к себе  и опрокинул на бело-синий ковер на полу, где не  мешкая полез  ей
под юбку, чтобы довести до умопомрачения, но не до полной потери рассудка.
     - Имя мальчика, - прошептал Римо.
     - Давай же, мерзавец, скорее!
     - А ты дай мне то, чего требую я.
     -  Мерзавец!  - прохрипела она и  перешла  на мелодичный  стон.  Ее таз
ритмично приподнимался в красноречивом приглашении.
     - Имя! - повторил Римо.
     -  Элвин  Девар,  девять  лет, Уилтон-стрит, 54, отстающий.  Ну  давай,
слышишь!
     Грациозно  и  обдуманно  Римо довел стонущую и  дергающуюся  женщину до
оргазма. Это называлось  "падум". Она впилась ногтями  ему в спину и прижала
его к себе, умоляя, чтобы он повторил это чудо. Он повиновался.
     - О, какая прелесть! Как хорошо! - пролепетала она. - Как тебя зовут?
     - Римо.
     - Чудесное имя. А фамилия?
     - Спит.
     - Фантастически сексуальная фамилия, Римо Спит!
     - Мне пора. Спасибо за информацию.
     - Подожди. Может  быть,  тебе  нужно  его личное дело? Об этом Деваре я
знаю абсолютно все. Таких, как он, мы называем "сверхотчужденными".
     - Что это такое?
     - Тупица, который ни с кем не может найти общего языка.
     - Мне пора.
     - Я пойду с тобой!
     - Я работаю в одиночку, - сказал Римо.
     - Ты не уйдешь, пока я тебе не позволю.
     Римо улыбнулся и чмокнул ее в щеку.
     - Пока, - сказал он.
     В следующую секунду он почувствовал, как она стискивает его лодыжками.
     - Посмотрим,  удастся ли тебе  вырваться, - сказала она с ухмылкой. - Я
великолепно управляю всеми своими  мускулами.  Так  что  не пугайся, если не
сумеешь высвободиться. Иногда мужчины начинают паниковать и испытывают боль.
Ну-ка, попробуй!
     Мисс Кауфперсон  отменно  владела  двойным  зажимом, который  помог  ей
поглубже запихнуть Римо внутрь себя.
     -  Никому еще не удавалось с этим справиться,  -  предупредила его мисс
Кауфперсон со счастливой улыбкой.
     Римо  было  достаточно  дважды  легонько  надавить ей на  горло,  чтобы
вырваться на волю.
     -  У-у,  это было  здорово! -  простонала  мисс  Кауфперсон. - Во  всех
смыслах!
     Что-то в  этой квартире настораживало Римо,  хотя он пока еще не  сумел
определить,  что  именно. Она  была  обставлена в современном  стиле:  из-за
мебели, обтянутой черно-белой кожей, высовывались хромированные светильники,
пол застилали толстые ковры, картины на стенах напоминали бесформенные пятна
в обрамлении тонких  золоченых нитей-рам. В  пяти серебряных бокалах курился
ладан.  Кресла  походили на  полированные  скульптуры с маленькими  кожаными
подушечками для  тех, кто способен догадаться, что это все-таки кресла. Нет,
странная   квартира.  Да   и  сама   мисс  Кауфперсон  производила  странное
впечатление.
     - Ты должен позволить мне пойти  с  тобой. Я  могу рассказать тебе  всю
подноготную Девара.
     - Валяй, - пожал плечами Римо. - Одевайся, и пойдем.
     Едва  успев  застегнуть  юбку,  Сашур  - она гордо объявила, что теперь
носит это имя,  -  прочла  лекцию  о  своих способностях управлять  психикой
мужчин, которых она считала существами низшего порядка.
     - Многие тысячи  лет  мужчины пользовались  женщинами  как сексуальными
объектами. Теперь настала наша очередь. Ты для меня - всего лишь вещь.
     - Как тебя звали раньше?
     - Тебе хочется знать, как меня называли угнетатели-мужчины?
     - Именно.
     - Роберта Кауфманн.
     - Не была ли ты замужем за бухгалтером?
     - Была. Он был свиньей. К счастью, он погиб.
     - Давно?
     - Пару дней назад. Наверное, пал жертвой капиталистического заговора, в
котором сам играл грязную роль.
     - Я вижу, ты отлично обходишься без него.
     - Потому что не соглашаюсь на уготованную мне рабскую долю.
     Внизу сидящий за столиком консьерж  сообщил  мисс Кауфперсон, что "этот
человек дожидается снаружи".
     - Боже правый! - воскликнула  мисс Кауфперсон.  -  Вот ведь привязался,
как зубная боль!
     Римо и Сашур вошли в лифт и спустились в подземный гараж.
     - Придется воспользоваться моей машиной. Вообще-то я предпочитаю ездить
на такси,  потому что в  этом  городе негде припарковаться.  Ладно,  поедем.
Терпеть  не могу появляться  на машине в  отсталых с социально-экономической
точки зрения  районах, где угнетенный люмпен-пролетариат в борьбе за свободу
вымещает свой гнев даже на таких символах больного общества, как автомобили.
     - Что? - не понял Римо.
     - Черномазые снимают ниппели с колес.
     - Я думал, что мальчишка Девар - белый.
     -  Белый. Он живет в высотном доме, но по соседству с трущобами. Это не
то, что здесь.
     - Сколько ты платишь за квартиру в месяц? - спросил Римо.
     - Бешеные деньги: полторы тысячи.
     - И это на учительскую-то зарплату?
     -  Конечно,  нет!  Уж не думаешь  ли ты, что  наше прогнившее  общество
предоставит учителю возможность пользоваться роскошными апартаментами?
     - Как же ты выходишь из положения?
     - А вот так. Я нашла способ!
     - Какой?
     - Я эмансипированная женщина и знаю, как раздобыть  деньги, но тебя это
не касается.
     -  Как  раз  наоборот, - сказал  Римо. Поначалу  она подумала,  что  он
собирается заняться  с ней любовью  прямо  в  лифте,  но  когда  боль  стала
нестерпимой, она поняла, что ошиблась.
     - Так откуда ты берешь деньги? - спросил Римо.
     - Бракоразводный контракт. У этого олуха водились деньжата.
     Римо ослабил хватку.
     - Ну что, теперь  доволен, свинья ты этакая? - прошипела Сашур, потирая
локоть. - Теперь ты знаешь, так что можешь гордиться! В обществе, основанном
на  угнетении, это  - единственный  способ для женщины заработать  на жизнь,
понял, мерзавец? Слушай, а ты не садист?
     - Садисту нравится  причинять боль.  Он  действует  наобум,  потому что
причинить боль для него самоцель.
     Далее  он  объяснил ей, что  боль  свидетельствует о  нормальной работе
организма и должна использоваться как сигнальный механизм для мозга.
     Беда в том, что  большинство людей  не  обращает  внимания  на  первые,
слабые  сигналы,  а  потом становится  поздно, и  им ничего не остается, как
страдать от сильной и совершенно бесполезной боли.
     - Раз тебе  нравится боль, получай!  - воскликнула  Сашур и  попыталась
заехать Римо в пах подошвой босоножки  от Гуччи. Подошва ткнулась в пустоту.
Дверь лифта открылась, и Римо помог спутнице подняться на ноги.
     Она попробовала отвесить  ему  оплеуху  и опять  промахнулась.  Пинок в
живот - и снова промах.
     - Ладно, твоя взяла, - вздохнула она.
     В серебристом двухдверном спортивном "мерседесе", заваленном листовками
на  тему об угнетении бедняков, Сашур потребовала, чтобы  Римо пристегнулся.
Тот ответил, что чувствует себя безопаснее в свободном парении. Она заявила,
что не тронется  с места, пока он не пристегнется, и Римо уступил, рассудив,
что  у  него   есть  шанс  уцелеть  в  аварии  даже  с  пристегнутым  ремнем
безопасности.
     Как   только  ремень   защелкнулся,  правый  кулак   Сашур  врезался  в
перетянутое ремнем солнечное сплетение Римо. В отместку она получила кулаком
в челюсть.
     - Животное, - буркнула она и нажала на газ. "Мерседес" вылетел на улицу
Чикаго, освещенную лучами заходящего солнца. Воздух,  пропитанный выхлопными
газами, окрасился в густые багровые тона.
     Остановившись на красный свет, она застонала.
     - Тебя нервируют светофоры? - удивился Римо.
     - Нет. Теперь нам от него не отвязаться.
     Римо посмотрел в зеркало  заднего обзора и увидел лысеющего господина в
сером костюме, выскочившего из подъезда дома Сашур и мчавшегося  так, словно
ему приходилось ступать  на раскаленные угли. Он  едва не угодил под  колеса
такси,  которое затормозило с душераздирающим  визгом,  с дымом трущейся  об
асфальт резины.
     -   Ничего   особенного,   Джордж!   -   крикнула   Сашур,  когда   его
раскрасневшаяся,  перекошенная  физиономия  сунулась в окно  машины. - Между
нами чисто платонические отношения. Меня тошнит от твоей  ревности!  Джордж,
познакомься, это  Римо. Римо,  это Джордж, полагающий, что я готова отдаться
первому встречному.
     - Как ты можешь так со мной поступать? - заскулил Джордж.
     - Невероятно! Мужская психика не поддается объяснению!
     - Почему ты меня избегаешь?
     - Почему, почему... Вот из-за таких сцен. Ты постоянно  устраиваешь мне
сцены ревности...
     - Прости.
     - Каждый раз ты просишь прощения, а потом все повторяется снова.
     - Ты знаешь, какая нервная у меня работа.
     - Пошел прочь! - процедила Сашур.
     Джордж  едва  успел  убрать  голову,  прежде  чем  поднимающееся стекло
прищемило ему нос. Сашур газанула и проскочила на красный.
     - Ничтожество! Он бесит меня. До чего же мужчины подозрительны!
     Римо смахнул се правую руку со своего бедра.
     - Я не собиралась тебя бить.
     - Знаю, - сказал Римо. - Что он имел в виду, говоря о том, какая у него
нервная работа?
     - Кто его разберет! Да и какая разница?
     В  шикарном  двадцатидвухэтажном   здании,  напоминавшем  кусок  белого
мрамора, случайно  оказавшийся в болоте гетто,  привратник остановил Римо  и
его спутницу. Здесь полагалось сообщать жильцам о посетителях.
     - Элвина нет дома, - пробурчал в динамике недовольный женский голос.
     - Скажите  ей,  что  все в порядке:  это  мисс Кауфперсон, - велела она
привратнику.
     - К вам мисс Кауфперсон - объявил привратник.
     - Элвина все равно нет дома, - упорствовал голос.
     - Скажи, что нам обязательно надо с ней поговорить, - вмешался Римо.
     -  Ладно,  раз  вы  настаиваете...  - Динамик вздохнул. - Неужели Элвин
опять что-нибудь натворил?
     - Нет, нет, - успокоила ее мисс Кауфперсон. - С ним все в порядке.
     В лифте Римо поинтересовался у Сашур, почему она  не сменила фамилию на
"Смит" или "Джонс".
     -  Зачем?  Вообще-то  моя  настоящая  фамилия  Кауфманн,  но  я  решила
освободить  "Кауф"  от  "манн",  расширить  горизонты,  открывающиеся  перед
женщиной*.

     *  "Mann"  по-немецки  и  "man"  по-английски  -  "мужчина"  -  Примеч.
переводчика.

     Нет,  в  намерения  Римо  не  входило  заняться  этим  в лифте, хотя им
предстояло  проехать  еще  целых  20  этажей,  не  считая двух,  которые они
проскочили столь бездарно.
     -  Семейка  этого  парня  занимает  самые лучшие апартаменты в доме:  -
удивился Римо. -  Что делает в обыкновенной школе обитатель таких хором? Раз
у его родителей уйма денег, определили бы своего отпрыска в частную школу.
     - Некоторые родители предпочитают тратить деньги на предметы роскоши, а
не на то, что действительно важно.
     Наверху  Элвин  Девар самолично  вышел к  гостям,  держа в  руке нечто,
достойное  именоваться  предметом роскоши,  а  именно револьвер  "беретта" с
серебряной рукояткой, нацеленный Римо в горло.
     Римо  почувствовал,  что  его спутнице  захотелось вернуться назад: она
юркнула ему за спину, оставив его наедине с револьверным дулом. Недаром  она
настояла  на отказе от устаревшего обычая пропускать женщину вперед - как от
унизительного пережитка прошлого. Итак, Римо застыл в  дверях лифта, один на
один с трудным подростком и его револьвером.
     Расправиться с противником не составило бы ни малейшего труда,  но Римо
не мог поднять руку на ребенка. При виде двоечника ростом в четыре фута семь
дюймов и весом в девяносто фунтов его мышцы будто сковало параличом.
     Паренек же готовился отправить его на тот свет.



     Римо видел, как розовый указательный пальчик нажимает  на  курок. Пусть
его  тело не  могло броситься в  схватку,  увернуться  от  пули ему ничто не
мешало.  Левая  рука Римо  скользнула  за  спину  и  впилась  в  талию Сашур
Кауфперсон  -  и вот уже оба пассажира, словно  два столкнувшихся  маятника,
отлетели  к противоположным  стенам  кабины.  Пуля 25-го калибра вонзилась в
полированное дерево,  проделав  в нем аккуратную дыру. То  же случилось и  с
четырьмя  последовавшими  пулями.  Дверцы  лифта захлопнулись, и  последняя,
шестая  пуля отрикошетила  от  них со  звуком,  похожим на  звон фарфорового
блюда, разбившегося о каменный пол.
     Римо встал и помог подняться Сашур.
     -  У  него ярко  выраженная  враждебная  реакция,  - объяснила  она,  -
Полагаю, он остро реагирует на внеклассное общение.
     -  Он  убийца,  - сказал Римо, нажимая на кнопку открывания дверей. Ему
было не  по  себе: никогда  еще тело  не подводило  его!  Впрочем, опасность
миновала  - если только в барабане не окажется седьмой пули. Дверь открылась
- и в полированной стенке кабины появилась еще одна аккуратная дырочка. Семь
пуль!
     -  Чертов мальчишка  и впрямь убийца! - констатировала мисс Кауфперсон,
заметившая дыру в своей блузке от Гуччи.
     Элвин  оказался отменным  бегуном.  Он бросил  револьвер  и метнулся за
угол. Римо  кинулся  за ним. Элвин юркнул за спину громадного, напоминающего
скалу мужчины с ручищами такой же толщины, как у Римо шея.
     - Эй, ты, отцепись от моего парня!
     Могучее тело покоилось на здоровенных ножищах в башмаках четырнадцатого
размера. Великан  властно  простер руку вперед,  словно  это  была стена,  о
которую неминуемо расшибется тщедушный преследователь его сына.  Мгновение -
и из глаз  великана брызнули  слезы: это случилось, когда его грудная клетка
переместилась в область кишечника. Успевший перевариться завтрак оказался  в
штанах. Придя к выводу,  что то, что осталось  от его тела,  стоять более не
способно, он рухнул на светло-коричневый палас.
     Римо  влетел  в  квартиру  следом  за  Элвином.  Крашеная  блондинка  в
серебряных  бигудях попыталась было захлопнуть дверь,  но тут же получила ею
по лицу.
     Элвин спрятался в ванной комнате и заперся изнутри. Через секунду замок
вылетел из двери вместе с фонтаном щепок и оказался на белом кафельном полу.
     -  Привет, Элвин, - поздоровался  Римо, загоняя  мальчишку в ванну. Его
так  и  подмывало  наподдать  ему,  но рука,  способная  рвать  молекулярные
цепочки,  не слушалась его Римо  попробовал  напустить на себя грозный  вид.
Сколько  он ни тренировался, ему никогда  не  удавалось освоить  устрашающее
выражение лица.  Напротив, он  всегда стремился  казаться  безобидным,  даже
нанося  смертельный удар.  Вот и сейчас он со  спокойным видом  стоял  перед
мальчишкой,  но  в  голосе  его звучала угроза. Это сработало; помогло также
зрелище разлетевшегося вдребезги замка на полу.
     - Ты попал в беду.
     - Папа! - завопил Элвин.
     - Он тебе не поможет.
     - Мама! - взвизгнул Элвин.
     - И она не поможет.
     - Мисс Кауфперсон!
     - Иду, Элвин! - отозвалась Сашур. - Не бойся!
     - Нет, сейчас ты должен как раз бояться! - прорычал Римо.
     - Вы ничего мне не сделаете, - сказал Элвин.
     - Откуда такая уверенность?
     - Существуют законы, - напомнил ему Элвин.
     - Элвин, в твоем распоряжении  две  секунды,  чтобы  ответить  мне, кто
приказал тебе убить Пелла.  Иначе  с твоей головой случится то же самое. - С
этими словами Римо положил руку на закругленный  край раковины цвета морской
волны и отломил от  нее  кусок, словно  это  была буханка хлеба. - Представь
себе, что это твоя голова, Элвин.
     - Мисс Кауфперсон! - закричал Элвин.
     Ворвавшаяся в ванную Сашур застала его с расширенными от ужаса глазами.
     - Мисс Кауфперсон тебе не поможет, - предупредил Римо.
     - Элвин, ты нарушил закон, - подхватила мисс Кауфперсон.
     - Предоставь мне разобраться с ним, - сказал Римо.
     - Я не стану давать показания! - огрызнулся Элвин.
     - Я отвезу его в полицейский участок, - заявила Сашур.
     - Кто дал тебе револьвер, Элвин?
     - Пускай этим занимается полиция, Римо. Они заведут на него дело.
     Мисс Кауфперсон крепко взяла Элвина за  руку  и потащила его  за  собой
мимо  стоявшего  в  дверях  Римо,  который  последовал  за  ними  на  улицу.
Удостоверившись, что строгая учительница и нашкодивший  недоросль исчезли  в
дверях полицейского участка, он  махнул  рукой.  Вот и  отлично! Она  скажет
полицейским,  что  парень имеет отношение к убийству Уорнера  Пелла,  парень
расколется и  выдаст  тех,  кто  его  учил  и  от кого  он  получал  деньги,
полицейские   переловят   остальных  детей  -   раз   убийства   совершались
одновременно, значит,  убийц несколько;  когда  все  убийцы  будут схвачены,
программа Смитти по защите свидетелей снова заработает.
     В  воздухе  пахло сажей и отбросами: в этом городе жили миллионы людей,
сжигая топливо для  обогрева, выбрасывая  мусор  и задыхаясь от спешки. Римо
было  наплевать,  действует ли  конституция,  удастся ли  Смитти осуществить
задуманное,  ему было  наплевать на все, что  много  лет  назад побудило его
поступить  на службу  к  Смиту. Почему же  тогда он  продолжает  делать  эту
работу? Почему не отказался?
     В эту  жаркую  ночь  из  открытых окон высовывались черные лица.  Белый
человек,  бредущий  по такому  району в  одиночестве,  вызывал насмешки. Две
лоснящиеся от  пота толстухи посоветовали  ему перейти  на бег;  если  он не
сделает этого  сейчас,  то  очень скоро  ему  все равно придется улепетывать
отсюда, ха-ха!
     Зачем ему все это? Зачем? Ответ был только один: затем, что так нужно.
     Правительства приходят  и  уходят,  рождаются  и  рушатся  цивилизации,
предоставляя  следующим   поколениям  копаться  в  своих  обломках,  и  лишь
Синанджу,  искусство совершенного  владения  человеческим телом  и  разумом,
живет бесконечно. Оно вечно,  ибо основано на самом лучшем, что только может
быть в человеке. Новые  правительства отделываются обещаниями  лучшей жизни;
любые  надежды  завершаются  воцарением  очередного   диктатора,  сменяющего
предыдущего. Смит  ведет  борьбу  не  с  хаосом,  не  с беспорядком,  не  со
зловредными элементами,  мешающими хорошему,  честному  правительству делать
свое дело. Нет,  он ведет борьбу с человеческой натурой. А Римо, состоящий у
него на службе, использует эту самую человеческую натуру, но только целиком,
на всю катушку. Не слишком ли Римо уподобляется Чиуну? Неужели и он в  конце
концов  возомнит себя  единственным  полноценным  человеком в  целом  свете,
окруженным  ордой недоумков, портящих  своей  бесцельной суетой  безупречный
пейзаж?
     -  Добрый  вечер,  белая  морда!   -  На  Римо  смотрело  черное  лицо,
непропорционально узкое по сравнению с мускулистым телом. Несколько человек,
скучающих на крылечках, захихикали.
     - Спиди поймал  белого! -  захохотала женщина. - Полюбуйтесь  на Спиди!
Сейчас он отделает белого. Беги, белый! Что же ты стоишь?
     Возможно, Чиун прав. Впрочем, иногда Римо  казалось, что личность Чиуна
и мудрость Синанджу существуют параллельно. Чиун есть Чиун, а  Синанджу есть
Синанджу, олицетворяя собой Синанджу, Чиун все же не исчерпывается им Чиун в
любом возрасте мог достигнуть высшей ступени мастерства.
     - Ну как, поиграем в догонялки? - осведомилась черная физиономия.
     А кто такой Римо? Насколько он слился с Синанджу?
     - Что ж, придется тебя проучить, белая морда!
     В свете уличного фонаря блеснуло узкое лезвие ножа.  Оно приближалось к
Римо. Римо схватил нож  за рукоятку  и воткнул его в правый глаз узколицему.
Лезвие аккуратно вошло в мозг - пусть там и торчит.
     Может быть,  Римо тоже существует отдельно  от Синанджу? Может быть, он
не хозяин собственного тела, а только гость, на время поселившийся в нем?
     На пути у  Римо  вырос детина,  размахивая здоровенной дубиной,  словно
бейсбольной битой. Кстати, вот отличный пример! Движения противника казались
Римо гораздо  более  медленными, чем  были на  самом деле.  Для  него дубина
вращалась  настолько медленно, что при  желании он успел бы  вырезать на ней
свои инициалы.
     Значит, его зрением управляет Синанджу, а не он сам. Не только зрением,
но и дыханием, и слухом. Что же остается на его долю?
     Римо расколол дубину на две равные части, детина же с  оханьем  полетел
на ступеньки ближайшего крыльца.
     Римо не смог отдубасить  пацана, попытавшегося  его убить! Если  бы это
зависело  только от его воли, он  бы разукрасил его за милую душу. Ему очень
хотелось проучить негодника. Но тело не повиновалось. Синанджу не позволило.
     На  другой стороне улицы кто-то взвел курок  пистолета. Пожалуйста, вот
еще  один наглядный пример. Он ясно  расслышал  этот  негромкий звук. Ему не
помешал рев автомобильных  двигателей, крики, шаги, стук распахиваемых окон.
Его  мозг  выделил этот  звук  из всех остальных,  классифицировал  его  как
"угрозу", хотя сам Римо не успел принять участия в этом процессе.
     Звук  донесся с  правой  стороны, из-за крыльца футах  в пятнадцати  от
него.  Два тяжелых  тела  - видимо,  мужских  - с пыхтением  ринулись за ним
следом.  Римо  слегка  присел,  развернулся  и, орудуя  руками,  как косами,
подрубил обоих нападающих в джинсовых куртках с надписью "Спэйд стоунз".
     - Он избил наших! - завопил кто-то.
     Из-за крыльца  высунулся пистолет, зажатый  в пухлой  черной руке. Римо
запихнул его стволом в рот целившемуся.
     Очередной   пример.   Человек  с  пистолетом   не  сумел  совладать   с
рефлекторным движением пальца на спусковом крючке, и прозвучал выстрел. Пуля
вылетела из его правого уха, унося с собой серную пробку, несколько волосков
и   частицы   мозга.   Беднягой  руководили  рефлексы.   Римо  же  руководит
тысячелетняя  традиция. Ему  не  нужно  управлять рефлексами  - за  него это
делает Синанджу.
     Все  дело в душе.  Тело  и  мозг  Римо  принадлежат Синанджу,  но  душа
принадлежит только ему, и, подобно тому,  как Чиун всю жизнь,  независимо от
возраста, был брюзгой,  Римо всю жизнь задавал  себе вопрос:  "Почему я  так
поступаю?" И ответ был всегда один: "Потому что я так поступаю".
     Перепутанный человек с надписью "Spade Stones" на куртке попытался было
спастись бегством, но Римо прижал его к углу крыльца.
     -  Оставьте  меня в  покое, -  сказал Римо. -  У меня и без вас хватает
проблем.
     Человек в куртке не  возражал. Он послушно перекувырнулся через голову,
перелетел через водоразборный кран и уполз за автомобиль, где и затаился.
     Пока  Римо в задумчивости брел дальше по кварталу, его  посетила мысль,
что если бы  люди  умели выражать свои чувства, расовая  проблема в  Америке
мигом нашла бы разрешение. Он всего лишь сказал, что у него есть проблемы, и
попросил оставить его в  покое  -  и  взаимопонимание  было достигнуто. Один
человек услышал другого.  Как  это  здорово  - вернуть  Америке человеческое
взаимопонимание!
     Вернувшись  в  мотель,  Римо  застал   Чиуна  перед  телевизором  -  он
досматривал очередную  "мыльную оперу". Римо спокойно дожидался, пока Уорнер
Хемпер  в шестой раз  за  серию  объяснит доктору  Терезе  Лоусон  Кук,  что
экологический аборт не спасет  миссис  Кортину Уолетс, жаждущую религиозного
возрождения, но оказавшуюся в сетях мафии, даже если отцом  ребенка является
вьетнамский беженец.
     -  Чушь!  - вынес  свой  приговор Чиун,  досмотрев  рекламу,  - Чушь! -
повторил он, включая видеомагнитофон, чтобы записать две следующие серии.
     - Почему же ты это смотришь? - спросил Римо.
     Чиун окинул его надменным взглядом.
     - Как ты  смеешь лишать старого  и  благородного  человека  скоротечных
мгновений радости? Ты чем-то расстроен?
     - Да. Я размышлял кое о чем. Сегодня произошла странная вещь.
     - С ребенком, - подсказал Чиун.
     - Ты знаешь? - не поверил Римо.
     - Я знал с самого начала.
     - Почему так  вышло? Я оказался бессилен против мальчишки, который чуть
не убил меня.
     - Ты не бессилен, - возразил Чиун. - Ведь ты жив!
     - Жив-то жив...
     - Это самое главное. Способность причинить другим вред вторична.
     - А если бы ситуация сложилась так,  что  единственным выходом  было бы
убить ребенка, наставившего на меня револьвер?
     Чиун кивнул и задумался. Его длинные ногти сошлись, как  изогнутые иглы
из полированной слоновой кости.
     - Но этого ведь не произошло?
     - Не произошло.  -  Римо посмотрел на стенные  часы.  Через  семнадцать
минут надо будет звонить Смиту.
     - Существует множество объяснений тому, что с тобой произошло, и каждое
из  них будет справедливо,  - молвил Чиун. -  Как тебе известно, Синанджу  -
бедная деревушка...
     - Мне это известно! Мастерам Синанджу приходилось поступать на службу к
разным императорам, чтобы дети Синанджу не голодали. Я все это знаю!
     -  Когда наступал голод,  детишек приходилось  опускать в холодную воду
залива. Поэтому  любая  неудача в  выполнении  задания - это убийство детей,
ради которых мы работаем. Так продолжалось много  лет, много поколений, даже
много веков.
     - Знаю, знаю!
     - Тот, кто кричит, что знает, недослушав, - ничего не знает.
     - А я знаю.
     - Слушай.
     - Я слушаю.
     - Нет, не слушаешь.
     - Ладно, я весь - внимание.
     - Вот теперь -  другое  дело, - сказал Чиун. -  Дети -  наша надежда на
будущее величие.  Все они  обрели в твоих глазах статус  святых - не  только
дети Синанджу, но все дети!
     - И  что из  этого?.. - Римо хотел плюхнуться  в кресло,  но получилось
бесшумное, точное соприкосновение тела и кресла.
     -  И поэтому  ты не  можешь  убить  надежду. Это  хорошо.  Мы  наделены
могуществом, которого достигаем, отдавая себя без остатка.
     -  Вот именно. Поэтому  меня больше  не существует. Поддельное убийство
наконец-то  сработало.  Полицейский  Римо Уильямс  мертв.  Я не  знаю, кто я
теперь.
     - Ты тот же самый человек, только ставший лучше. Иногда, - торжественно
произнес Чиун, - я узнаю в тебе себя, каким я был когда-то. Но не воображай,
что это происходит всегда. Тебе пришлось многое в себе преодолеть.
     - Я больше нравился себе таким, каким был прежде.
     - Тебе нравилось жить со спящим разумом и телом?
     -  Иногда  мне  больше  всего на  свете  хочется  зайти в бар,  слопать
гамбургер, выпить пивка, растолстеть, жениться на Кэти Джилгули.
     - Что значит "кули джилули"?
     - Кэти Джилгули - это девушка, с которой я встречался в Ньюарке.
     - Как давно это было?
     - Лет десять назад. Нет, больше - двенадцать.
     - Она уже дважды умерла. Не думай, что тебе удастся ее  отыскать. Белый
человек  претерпевает изменения раз в пять лет.  Стоит тебе ее  увидеть -  и
воспоминание о той, кого ты любил, тотчас же исчезнет. Оно исчезнет при виде
морщин, заплывшей  жиром талии, его уничтожит  усталое выражение ее глаз. Ты
увидишь женщину. Девушка умирает, превращаясь в женщину.
     До звонка  Смиту оставалось  еще шесть  минут. Римо встал  и, ничего не
ответив, направился в кухню.
     - Что за грубость! Между нами воцарилось молчание?
     - Извини. Просто я...
     Но Чиун  отвернулся и в торжественном  молчании удалился в кухню.  Если
кто-то с кем-то не разговаривает, то только Мастер Синанджу с учеником, а не
наоборот. К тому  же проблемы Римо  скоро будут решены. В своей новой  жизни
Римо достиг всего лишь стадии созревания - трудное время для любого.
     - Зазнайка, - буркнул ученик по-английски.
     Чиун предпочел  не реагировать на оскорбление, ведь он  решил молчать и
не собирался нарушать молчание ради того, чтобы огрызаться.
     В  назначенное время,  секунда в секунду,  Смитти поднял  трубку.  Римо
доложил  ему,  что  делу  дан  ход  в  законном  порядке. Существует группа,
использующая детей в  качестве убийц. Этим и объясняется, почему убийц никто
не видел: взрослые не замечают детей, особенно на месте преступления.
     - Все это мне уже  известно,  -  вздохнул Смит. -  По-моему, вы сделали
все, кроме главного: загадка по-прежнему не решена.
     -  Чикагская полиция задержала мальчишку. Он  - один из них. Стоит  ему
выложить все, что поместилось в его головенке, - и вся  система развалится в
полном соответствии с требованиями конституции. Вам это придется по душе.
     - Одно мне не нравится, Римо...
     - Что именно?
     - Я уже получил  сведения из Чикаго.  Малолетний Элвин Девар сознался в
том, что застрелил Уорнера Пелла. Он утверждает, что Пелл  приставал к нему,
и он в целях самообороны схватил с его стола револьвер.
     - Он лжет! Пусть следователь выбьет из него правду.
     -  Хорошая  мысль,  если бы не одно "но": у малыша  Элвина Девара  есть
банковский  счет  на пятьдесят  тысяч  долларов.  В  соответствии  с законом
малолетка  пробудет за решеткой не более двух лет  и  выйдет  оттуда богатым
человеком.
     - Это уже не моя забота. Измените закон.
     -  Это еще не все, - продолжал Смит. - Мы до сих пор не знаем, как  они
пронюхали,  где  мы  прячем  свидетелей.  В правительстве существует  утечка
информации. И еще одно: почему вы занялись Пеллом, хотя я велел вам ждать?
     - Мне хотелось покончить со всем этим, - ответил Римо.
     - Да, - сухо произнес Смит. - А теперь Пелл, единственная наша зацепка,
мертв.
     - А может, Элвин и не врет. Может, Пелл действительно приставал к нему.
Наверное, так все и было. Пелл был, но приставал к нему. Наверное, так все и
было. Пелл был  главарем, и теперь  он мертв. Кстати, раз уж  мы предъявляем
друг  другу претензии, как вышло, что чикагские полицейские сегодня опознали
меня и попытались арестовать?
     - Вы не ранены? - спросил Смит.
     - Нет, всего-навсего  получил пулю в  спину, -  ответил Римо  с мрачным
удовлетворением. - Так как это произошло?
     -  Видимо,  министерство  юстиции  передало  ваши  с   Чиуном  приметы,
просигнализировав, что  вы пользуетесь подложными документами. Это произошло
так быстро, что я не успел вмешаться.
     - Что ж, - вздохнул Римо. - Я понимаю. И на старуху бывает проруха.
     - К вам это относится в первую очередь, - спокойно парировал Смит. - Во
всяком случае, я надеюсь, что впредь ничего подобного не случится. Но вопрос
так  и остался без ответа. Мы  не знаем - не знаем  наверняка, догадки  не в
счет, - кто стоит за детьми, не знаем, через кого в правительстве происходит
утечка, не знаем, что это за детская организация. Пока не появятся ответы на
все эти вопросы, задание считается невыполненным. До свидания.
     Телефон замолчал; Римо  принялся  поспешно  набирать номер  Смита:  ему
нужно было предупредить его, что  он не может  выполнить задание - у него не
поднимется рука на детей. Но в трубке послышались частые гудки.
     - Папочка! - позвал Римо. - Мне нужна твоя помощь.
     Из кухни не последовало ни звука.
     -  Прости меня, ладно?  Теперь ты доволен? Мне нужно найти решение этой
головоломки с детьми. Будь добр, помоги!
     Чиун вернулся в гостиную и чуть заметно кивнул.
     - Что значит "зазнайка"? - спросил он.



     Генерал-майор Уильям Тэссиди Хапт перешел  в наступление. Силы его были
собраны в кулак, и он знал только одну команду: "В атаку!"
     - Мы ударим по этим кретинам со  всего  размаху. Им покажется, что  они
налетели на батарею "хорландов".
     -  Гаубиц,  -  поправил  его  молодой  лейтенант,   недавний  выпускник
Вест-Пойнта,  которому довелось разок выстрелить  из такого орудия  во время
учений,  что   и   подвигло  начальника  штаба  задать   лейтенанту  вопрос,
действительно ли они палят, как в кино.
     - Еще громче, - заверил его лейтенант.
     - Отставить разговоры! У нас совещание по вопросам стратегии! - одернул
болтунов генерал Хапт. - Что вы обсуждаете?
     -  Ничего  особенного, сэр. Мы обсуждаем  шумовой  эффект  стрельбы  из
гаубиц.
     -   Здесь   идет   совещание   командования   американской   армии   по
стратегическим вопросам,  лейтенант, поэтому извольте не произносить  больше
ни слова  о  "хорландах", танках,  пистолетах,  ракетах и  подобной  чепухе,
которой  морочат  голову  в  Вест-Пойнте.  Здесь  собрались  мужчины,  а  не
мальчишки.  Если  вам  угодно играть в игрушки,  то  отправляйтесь  в боевое
подразделение  и   оставайтесь  всю  жизнь  младшим  офицером.  Если  же  вы
стремитесь вникнуть  в суть  дела  и  стать настоящим  кадровым  военным, то
забудьте обо всем и готовьтесь к пресс-конференции.
     - К пресс-конференции!.. - ахнул начальник штаба.
     - У нас нет  выбора! -  холодно отрезал генерал Хапт.  - Нас приперли к
стене.  Либо мы победим, либо погибнем! Иного не дано. В 18.00 сюда прибудут
корреспонденты   всех  трех  каналов  национального   телевидения,  а  также
Ассошиэйтед Пресс и Юнайтед Пресс Интернэйшнл.
     Офицеры сверили часы. Начальник штаба глубоко вздохнул.
     - Ну, теперь держись! - шепнул он лейтенанту.
     - Проблема  заключается  в  следующем,  -  продолжил  Хапт,  подходя  к
диаграмме на стене. - Первое: на территории нашего гарнизона был убит  некий
Мартин Кауфманн. Второе: хотя, как всем хорошо известно, за его безопасность
отвечали  военнослужащие из Форт-Дикса,  мне позвонил какой-то человек и дал
понять, что будет сделана попытка свалить вину на нас. Третье: судя по тому,
что звонивший имеет  доступ к конфиденциальной  информации,  касающейся меня
лично, можно предположить, что он сидит либо в министерстве  юстиции, либо в
Центральном разведывательном управлении. Считаю  целесообразным, чтобы мы на
пресс-конференции назвали это учреждение одним из "крупных правительственных
агентств", что заставит прессу предположить, что речь идет о ЦРУ.
     - А что, если ЦРУ нанесет ответный удар? - спросил начальник штаба.
     - В нынешней ситуации  я не  жду  от ЦРУ ответных действий. Мы защищены
броней, полковник: ЦРУ ничего не сможет сделать, разве что попробует снять с
себя обвинение, которое  мы, впрочем, не  предъявим ему  напрямую. Мы просто
упомянем  об  одном  "крупном правительственном агентстве".  Действуя  таким
образом, я намерен показать звонившему, что нами нельзя манипулировать.
     - А что он, собственно, хочет от нас, сэр? - спросил лейтенант.
     - Чтобы мы провели расследование. Звонивший воображает, что при желании
мы  могли бы найти  разгадку убийства Кауфманна.  Полагаю, нет необходимости
объяснять, к чему это могло бы  привести. Если  мы позволим взвалить на себя
эту  обязанность и  не справимся, на  нас  можно  ставить  крест. Но  у  нас
припасено  секретное оружие  против  них. Дело в том, что крупное  агентство
стремится выгородить работающую на  него парочку  - азиата и белого, которые
были приставлены к Кауфманну.
     - Что же это за секретное оружие, сэр?
     -  Я же  говорю -  эта  самая  парочка!  Совершенно очевидно,  что  они
какие-то  тайные  агенты. По ним-то мы и нанесем удар! Я распорядился, чтобы
наш  художник  сделал  их  портреты,  они будут  показаны  по  национальному
телевидению, и тогда этому агентству - мы не  станем его называть, поскольку
мне неизвестно, что это за агентство, - придется лезть в укрытие. В укрытие,
джентльмены!
     Генерал продемонстрировал присутствующим два карандашных портрета.
     - Получилось не очень похоже, - заметил начальник штаба. -  Я видел их,
когда они у нас сшивались.
     - Неважно, - успокоил его Хапт. - Мы вовсе не стремимся к тому, чтобы с
этими двумя случилась неприятность. Нам нужно, чтобы их агентство отвязалось
от нас. И оно отвяжется, вот увидите! Мы провернем это дельце так же быстро,
как перелетает  через  открытую местность  снаряд  из  гаубицы. Я  правильно
произнес название, лейтенант?
     - Так точно, господин генерал.
     - Отлично!  Просто мне хотелось  показать вам, что армейская карьера не
делает человека узким специалистом, - объяснил генерал Уильям Тэссиди Хапт и
хохотнул.



     "Чикагский  исправительный  центр  для  несовершеннолетних"  -  гласила
надпись  на  медной  табличке у подъезда  старого четырехэтажного кирпичного
здания в унылом и неприветливом городском закоулке.
     - Что значит "исправительный центр"? - спросил Чиун.
     - Нечто  вроде  исправительной  школы, -  ответил  Римо,  Его  внимание
привлекли стены дома. Водосточная труба выглядела вполне надежно.
     - Отличное объяснение, -  буркнул Чиун. - Как будто я должен знать, что
такое исправительная школа.
     - Это такое заведение, куда отправляют  плохих детей, чтобы сделать  их
еще хуже.
     Если не выдержит  водосточная труба, можно воспользоваться  рассеченным
трещиной  участком  стены между  двумя вертикальными  рядами  окон:  трещина
начиналась от тротуара и уходила под  крышу. По этой стене можно без особого
труда забраться наверх, держась за выступы с обеих сторон.
     - Плохих детей не бывает, - возразил Чиун.
     - Благодарю вас, отец Фланаган. Вам повезло: очаровательный малыш Элвин
не палил в вас из револьвера.
     - Это не имеет отношения к нашей дискуссии. Плохих детей не бывает.
     - Бывают только плохие  родители?  -  Римо сделал  ставку на треснувшую
стену. Комната Элвина находилась на четвертом этаже.
     - Дело не в родителях, - ответил Чиун.
     Римо повернулся к нему.
     -  Ладно,  раз  уж  ты все равно собрался  объяснить  мне, что к  чему,
продолжай. Плохих детей не бывает,  плохих родителей -  тоже. Тогда в чем же
дело? Ведь этот сопляк стрелял в меня!
     Чиун назидательно поднял палец.
     - Плохим бывает общество. Дети лишь отражают то, что видят вокруг. Ваше
общество плохое.
     - А в Корее, наверное, хорошее.
     -  Как  быстро  ты схватываешь, когда  хочешь! - просиял Чиун. -  Да, в
Корее  хорошее  общество.  На  древней  земле  фараонов  тоже  было  хорошее
общество. Там знали, как обращаться с детьми: их окружали красотой.
     - Египет благоденствовал за счет рабов. И вечно с кем-то воевал.
     - Пойми: ребенок запоминает  хорошее. Дурное делает  ребенка дурным.  -
Чиун сложил руки на груди в знак того, что дискуссия закончена.
     Римо  покачал  головой.  Чиун в  роли  доктора Спока  не вызывал у него
энтузиазма.
     - И все же что лучше - водосточная труба или стена? - спросил он.
     - Ты всегда предпочитаешь ломиться в открытую дверь. В этом ты весь.
     Чиун пошел  вперед. Римо устремился за ним, ворча про себя: "Брюзга..."
Улица  блестела  от ночного чикагского дождя. "Как  непохоже на Нью-Йорк,  -
подумал  Римо.  -  Там  улицы  никогда  не  блестят  от  дождя,  потому  что
набросанный  всюду  мусор  не дает свету фонарей  отражаться от  мостовой  и
тротуаров".
     - Приятный город, - молвил Чиун, поднимаясь по ступенькам старого дома.
     - Я читал, что этим городом управляет тиран.
     -  Недаром  мне здесь нравится, - кивнул Чиун. - Работать  на тиранов -
сущее удовольствие. Греция так ничего и не достигла, перейдя к демократии.
     Охранник в  форме вежливо выслушал  Чиуна,  сообщившего, что ему  нужно
увидеться с...
     - Как его зовут, Римо?
     - Элвин Девар.
     - С Элвином Деваром. Моим близким родственником.
     Сказав это, Чиун повернулся к Римо и многозначительно подмигнул.
     - Странно, - ответил охранник. - Парень белый, а вы - азиат.
     - Знаю. Не всем выпадает такое счастье.
     - Это его родственник со стороны жены, - объяснил Римо.
     - Вот-вот. Элвин женат на моей дочери. Он мне племянник.
     - Зять, - поправил Римо со смущенной улыбкой.
     - Да он же ребенок! -  воскликнул охранник.  - Он еще не мог ни на  ком
жениться.
     -  Затем  вы упрямитесь? - спросил  Чиун. - Я пришел навестить близкого
родственника... как, говоришь, его зовут, Римо?
     - Элвин.
     -  Я пришел навестить близкого  родственника по имени Элвин,  мужа моей
дочери, а вы чините мне препятствия.
     - Ах,  так?  Тогда слушайте. Вы и представить себе не  можете,  сколько
извращенцев  здесь ошивается! Так что,  по-моему, вам лучше убраться  отсюда
подобру-поздорову,  не  то  я  вызову полицию.  Если  вам понадобился Элвин,
приходите завтра.
     - Римо, вразуми его!
     Когда  охранник  уснул,  Римо  забрал  его  ключи  и  вслед  за  Чиуном
направился к лифту.
     - Наверное, во всем виновата твоя прическа, - предположил Чиун.
     - Моя прическа?
     - Ну да. Из-за нее привратник принял тебя за извращенца. Тебе не мешало
бы постричься.
     Лифт остановился посреди длинного коридора, в конце  которого находился
еще один охранник в форме.
     - С ним я разберусь сам, - сказал Чиун.
     - Ладно, - согласился Римо. - Только убирать тела придется тебе самому.
     - Тел не будет. Я его одурачу.
     Чиун не спеша направился к охраннику. Римо шел позади. Охранник отъехал
в кресле  немного  назад,  чтобы было  сподручнее  выхватить  револьвер.  На
столике перед ним лежала книга детективных рассказов.
     - Привет, дружище! - с улыбкой приветствовал его Чиун. - Я отказал себе
в удовольствии посмотреть объявленный на понедельник футбольный  матч, чтобы
навестить здесь своего близкого родственника, некоего Элвина.
     - Сегодня среда, - отрезал охранник. - Кто пропустил вас наверх?
     - Любезный джентльмен внизу.
     - Рокко? Рокко пропустил вас сюда?!
     - Он нам не представился. Он назвал тебе свое имя, Римо?
     - Нет. Но он похож на Рокко.
     - Где ваш пропуск? - рявкнул охранник.
     - Римо, предъяви ему наш пропуск.
     - Ах, пропуск!..
     Когда второй  охранник, подобно  первому, улегся отдыхать, Римо спросил
Чиуна, нет ли у него в запасе других хитроумных идей.
     -  Нет.  Все как  будто  прошло  гладко. Я же  говорил,  что нет  нужды
утруднять задачи.
     - Слова "утруднять" не существует.
     - А жаль.
     Вдоль  стены  позади  прикорнувшего   охранника  громоздились  полки  с
бумагами, бланками, канцелярскими принадлежностями, полотенцами, простынями,
наволочками и светло-голубыми комбинезонами. Римо прихватил две простыни.
     Элвин Девар давно спал. Он спал  блаженным сном невинного ребенка, лежа
на спине, закинув ручонки за голову и слегка приоткрыв рот.
     - Элвин! Э-э-й!
     Элвин  сел   на   жестком  матрасе.  Его  просторная  одиночная  камера
располагалась в дальнем конце коридора. Мальчик  поднял глаза  на решетчатую
дверь. За ней стояли две  фигуры в  белом,  почти  сливающиеся в полутьме со
стеной.
     - Элвин! Э-э-й!
     Элвин протер глаза  и снова  уставился  на решетку.  Фигуры  стояли  на
прежнем  месте:  с  того   бока,  где  на  них   падал  свет,  они  казались
белоснежными, с противоположного бока - черными.
     - Кто вы? - неуверенно спросил Элвин.
     - Призраки убиенных тобою.
     - Почему же вас двое? Ведь я убил только одного?
     - Мм... Дух делится надвое. Мы - две половинки.
     - Глупости!  -  сказал Элвин.  -  Знаете  что,  если  вам нужно со мной
поговорить, обратитесь к моему адвокату. Мне  надо выспаться. Завтра ко  мне
пожалует психиатр, и я должен быть в наилучшей форме.
     - Мы явились, чтобы предоставить тебе возможность покаяться в грехах.
     - Слушай, парень, отнеси-ка  свою простыню  в прачечную. Оставь меня  в
покое, а то я позову охрану. Я устал.
     Элвин Девар  снова  улегся и отвернулся к стене.  Его предупредили, что
полицейские не остановятся ни перед чем, лишь бы заставить его заговорить.
     - Это твой последний шанс, Элвин, - не унимался голос.
     - Проваливай, понял?
     Элвин возмущенно тряхнул головой: два психа у двери его  камеры затеяли
спор.
     - Так ты говоришь, плохих детей не бывает?
     -  Он  не  плохой, он  лишь дурно воспитан, -  пропел  смешной голосок,
точь-в-точь как в любимой программе Элвина по кунфу.
     Последовавший  за  этим  звук  Элвину  совершенно  не   понравился:  он
напоминал  скрежет резко тормозящего поезда, когда металл угрожающе  скребет
по металлу. Элвин завертелся на койке. Его глаза уже привыкли к полумраку, и
он  видел  дыру  в  двери  камеры,  где  одна  железка  уже  была  оторвана.
Низкорослый  полицейский  в простыне  схватился  обеими руками за  следующую
перекладину. Снова раздался мерзкий скрежет железа, и перекладина осталась в
руках у низкорослого.  Он бросил ее на пол.  Высокий вцепился в  крестовину,
соединявшую  нижние  и  верхние перекладины, согнул ее  и отодрал  от двери,
словно эта была ленточка на подарочной коробке.
     Неожиданно  Элвина  Девара   осенило,   что  эти   двое  -  никакие  не
полицейские. Они ворвались к нему в камеру. Элвин забрался снегами  на койку
и забился в угол, прижавшись спиной к холодному бетону.
     - Отстаньте, слышите? Не то я закричу!
     - Покайся! Покайся!
     - Уйдите! Уйдите!
     - Как  тебе кажется, в его голосе звучит раскаяние? - спросил высокий у
низкорослого.
     - Мне очень жаль, но, кажется, нет.
     - Что будем делать?
     - То, с чего надо было начинать. С чего начал бы любой на нашем месте.
     Низкорослый,  не снимая простыни, ринулся к Элвину, который еще плотнее
прижался к стене. Неровности  цементной стены больно впивались ему  в спину,
но  он не обращал внимания на боль.  Во рту у него  пересохло. Сигаретку  бы
сейчас!
     Он съежился от страха. Низкорослый поднял его, как невесомое перышко. И
уже в следующую минуту,  упираясь животом в костлявые колени  привидения, он
был подвергнут унизительной порке.
     - Прекратите! Мне больно!
     -  Так и должно быть, невоспитанный, безмозглый щенок! - ответил голос.
Певучесть пропала, и голос напоминал теперь рассерженный свист.
     Высокий наблюдал за экзекуцией.
     - Кто велел тебе пристрелить Уорнера Пелла? - спросил он.
     - Мне запрещено говорить! - взвизгнул Элвин.
     - Вот как? - спросило привидение-коротышка. - А как тебе понравится вот
это? - Шлепки участились и усилились.
     Ничего  подобного  Элвину еще не  приходилось  испытывать.  Если бы его
заранее предупредили, что его ждет такая ночка, он ни за что не сунулся бы в
это дело.
     - Перестаньте. Я все расскажу.
     Наказание продолжилось.
     - Все рассказать - еще не все. Ты будешь ходить в церковь?
     - Буду, буду! Каждое воскресенье. Обещаю!
     - Будешь стараться в школе?
     - Буду, буду! Мне очень нравится в школе. Отпустите меня!
     - Будешь чтить семью? Правительство? Избранных вами руководителей?
     - Буду чтить, честное слово! Я постараюсь стать старостой класса.
     -  Хорошо.  Если   тебе   понадобится  содействие,  чтобы  повлиять  на
избирателей, можешь обратиться ко мне.
     Порка прекратилась.
     Высокий спросил тщедушного напарника:
     - Ты закончил?
     - Готово, - ответил тщедушный, все еще не спуская Элвина с колен.
     - Хорошо. Итак: кто велел тебе прикончить Уорнера Пелла?
     - Мисс Кауфперсон. Это было ее  задание. Она меня заставила. Иначе я бы
не стал.
     - Ладно,  - молвил высокий. - Если окажется, что ты водишь нас за  нос,
Элвин, то мы примемся за тебя снова. Тебе понятно?
     - Да, сэр, понятно. Вы приметесь за меня вдвоем. Понятно, сэр.
     - Хорошо.
     Элвина  снова  подняли  на   руки  и  положили  обратно  на  койку.  Он
почувствовал, как ему надавили за ухом, -  и тут же погрузился  в сон. Утром
он  взглянул  на  брусья  решетки,  и  ему показалось,  что к ним  никто  не
прикасался. Значит, это был всего лишь дурной сон? Но потом он пригляделся к
брусьям и  по  зазубринам на  краях  понял,  что их все же выломили, а потом
поставили на место.
     У Элвина мигом пропал аппетит.
     Римо  молча шагал прочь от исправительного заведения плечом  к плечу  с
Чиуном, задумчиво пиная носком ботинка пустую банку.
     - Кое-чего я все-таки не понимаю, папочка.
     - Кое-чего?  Если  бы ты попросил  меня  догадаться,  о чем речь, то  я
ответил бы: "Всего". Что же показалось тебе таким необычным?
     - Сегодня днем я не мог ударить ребенка, даже  когда он целился в  меня
из  револьвера. У меня не поднималась рука. Ты утверждал, что это нормально,
и  нес какую-то ересь  насчет того, что на детей надо  воздействовать только
любовью.
     - Да. И что же?
     - А  вечером  ты  сам излупил Элвина в камере  за милую душу. Почему ты
можешь сделать то, чего не могу сделать я?
     -  Тебе  действительно  невдомек,  почему  Мастеру  под  силу  то,  что
неподвластно тебе? О, как же честолюбивы твои притязания!
     - Оставь свои лекции, Чиун. Почему?
     - Для того, чтобы ударить ребенка, взрослый  должен быть уверен, что он
действительно взрослый.
     - Ты хочешь сказать, что я ребенок? Я? В моем возрасте?
     - С точки зрения Синанджу, ты еще молод.
     - Я - ребенок?.. - не унимался Римо. - Я? Ты это хочешь сказать?
     - Я уже сказал все, что хотел сказать. И не стану продолжать объяснения
без конца, иначе это превратится в брюзжание. А я не брюзга.



     Из  коридора донеслось чье-то посвистывание. Полное отсутствие  слуха у
свистящего вкупе с эффектом Допплера сделали мелодию неузнаваемой.
     Свистун остановился. Теперь он  находился  непосредственно  за  дверью,
поэтому появилась возможность догадаться, что в фальшивом исполнении звучала
мелодия песни "Я - Женщина".
     Звякнул ключ в замке, дверь открылась, и Сашур Кауфперсон вошла  в свою
квартиру.
     Свист  прервался  примерно в тот момент, когда хозяйка квартиры воздела
руки к небесам, увидев посередине своей гостиной Римо и Чиуна. Она помедлила
и не стала закрывать за собой дверь.
     - Вы? Что вам нужно?
     - Просто поговорить. Закрой дверь, - сказал Римо.
     Сашур взглянула на него. Римо кивнул, и она закрыла дверь.
     - Начнем с Элвина Девара, - сказал Римо. - Зачем ты заставила его убить
Уорена Пелла?
     - Кто тебе это наговорил?
     -  Элвин  Девар.  Я ответил на твой вопрос. Теперь  пришла твоя очередь
отвечать. Зачем ты велела мальчишке убить Пелла?
     Сашур взглянула  на  часы, потом  вошла  в  гостиную  и  опустилась  на
бархатный диван с хромированными подлокотниками.
     - Видимо, мне придется все рассказать.
     - Я бы рекомендовал поступить именно так, - молвил Римо.
     Чиун не обращал  внимания на их разговор.  Он  увлеченно  изучал стены,
сплошь  увешанные  картинами,  представлявшими   собой,  по  его  разумению,
напрасную  трату   холста  и  красок.  Обнаружив  на  противоположной  стене
коллекцию золотых монет в рамке, он направился к ней.
     - Прямо не знаю... - начала Сашур. - У Пелла возникли  неприятности. Он
оказывал  на детей  неблагоприятное влияние. Их поведение  становилось,  так
сказать, антисоциальным.
     - Продолжай, - подбодрил ее Римо.
     -  В общем, я  донесла на  Пелла школьной администрации, а  он принялся
меня запугивать, и тогда я...
     - Брось, - отмахнулся  Римо. - Эта версия не пройдет. Я  знаю, что вы с
Пеллом были  замешаны в операции с детьми-убийцами.  Знаю,  что  дело  пахло
огромными  деньжищами. Так что не  вешай  мне на  уши лапшу  насчет школьной
администрации. Выкладывай правду!
     - Ладно, - вздохнула Сашур. - Мы с Пеллом были любовниками. Поэтому я и
развелась с мужем. Пелл вовлек  меня в эту  историю с  детьми.  Потом, когда
мужа  убили,  я  побежала к  Пеллу, и он сказал,  что  дело плохо,  но  ему,
дескать,  не о чем беспокоиться: он сдаст меня  полиции как убийцу  мужа!  У
кого  мог  быть  более  серьезный  мотив  для  убийства?  Завещание-то  было
составлено на меня! Мне  грозила перспектива кончить  жизнь на электрическом
стуле.
     - Абсурд, - бросил Римо.
     -  Вовсе не абсурд, если  знать, что  за человек был мой  муженек  и  с
какими  гангстерами  он имел  дело там, в Детройте. Я  запаниковала и велела
Элвину пристрелить Пелла.
     - Кто руководил вашими операциями?
     - Разумеется, Пелл.
     -  Каким  образом  он  узнавал,  где  скрывается  жертва?  Сашур пожала
плечами.
     - Не знаю. Он сам всем этим занимался. Он давал мне имена, а я сообщала
их детям... Слушай, - встрепенулась она,  -  все это в прошлом.  Пелл мертв.
Возможно, я  поступила  плохо,  но  одно  доброе  дело я  все-таки  сделала,
расправившись с ним. Оставь меня в покое! Ты ничего не добьешься, выдав меня
властям.
     Римо  покачал головой,  заметив, как Сашур  снова  взглянула на  часы с
таким  широченным  кожаным  ремешком, который естественнее  смотрелся  бы на
ручище у портового грузчика.
     - Ты ничего не  приобретешь, выдав меня полиции, - проговорила Сашур. -
Зато я готова тебе щедро заплатить. Ты получишь столько, сколько пожелаешь.
     Чиун отвернулся от стены и улыбнулся Римо.
     - Как это характерно  для западного мышления - считать,  что за  деньги
можно купить все и вся!
     - Бери мои картины, - не унималась Сашур. Она подняла глаза на Чиуна. -
Мою коллекцию золотых монет!
     Римо покачал головой.
     -  Минуточку, сынок, - вмешался  Чиун. -  Над этим  предложением  стоит
подумать. Золотые монеты были бы неплохим пожертвованием Дому Синанджу.
     - Нет, - сказал Римо Чиуну, - сделка не состоится.
     - А монеты хороши! - настаивал Чиун. - Правда, они под стеклом,  и я не
могу  рассмотреть  их как  следует,  но  они дорого  стоят,  если,  конечно,
подлинные.
     - Никаких сделок, - стоял на своем Римо.
     -  Но подумай, мы же ничего  не выиграем,  отправив эту  очаровательную
леди за решетку. Разве это поможет спасти вашу конституцию?
     Сашур в очередной раз посмотрела на часы.
     - Мне надо переговорить  со Смитти, - сказал Римо. - А ты, - повернулся
он к Сашур, - изволь представить  поименный список детей, попавших в  сети к
Пеллу.
     - Сейчас принесу. Сейчас! - Сашур встала. - Список есть, он в спальне.
     - Погоди! - Римо поднялся, подошел к двери в спальню и заглянул внутрь.
Там было полно дверей, но все это были двери стенных шкафов. За окнами зияла
пустота. От тротуара их отделяло тринадцать этажей.
     - Хорошо, неси список сюда.
     Проводив  ее  в  спальню, Римо  вернулся в гостиную, где Чиун  ощупывал
рамку вокруг монет.
     -  По-моему, рамка сделана  из натурального листового золота, - сообщил
Чиун.
     -  Послушай, Чиун, мы не можем  позволить себе отпустить  на все четыре
стороны любого, кто предлагает взятку Дому Синанджу.
     Чиун отпрянул от рамки, как будто его ударило током.
     - Взятка? Ты называешь пожертвование взяткой? - Он хлопнул себя ладонью
по лбу. - И это говорит мой сын! Приемный, разумеется... Взятка!
     -  Взятка! - повторил  Римо. - И довольно об этом.  Получив список,  мы
поговорим  со Смитти, а потом  решим, как поступить. Возможно, ему захочется
заняться этим самому. - Он оглянулся на дверь спальни. - Что-то она долго не
несет список.
     Он шагнул к двери, и в этот самый момент из нее выпорхнула Сашур.
     - Вот! - Она протянула Римо листок с дюжиной имен, при этом в очередной
раз взглянув на свои золотые часики.
     - Здесь все? - спросил Римо.
     - Все, о ком мне известно.
     - Как  они перемещались по стране?  Твой муж  был застрелен  в Северной
Каролине.
     - Уорнер Пелл  называл это  классными  выездами. Поощрение  для  лучших
учеников. Он сам возил детей.
     -  Они  отсутствовали,   наверное,  по  нескольку  дней.  Родители   не
жаловались?
     - А  чего им жаловаться?  Во-первых, это  не самые уважаемые  граждане.
Во-вторых, они знали, чем  занимаются их  чада,  и получали за  это неплохие
денежки.
     - Сколько?
     - Об этом Уорнер помалкивал.
     - Примерно.
     - Думаю, за каждое задание ребенок получал по пятьдесят тысяч.
     - Мафия платит всего пять, - сказал Римо.
     - Да, но Уорнер подвизался в системе образования и мыслил масштабно.
     -  Нет,  ты только  послушай, папочка! Пятьдесят тысяч  сопляку!  А  мы
тут...
     Чиун не пожелал отвлечься от коллекции монет.
     -  Деньги  -  это  бумага, - молвил  он,  не  оборачиваясь.  -  Это  не
богатство, а только обещание его. Золото - это другое дело.
     - Не обращай на него внимания, - сказал Римо Сашур. - Это он дуется.
     - Ты собираешься сдать меня полиции?
     - Пока нет. Подойди-ка сюда, я тебе кое-что покажу.
     Он направился к спальне. Шагнув к нему, Сашур с улыбкой произнесла:
     - Я тоже хочу тебе кое-что показать.
     Однако Римо ее  опередил. То, что он  собирался ей показать,  оказалось
внутренностью стенного шкафа, в котором он запер ее на замок.
     - Зачем  ты это сделал? - крикнула она через  обшитую  фанерой стальную
дверцу.
     - Просто хочу, чтобы  ты спокойно здесь посидела, пока я все хорошенько
выясню.
     - Сволочь! - крикнула Сашур.
     - Самая настоящая! - откликнулся Римо.
     - Обманщик, гадость, гнилье!
     - Совершенно  справедливо!  - Для пущей  надежности  Римо  заблокировал
замок.
     В гостиной Чиун огорошил его заявлением:
     - Эта женщина - лгунья.
     - Почему? Что из сказанного ею было враньем?
     -  Она  сказала,  что  это  очень ценные монеты.  Но  бывают  штучки  и
поценнее: например,  дублоны или испанские  серебряные  монеты - они гораздо
дороже. Хотя эти тоже неплохи.
     - Чиун, прекрати, пожалуйста!
     Едва они вышли в  коридор, как  столкнулись с двумя  тучными  мужчинами
средних лет, которые, пыхтя, бежали от лифта.
     - Кауфперсон! - выпалил один. - Вы не знаете, где ее квартира?
     - Знаем. А что? - спросил Римо.
     -  Полиция,  приятель, -  ответил другой  толстяк,  с  трудом  переводя
дыхание после двадцатифутовой пробежки по коридору.
     Римо указал на дверь.
     - Вот ее квартира.
     Тучная пара ринулась в указанном направлении.
     - Только ее там нет, - окликнул их Римо.
     - А где она?
     - Я видел, как минут пять назад она вышла. С чемоданом.
     - Она не сказала, куда направляется?
     - Представьте себе, сказала. Я живу в  соседней квартире. Она  зашла ко
мне за кремом  для  обуви. У нее  сдвиг на  этой почве. Не признает  ничего,
кроме "киви", а тут как раз...
     - Короче, дружище. Куда она отправилась?
     - Сказала, что летит в Спокан, штат  Вашингтон, повидаться с родными. С
матушкой Кауфперсон, папашей Кауфперсоном и прочими персонами помладше.
     -  Надо  бы позвонить капитану, - проговорил  один  из  детективов. Его
дыхание начало приходить в норму.
     -  Слушайте, парни, по какому поводу суматоха? Может, я смогу помочь, -
сказал Римо.
     - Ты смотрел сегодня новости?
     - Нет, - сознался Римо.
     -  Нет,  -  подхватил Чиун.  -  Зато  я смотрел "Пока Земля  вертится".
Отличная была серия! Рэд Рекс с каждым разом играет все  лучше. Это я научил
его правильно двигаться!
     Детективы переглянулись.
     -  Одним  словом,  в  программе   новостей  выступал  генерал,  который
рассказал, что под крышей ЦРУ орудуют двое убийц - белый и азиат. Кауфперсон
позвонила нам и сказала, что они охотятся за ней. Нам поручили ее охранять.
     -  Наверное,  она передумала и решила сбежать, - сказал  Римо. - Так вы
говорите, белый и азиат?
     - Точно.
     - Кажется, мы тут таких не встречали, правда?
     - Правда, - подтвердил Чиун. - Я не видел азиата, а ты не видел белого.
     - Пошли, Фред, позвоним капитану.
     - Идем.
     Детективы бросились назад к лифту, а Римо с Чиуном направились к двери,
ведущей на лестницу. - На площадке Римо замедлил шаг и крикнул напоследок:
     - Говорите, белый и азиат?
     -  Точно,  -  отозвался  толстяк  по имени Фред, нетерпеливо нажимая на
кнопку вызова лифта.
     - Вы слышали о них в новостях?
     - Да.
     - Если мы их увидим, то обязательно сообщим вам.
     - Спасибо.
     Римо и Чиун поднялись на крышу, перепрыгнули  с нее  на крышу соседнего
дома и оттуда спустились по лестнице вниз.
     У подъезда им встретились еще два стража порядка.
     - Полюбуйся, Чиун, - с улыбкой сказал Римо и  подошел к двоим субъектам
в плащах и надвинутых на нос шляпах.  -  Если  вы ищете Сашур Кауфперсон, то
она отбыла в Спокан, штат Вашингтон.
     Старший из двоих повернулся к нему.
     - Странно, что вы об этом говорите.
     Агент помоложе встал справа от Римо.
     - Почему  странно?  -  Римо  подмигнул  Чиуну, но тот печально  покачал
головой.
     - Потому что мы ищем не ее, а вас.
     Агент  вытащил  руку  из  кармана.  Она была  отягощена  автоматическим
пистолетом. Он  направил  его на Римо. В  ту же секунду его напарник взял на
мушку Чиуна.
     - Что происходит, Римо? - заволновался Чиун.
     - Не знаю. Я хотел, как лучше.
     - Хватит  болтать!  -  рявкнул  агент, прицелившийся в Римо.  -  Вы оба
арестованы. Следуйте за нами.
     - Здесь есть небольшая загвоздка, - сказал Римо.
     - В чем дело?
     - Я не хочу никуда идти.
     - У вас нет выбора, - ответил агент, указывая глазами на свой пистолет.
     - Это верно, - пригорюнился Римо, - Кстати, я не показывал вам "золотой
треугольник"?
     - Не пытайтесь нас подкупить.
     - Разве  вам не известно, что за пятьдесят лет ни один сотрудник ФБР не
польстился на взятку? - сердито осведомился тот, что постарше.
     - Что вы говорите? Ни разу за пятьдесят лет?
     - Да, за пятьдесят лет!
     -  А я  вовсе  и не собирался давать  вам  взятку. Я  хотел вам кое-что
показать. Обратите внимание на мои ноги.
     Римо скрестил ноги, словно собираясь выполнить балетное па.
     - Это исходная позиция, - объяснил он.
     - Брось, парень. Следуй за нами.
     - Подождите, я не закончил. Как у меня получается, папочка?
     - Для дурня, играющего в дурацкие игры, совсем неплохо.
     - Сейчас переходим к пируэту...
     Римо  сделал  вращательное движение,  описав корпусом широкий полукруг.
Только что пистолет был в руке у агента;  теперь рука оказалась пустой, Римо
же снова скрестил ноги, крутанулся и пропал.
     - Где он?!
     - Позади тебя, Гарри, - крикнул напарник.
     -  Главное -  не  торопиться, -  объяснил Римо. - Движения должны  быть
медленными, уверенными, точными.
     Стоило Гарри повернуться к Римо, как тот в третий раз развернулся. Ноги
закрутились, верхняя часть туловища куда-то потянулась, потом нырнула вниз -
и напарник  Гарри  не  столько  увидел, сколько  почувствовал,  как пистолет
исчезает из его руки. Римо шагнул к Чиуну с двумя пистолетами.
     - Глупец!  -  не стерпел  Чиун. - Ты  владеешь великой  тайной, которой
обязан  вековой мудрости Синанджу, а забавляешься с ней  на углу, словно это
игрушка.
     - У меня появилась возможность потренироваться, - сказал Римо. - На тот
случай, если когда-нибудь мне попадется достойный противник.
     -  Эй,  вы! -  крикнули дуэтом агенты  ФБР. - Идите-ка сюда  и  верните
пистолеты.
     - Отдай им пистолеты, Римо. Наверное, они платят за них из собственного
кармана.
     - Хорошая  мысль, Чиун. -  Римо вытащил из обоих пистолетов  обоймы,  а
пистолеты  выбросил  в мусорный  бак; обоймы  упали в канализацию, проскочив
между прутьями решетки.
     Позади  послышался  топот.  Когда  агенты  ФБР  снова  завладели  своим
оружием,  Римо  с Чиуном  были уже  далеко. Они  нырнули в  метро,  где Римо
остановился у киоска, чтобы купить свежую газету.
     На  третьей  странице  красовались  карандашные портреты  "двух  тайных
агентов, разыскиваемых за убийство".
     - Ты хочешь сказать, что это я? - изумился Чиун.
     - А кто же еще?
     -  Гм, но где же  радость, где выражение любви, мудрости, где подлинная
внутренняя красота?
     -  Тсс, я  читаю. Генерал  утверждает, что мы  - убийцы,  работающие на
какую-то секретную организацию. По мнению газеты, речь идет о ЦРУ.
     -  Что ж, во всем можно отыскать что-то  хорошее. Хотя я не вижу в этом
портрете ни  малейшего  сходства с  собой, приятно,  что искусство  Синанджу
наконец начинает пользоваться признанием.
     - Дурень-генерал провел по этому поводу целую прессконференцию.
     - Пресс-конференция...  - задумчиво  произнес Чиун.  - А  что, неплохая
идея. Представь  себе,  сколько заманчивых предложений посыпалось бы на нас,
если бы люди узнали о нас и наших возможностях.
     - Да, но этот генерал вешает на нас убийство Кауфманна!
     - Кого-кого?
     - Кауфманна. Помнишь того парня в гарнизоне?
     - Но ведь его убили из огнестрельного оружия.
     - Совершенно верно, - кивнул Римо.
     -  Разве они не знают, что мы не  прибегаем к пулям?  - В голосе  Чиуна
звучали неподдельная обида и праведный гнев.
     - Наверное, нет.
     - Какой ужасный  поступок совершил  этот  генерал! -  вздохнул Чиун.  -
Кто-то прочтет это и поверит.
     Римо и  Чиун покинули станцию метро и  вышли на противоположную сторону
улицы.
     - Дело принимает серьезный оборот, - молвил Римо.
     -  Когда  дела  принимают  серьезный  оборот,  к  ним  надо  относиться
серьезно.
     - Что? - переспросил Римо, складывая газету.
     - Что-то в этом роде сказал однажды ваш президент.
     -  А-а...  В  общем,  мы попали  в  переплет.  Дрянной генералишка  нас
засветил. Теперь на нас откроется форменная охота.
     - Не  беспокойся. Меня никто не узнает. Разве этот портрет хоть немного
похож на меня?
     - А я?
     - У тебя тем более не будет проблем, - заверил его Чиун.
     - Это почему же?
     - Потому что все белые на одно лицо. Тебя не отличишь от других.



     - Вы замечательно  работаете,  Смитти! Вам не приходила в голову  мысль
ходатайствовать о преждевременном выходе на пенсию?
     - Слушайте, Римо...
     -  Нет,  это выслушайте!  Вчера на нас ополчается министерство юстиции,
сегодня  какой-то  генерал... Нас  весь  вечер показывают  по  телевизору  и
песочат  в газетах. Того и гляди,  пригласят  в  шоу  Дэвида Саскинда. И  вы
советуете мне не беспокоиться? Что это на вас нашло?
     - Портрет  не имеет с вами  ничего общего,  - сказал Смит. - Откровенно
говоря,  я  просчитался,  Я  не  предполагал,  что генерал Хапт  перейдет  в
контрнаступление.
     - В общем, у меня  для  вас новость генерал Хапт  сильно меня  огорчил.
Теперь мне придется огорчить его. При первом же удобном случае.
     - Всему свое время, - ласково ответил Смит. - Сейчас главное - дети. Вы
что-нибудь выяснили?
     - Уорнер Пелл. Это была его идея.
     -  Тогда  почему  его  прикончил  его  же   собственный  подручный?   -
поинтересовался Смит.
     - В делах Пелла была замешана женщина - Сашур Кауфперсон. Когда запахло
жареным,  он   собрался  ею  прикрыться,  вот  она  и  надоумила  одного  из
мальчуганов заткнуть ему рот.
     - Что еще за фамилия - Кауфперсон?
     - С одним "н".
     - Я не об этом. Мне никогда не приходилось слышать фамилию Кауфперсон.
     - Раньше она была Кауфманн. Ее муж - один из уничтоженных свидетелей.
     - Где она сейчас?
     - Она у меня под замком. Об этом можете не беспокоиться.
     - Ладно, - сказал Смит. - Оставайтесь на месте. Я с вами свяжусь.
     - Можете  написать  то, что  хотите нам передать, на рекламных щитах, -
буркнул Римо. - Теперь о нас все знают, так чего соблюдать секретность?
     - Я позвоню, - холодно заключил Смит и повесил трубку.
     Римо бросил телефонный аппарат в мусорную корзину и повернулся к Чиуну,
который разворачивал в центре комнаты свою спальную циновку.
     - Римо, убери, пожалуйста, отсюда эту кушетку.
     - Она тебе не мешает. Тут достаточно места для целого кукурузного поля.
     - Она мешает мне думать, - сказал Чиун. - Убери ее.
     - Сам убери. Не желаю заниматься тяжелым ручным трудом.
     - Погоди. Разве в соответствии с распоряжением  императора Смита мы  не
являемся равноправными партнерами?
     - Да не император он, Чиун! В тысячный раз тебе повторяю!
     - Дом Синанджу много веков работал на императоров. Раз он нас нанимает,
значит,  он -  император. - Довольный  собственной  логикой,  Чиун  повторил
вопрос: - Разве мы не равноправные партнеры?
     -  Не понимаю,  почему наше  равноправие  налагает на меня  обязанность
двигать мебель?
     - Все поровну, - объяснил Чиун. - Я стелю  себе постель - это моя часть
работы, а ты двигаешь мебель - это твоя часть работы.
     - Прекрасно, И впрямь поровну: ты ложишься спать, а я двигаю мебель. Ну
что ж. У тебя не найдется пианино, чтобы я снес его вниз?
     Он нагнулся  к  кушетке  и, положив руки на  подлокотник,  подвигал  ее
туда-сюда, чтобы примериться к ее тяжести.
     - Двигай мебель! Узнавай,  кто убийца! Вынюхивай, кто стоит за спиной у
детей!.. А они тем  временем знай показывают  меня по  телевизору!  Выгребай
мусор, избавляйся от трупов...  Должен  признаться,  что  я сыт всем этим по
горло.
     Он  надавил  на подлокотник  обеими  руками, причем  правой  ладонью  -
сильнее, чем левой. Кушетка  встала на попа,  и Римо подтолкнул  ее. Кушетка
отъехала в сторону на  двух ножках, подобно яхте, разрезающей волну. На пути
ей  встретился стул;  Римо усилил нажим правой  ладонью, и  кровать объехала
стул.  Приближаясь  к  стене,  кровать  замедлила  движение, передние  ножки
опустились и  коснулись  пола. До стены  остался  ровно  один дюйм.  Стена и
кушетка могли служить наглядной демонстрацией явления параллельности.
     - Тебе бы только играть в игры! - сказал Чиун, расправляя циновку.
     - Двигать мебель -  никакая не  игра, -  ответил  Римо. - Впредь будешь
двигать кушетки самостоятельно.
     - Непременно! Впредь я сам буду двигать кушетки. А ты будешь заниматься
стульями. Равноправие так равноправие. Кстати, убери-ка вот этот стул. Он...
     - Знаю, он мешает тебе мыслить.
     Римо  поднял стул и швырнул его в противоположный  конец  комнаты. Стул
благополучно приземлился на спинку кровати.
     - Ты, Смитти, эта работа - деваться от вас некуда.
     -  Вот  и славно.  Неудовлетворенность своей  участью  -  свидетельство
возмужания.  Ты больше  не ребенок, Римо. Подумать только! - Чиун неожиданно
возликовал,   -   В  один  прекрасный  день  из  безмозглого,  своевольного,
никчемного дитяти ты превращаешься...
     - Интересно, в кого?
     -   В  безмозглого,  своевольного,   никчемного  взрослого.   Некоторые
недостатки не изживаются даже с возрастом. - Чиун хихикнул, довольный собой,
и растянулся на циновке. - Не изживаются даже с возрастом!
     Римо  оглядел  гостиничный  номер, увидел  телефон в мусорной корзине и
водворил его на место.
     - Я повесил телефон обратно на крючок, - сообщил он.
     - Меня не интересует, что ты  делаешь со  своими игрушками, - отозвался
Чиун.
     - Смит должен позвонить. Не исключено, что это произойдет поздно.
     - Скажешь ему, что я сплю.
     - Он будет звонить мне, а не тебе. Но не потревожит ли тебя звонок?
     - Не потревожит, если я этого не захочу.
     -  Х-р-р-р-р,  -  пророкотал Римо,  вспомнив  о  том,  что  Чиун  имеет
обыкновение храпеть.
     - Г-р-р-р-р! - послышалось с циновки. Чиун уже храпел.
     Римо  поставил регулятор звонка  на  максимум  и  пожалел,  что  нельзя
сделать его еще громче.
     - Г-р-р-р-р!
     Римо улегся на кушетку, засунув голову под стул.
     - Г-р-р-р-р-р-р!
     Храп Чиуна раскатывался по всему номеру. Даже  жалюзи  на окне пришли в
движение, как язычки охрипшего саксофона.
     Телефон  зазвонил так пронзительно и  надсадно, что  Римо подпрыгнул на
кушетке, мигом пробудившись от сна.
     - Г-р-р-р-р, - невозмутимо храпел Чиун.
     Дзынь-дзынь-дзынь! - самозабвенно трещал телефон. Все вместе напоминало
фугу для звонка  и аденоидов.  Впрочем, победа осталась за Чиуном. Римо снял
трубку.
     - Теперь все в порядке. Жены нет дома.
     - Это ты, Римо?
     - Конечно, а кто же еще?
     - С Уорнером Пеллом у тебя вышла осечка, - сообщил Смит.
     - То есть как это?
     - Во главе операции стоял не он.
     - Почему?
     - Его  состояние не превышало девятнадцати тысяч долларов. Маловато для
человека,  стоящего во главе  этой адской  машины. Тот должен  был  ворочать
миллионами.
     - Но как?.. - Римо осекся. Он  понял, как Смиту удалось это установить.
Компьютеры,  входящие  и  исходящие, слежка,  накладные,  изучение  денежных
перечислений,  досье  на  каждого,  кто осмеливается дышать, -  вот как Смит
знает все. Если он  вычеркивает Уорнера Пелла, значит, у него есть для этого
основания.
     Новая заноза в заднице!
     - Что теперь? - спросил Римо.
     - Полагаю, вам следует вернуться  к этой Кауфперсон и  побольше  из нее
вытянуть.  Возможно,  она  знает,  на кого  работал  Пелл. Помните, у  этого
человека  должны  быть  связи  в  Министерстве  юстиции,  иначе  они  бы  не
пронюхали, где спрятаны свидетели.
     - Хорошо, - сказал Римо. - А теперь выслушайте меня.  Когда я брался за
эту работу, меня не  предупреждали,  что придется выполнять  роль ищейки.  Я
думал,  что буду работать  по  своей  специальности:  раз-два  -  и  готово.
Выступать в роли ищейки мне не улыбается. Даже в  те времена,  когда  я  был
жив, мне не нравилось ремесло детектива.
     - Прошу вас, Римо, мы на линии открытой связи!
     -  Плевать. Я устал от заданий не  по профилю. Вы  используете меня как
телохранителя, посыльного,  детектива -  мы  так не  договаривались. Раз вам
понадобился сыщик, наймите сыщика.
     -  Хорошие сыщики дорого стоят,  а  вы обходитесь нам задарма! - сказал
Смит  и  повесил  трубку,  прежде чем Римо успел  разобраться, было  ли  это
сказано всерьез или в порыве легкомысленного азарта.
     Римо  тоже повесил трубку  и поклялся, что  завтра же купит  себе новый
гардероб.  Он выбросит всю свою одежду и накупит  новой,  да  столько, чтобы
можно было нарядить  всех  нью-йоркцев голландского  происхождения,  а счета
перешлет Смиту.
     Эта перспектива доставила ему целых шестьдесят веселых секунд, пока  он
не вспомнил, что проделал нечто подобное всего неделю назад.
     - Г-р-р-р-р...
     Оглушительный храп Чиуна не улучшил ему настроение.
     Римо схватил трубку и позвонил ночному дежурному.
     - Дежурный слушает.
     - Алло, говорит мистер Максвелл из четыреста пятьдесят третьего номера.
Не могли бы вы оказать мне услугу?
     - Конечно, сэр, постараюсь:
     - Вы заступили на всю ночь?
     - Да, сэр.
     -  Чудесно. Я попрошу  вас  каждый час набирать мой  номер.  После трех
звонков кладите трубку. Ответа не ждите.
     - Но...
     - Понимаете,  я корплю над  одним  очень  важным проектом, и мне нельзя
отключаться, а я боюсь, что не выдержу и задремлю.
     - Понимаю, сэр. Все будет исполнено в лучшем виде.
     - Прекрасно. Утром я вас отблагодарю.
     - Когда начинать?
     - Сейчас  без десяти  двенадцать.  Начинайте прямо с  полуночи, а потом
каждый час. Идет? По три звонка.
     - Договорились. Желаю удачи, сэр.
     - Удачи?..
     - Ну, с вашим важным проектом.
     - А, ну да. Спасибо.
     Римо сменил рубашку и, выходя, не до конца затворил за собой дверь.
     - Г-р-р-р-р-р...
     Дзынь-дзынь-дзынь... -  затрезвонил  телефон и  замолк  после  третьего
звонка. Римо прислушался. Храпа больше не было слышно.
     Римо закрыл дверь и, насвистывая,  зашагал по коридору. Как только жили
люди во времена, когда еще не был изобретен телефон?

     Сашур  Кауфперсон сбежала  из  заточения.  Дверь  стенного  шкафа  была
выломана снаружи каким-то предметом, возможно, ломом. Римо принялся шуровать
в  ящиках  комода. Там  не  оказалось  ничего интересного,  если не  считать
трусиков  с  надписями,  обозначающими   дни  недели,  с  мужскими  именами,
сердечками  и  непристойными  рисунками,  но Римо  не  питал  пристрастия  к
подобного рода искусству. Трусиков здесь хранилось несколько дюжин.
     Столь  же  малопродуктивным оказалось и обследование стенных  шкафов. В
карманах пальто  и жакетов  не  было  никаких записок,  в сумочках  - ничего
такого, что могло бы дать хоть какую-нибудь информацию. Ноль!
     -  Почему  эта женщина  ничего  не  записывает? -  пробормотал  Римо  и
огляделся.
     Часы  показывали час ночи,  следовательно, сейчас  в номере  его мотеля
раздадутся три телефонных звонка.
     - В следующий раз сам двигай свою кушетку, - проворчал Римо.
     Телефон!
     Под телефонным аппаратом обнаружилась записная книжка Сашур с именами и
номерами телефонов. Одна запись показалась Римо любопытной: "Уолтер Уилкинс,
музыкальный кабинет. Вечером в среду".
     Была как  раз среда, вернее, уже  четверг, но это, возможно,  не  имело
значения.
     Справочная  служба  полиции  подтвердила  существование  школы  Уолтера
Уилкинса,  снабдила Римо  адресом,  однако предупредила,  что заведение  уже
несколько лет закрыто.
     Открыть  парадное не  составило труда, найти ночного  сторожа оказалось
еще проще. Ориентируясь по  звукам  раскатистого  храпа,  Римо  спустился  в
подвал, где сторож  спал посреди залитой  светом комнаты на  перенесенном из
кафетерия столе, испещренном таким количеством  неприличных надписей, что по
ним  можно  было  составить  историю  сексуальной  жизни  обитателей данного
образовательного учреждения.
     Римо  несколько  раз тряхнул сторожа за плечо,  пытаясь  его разбудить.
Глаза  сторожа в  ужасе открылись. Однако стоило ему разглядеть Римо, как он
облегченно вздохнул.
     -  Ой,  я  уже  подумал, что  явился  мой начальник, - признался сторож
хриплым со  сна голосом и помотал головой, пытаясь стряхнуть с себя сон. - А
вы кто такой? Как вы тут оказались?
     - Я ищу мисс Кауфперсон.
     Сторож задрал голову и прислушался.
     - Она  здесь. В  музыкальном кабинете. Репетирует  с детским  хором.  -
Сторож взглянул на часы. - Черт, как поздно! Надо ей сказать.
     - Не беспокойся, приятель. Я сейчас схожу  наверх, напомню ей, что пора
и честь знать.
     С этими словами Римо зашагал прочь.
     - Эй! Ты так и не сказал, кто ты такой! Как ты сюда попал?
     - Меня впустила мисс Кауфперсон, - ответил Римо, что не соответствовало
не только действительности, но и элементарной логике.
     Однако сторож был  слишком утомлен, чтобы вникать  в подобные тонкости.
Римо не успел покинуть подвал, как услышал блаженное храпение.
     Он  направился  наверх  по  неосвещенной  лестнице. Ступая по  шершавым
ступеням в кожаных туфлях на тонкой подошве, он  испытывал знакомое чувство.
Сколько  лет  он поднимался  по таким  же ступеням в таком  же ветхом  доме!
Сиротский приют  почти  не  отличался от этой школы,  и  Римо  вспомнил, как
ненавидел его.
     Каждый раз, спускаясь  по  лестнице, он старался прыгнуть на самый край
тяжелых  ступеней, безуспешно пытаясь их расколоть.  По ночам  он замирал на
металлической   койке  в   похожей   на  казарму  палате,   битком   набитой
воспитанниками,  и думал о том, как ненавидит приют, воспитательниц-монахинь
и каждую ступеньку лестницы, столь же неподатливую, как сама жизнь.
     Что бы ни думал по этому поводу Чиун, с тех пор он изменился. Теперь он
мог бы раздробить эти ступени в мелкую пыль -  стоило только захотеть. Но  у
него уже не было такого желания. Теперь ступени не имели для него значения.
     Чем  меньшее  расстояние отделяло его  от  третьего  этажа,  тем громче
становилось пение. Это  была  одна из популярных песенок пятидесятых: солист
высоким, как у кастрата, голосом вел основную мелодию, которой вторил хор, и
все это вместе напоминало ритмичную вибрацию холодильника; хор повторял одно
и то же слово - чаще всего это было женское имя.
     "Тельма, Тельма, Тельма, Тельма..." - доносилось из класса. В следующий
раз это наверняка будет "Бренда, Бренда, Бренда,  Бренда". Римо порадовался,
что мода  на эти песенки  кончилась до  того, как их авторы успели перебрать
все женские имена.
     Он остановился в коридоре перед дверью, из-за которой  слышалось пение.
Стекла в двери были замазаны  черной краской, поэтому Римо не мог  заглянуть
внутрь, но тем не менее  был вынужден  признать, что ребятишки поют отменно.
Их исполнение ничем не уступало любой из сорока лучших пластинок его юности.
     Римо открыл дверь. Он недаром вспомнил о сорока лучших пластинках своей
юности. Одна  из них  крутилась  на  небольшом стереопроигрывателе в глубине
класса;  стопка  других   пластинок  лежала  наготове,  чтобы  автоматически
заменять отыгравшую.
     У  доски стояла  Сашур Кауфперсон.  На  ней была кожаная юбка и кожаный
жилет  поверх ярко-розовой  блузки. В руке она  сжимала указку.  Доска  была
густо  исписана мелом. Тренированный  глаз  Римо  тотчас же выхватил из этой
писанины   несколько  фраз,   названий   штатов,   а   также  словосочетание
"максимальный  срок".  Большими  буквами  были  выведены  слова  "ОБУЧЕНИЕ",
"ИСПОЛНИТЕЛЬНОСТЬ", "МОЛЧАНИЕ". Слово "МОЛЧАНИЕ" было жирно подчеркнуто.
     За  партами сидело десять мальчиков.  Самому  младшему на вид было  лет
восемь, самому старшему - тринадцать.
     Когда Римо вошел, все головы дружно  повернулись к нему. Десять детских
голов. Десять  мальчишеских лиц. Римо  невольно содрогнулся:  на  этих лицах
было  написано выражение  крайнего  цинизма,  в  глазах не было  ни  единого
проблеска человеческих чувств. Комната была прокурена до тошноты.
     Мальчики переводили взгляд с Римо на Сашур.
     - Что ты тут делаешь? -  громко  осведомилась она, стараясь перекричать
голоса певцов, исступленно призывающих Тельму.
     - Решил взглянуть, как у тебя дела. Поговорим?
     - О чем нам говорить? О твоем  поведении сегодня вечером? О том, как ты
запер меня в шкафу?
     - Скорее, о твоем поведении. О твоем вранье насчет Уорнера Пелла. Разве
тебя не учили, что врать нехорошо?
     - Учили. Именно поэтому я говорю  тебе совершеннейшую  правду: для тебя
самого будет лучше, если ты уберешься отсюда.
     - Прошу прощения, - молвил Римо.
     Сашур чуть заметно кивнула. "Хористы" как по команде поднялись с мест и
повернулись к Римо. Эти маленькие отвратительные чудовища ухмылялись, и Римо
захотелось как следует их проучить. Отдубасить, надавать оплеух, а главное -
отшлепать.  Теперь он понимал, какие чувства обуревали  монахинь в сиротском
приюте.
     Десяток рук слаженно потянулись к карманам штанишек, курточек, рубашек,
чтобы  извлечь  оттуда  небольшие пистолетики.  Потом мальчики двинулись  на
Римо,  медленно  поднимая  пистолетики,  подобно  малолетним   зомби.   Римо
вспомнил, как застыл в лифте,  когда  в него  стрелял Элвин, и поступил так,
как подсказывал ему инстинкт: пустился наутек.
     Свора бросилась вслед за ним,  не издав  ни  звука, подобно вышедшим на
охоту  волкам,  которые  в  такие моменты не  скулят  и  не рычат, а  только
ускоряют бег.
     Сашур Кауфперсон осталась у  доски, наблюдая, как мальчишки выбегают из
класса. Потом, взяв мокрую тряпку, она вытерла доску, высушила руки бумажным
полотенцем и шагнула к надрывающемуся проигрывателю,  чтобы выключить его. В
классе воцарилась тишина, и она вздохнула.
     Вздох  получился  горестный. Римо был настоящим мужчиной. Жаль, что ему
придется умереть.
     В  коридоре  послышались  выстрелы.  Бедный мистер  Уинслоу! Так  звали
дрыхнущего  в  подвале сторожа.  Ему и в голову не приходило, что творится в
этой школе. Он знал  одно: по случаю спевок  Сашур Кауфперсон с  религиозным
постоянством приносила в подвал баночку пива, наливала половину ему и ждала,
пока  он  выпьет  свою  порцию. Ему  нравилось,  что  ему  прислуживает  эта
образованная  евреечка.  Он ни разу не  задавался вопросом, почему  от этого
пива  его  так  быстро  и  так  мощно начинает  клонить в  сон.  Бедняга  не
подозревал, что в пиво подмешивается снотворное.
     Нет, мистер Уинслоу не услышит выстрелов - это она знала наверняка.
     Она надела  жакет и  направилась  к  двери,  но  по  пути спохватилась.
Вернувшись к доске, она взяла мелок и написала:
     "Мальчики! Перед уходом не забудьте убрать за собой".
     Она покидала класс  в отменном настроении.  Не годится,  чтобы мальчики
оставили  изрешеченное  пулями  тело  Римо на  полу,  где  утром  его  может
обнаружить Уинслоу, знающий, кто накануне находился в школе.
     Закрывая за собой дверь, она снова глубоко вздохнула.

     Римо свернул  не туда и вместо того, чтобы попасть на лестницу, ведущую
вниз,  оказался  на  лестнице,  ведущей  на  крышу.  По  привычке  нащупывая
подошвами шероховатости ступеней, он метнулся наверх.
     За спиной  у  него послышался скрип открываемой двери.  "Он наверху", -
шепотом сказал один из мальчиков.
     Лестничный  пролет привел  Римо к  двери. Когда-то, когда здесь сновали
ученики, дверь была снабжена штангой для открывания, но теперь  ее давно уже
оторвали,  и дверь  осталась запертой. Римо взялся за  ручку замка, медленно
повернул  ее  и  снял со  стальной двери с такой  же легкостью,  как снимают
крышку с бутылочки кетчупа.
     Крыша пахла свежим гудроном, на  липкой поверхности  которого выступали
мелкие камешки.  Ограждением  служила стенка высотой в три фута. В  небе  не
было ни луны, ни звезд, и на крыше было темно, как в чернильнице; здесь было
совершенно пусто, если  не считать широкой изогнутой трубы от давно вышедшей
из строя вентиляционной системы.
     Если  спрятаться за  трубой,  то именно туда  преследователи заглянут в
первую  очередь. Однако  Римо  спрятался  за  трубой. Мальчики выбрались  на
крышу, и он услышал их шепот.
     - Эй, - прошипел один, - он наверняка вон за той трубой. Осторожнее! Не
дайте ему отнять у вас пистолеты.
     Римо высунулся из-за трубы. В  этот самый момент на  крышу хлынул поток
яркого света.  Наверное,  кто-то из мальчишек нашел  за  дверью выключатель.
Когда дверь с лязгом захлопнулась, свет исчез.
     Стоя за трубой, Римо прислушивался к шарканью ног приближающихся к нему
преследователей. Судя  по всему, они разбились на две группы, чтобы окружить
трубу с обеих сторон.
     Стараясь ступать неслышно,  Римо стал пятиться  к дальнему краю  крыши.
Почувствовав  спиной  перила  ограждения,   он  бесшумно  скользнул  вправо,
оставаясь  тенью в  сонме  прочих  ночных теней, добрался до угла,  а  затем
метнулся к центру крыши, где была дверь, сулившая спасение.
     Когда  до  двери оставалось  не  больше фута,  из  темноты  послышались
голоса:
     - Куда он делся? Осторожнее, Чарли, его здесь нет.
     Дверь  никто не  сторожил.  Римо приоткрыл  ее и  шмыгнул  на лестницу,
готовясь  бежать  вниз.  Но  в  середине  лестничного  пролета его  поджидал
мальчишка лет девяти.
     - Видно, ты и есть Чарли? - спросил Римо.
     - Руки вверх! - скомандовал Чарли, целясь Римо в живот.
     Пистолет был  мелкокалиберный. Получив одну  такую пулю в живот,  Римо,
пожалуй, сумел  бы спастись. Однако  полный барабан  превратит его в решето!
При  мысли  об  этом,  при  одной  только мысли  о  том,  что его  прикончит
девятилетний сопляк, Римо почувствовал не столько  уныние,  сколько гнев. Он
сделал  плавный  разворот,  и мальчишка скосил  глаза влево,  куда вроде  бы
переместилось  туловище Римо.  Однако Римо  уже успел  проскочить  справа от
него, одним махом  преодолев несколько ступенек, хотя казалось, что он вовсе
не торопится.  Через  мгновение он накинулся  на пакостника сзади.  Вырвав у
него пистолет, Римо поднял мальчишку и зажал под мышкой.
     Мальчишка вскрикнул.  Римо  засунул пистолет себе за пояс и отвесил ему
увесистый подзатыльник, из-за чего крик перешел в визг.
     Римо замер. Он ударил ребенка! Чувство, не позволявшее ему поднять руку
на  ребенка,  теперь  улетучилось без следа.  Подобно псу,  забавляющемуся с
игрушкой, он отвесил Чарли еще пару подзатыльников.
     Держа негодяя  под  мышкой,  как  полено, Римо опять  взлетел вверх  по
лестнице, к двери, ведущей на крышу.
     - Отпустите меня! Отпустите, или...
     - Сейчас  я снова дам тебе по башке, детка,  - сказал Римо и осуществил
угрозу.
     Чарли заревел.
     Римо втолкнул его  в дверь. Чарли на лету сбил  с ног троих сообщников,
бежавших ему навстречу, и покатился вместе с ними по крыше. Римо  пригнулся,
проскользнул  в  дверь  и  захлопнул  ее  за  собой,  чтобы  не дать  никому
возможности улизнуть.
     Крыша снова утонула  в темноте. Римо до предела расширил зрачки и обрел
зрение в темноте. Его окружали мальчишки.
     Одного  из  них он  мимоходом  ударил  по  лицу  - и  за  пояс  к  нему
перекочевал еще один пистолет.
     - О, черт, больно!
     - Вот и хорошо! - одобрил Римо. - А теперь?
     Он отвесил парню еще  одну  оплеуху,  потом развернулся,  нанес другому
удар под зад и завладел третьим пистолетом.
     - Сукин сын! - зарычал обезоруженный боец десяти лет от роду.
     -  А ты, оказывается, грубиян!  -  укоризненно  заметил  Римо и  врезал
сквернослову по уху. - Чтобы никакой ругани в школе!
     Мальчишки бегали  по крыше,  точно щенки  в поисках куска мяса, который
они чуяли, но не могли разглядеть. Они  боялись стрелять из опасения попасть
в своего.
     Римо  же двигался  среди  них,  раздавая  налево  и  направо  пощечины,
подзатыльники, оплеухи, шлепки и пинки, а заодно отбирая у них оружие.
     - Этот гад отнял у меня пистолет!
     - И у меня!
     - У кого-нибудь остался пистолет?
     - На тебе! Получи оплеуху!
     - Что за  выражение, бесстыдник! -  прикрикнул Римо. -  Я живо отправлю
тебя в кабинет к директору!
     -  У  кого остался  пистолет?  - В  голосе кричавшего  слышалось  такое
отчаяние, какое редко кому приходится испытать на одиннадцатом году жизни.
     - У меня, - откликнулся Римо. - Все ваши игрушки у меня.
     - Я  сваливаю. Ну  ее в  задницу, эту Кауфперсон! Пусть сама делает эту
грязную работу.
     - Не подходить к двери, пока  я выбрасываю ваши хлопушки! - предупредил
Римо.
     Самый  взрослый  из парней, тринадцатилетний балбес, кинулся к  двери и
дернул ручку. В  следующий момент  он  уже сидел  на гудроне,  чувствуя, как
острые камешки впиваются ему в мягкое место.
     - Я же предупреждал, чтобы никто  не совался к двери, - с укором молвил
Римо. - И не вздумайте тянуться к пугачам! С играми покончено!
     Римо сорвал решетку  с вентиляционной шахты и швырнул в нее  пистолеты.
Они заскользили  по  наклонной поверхности, а потом  один за другим полетели
вниз. Римо  не знал, куда именно ведет  труба, но слух  подсказывал ему, что
пистолеты находятся на глубине в семнадцать с половиной футов.
     За  спиной  у  него послышался шепот.  Шептуны  полагали,  что  говорят
достаточно тихо, чтобы Римо не разобрал ни слова.
     - Дверь заклинило. Никак не открою...
     - Тогда давайте на него набросимся!
     - Ага! Только все сразу. И с размаху промеж ног!
     Ребята  толкались у двери,  пока Римо  шел к ним. Несмотря на  темноту,
теперь они различали его силуэт. Римо же видел их совершенно ясно, как средь
бела дня.
     - Всем хорошо видно? - спросил он. - Нет? Сейчас все устроим.
     Мальчишки,  стоявшие у  самой  двери,  не почувствовали  ничего,  кроме
движения  воздуха  перед  своими  носами.  Затем они услышали звук  удара  и
скрежет  раздираемого металла; в следующее мгновение  на крышу  хлынул поток
света  - он проникал в дыру, проделанную Римо в  стальной двери голой правой
рукой.
     -  Ну  вот, - бросил Римо,  отступая на шаг назад, - так-то лучше. - Он
улыбнулся, и его зубы блеснули, как кладбищенский мрамор.
     Мальчишки стояли  в молчаливом оцепенении,  переводя  взгляд с Римо  на
дыру в двери и обратно.
     - Внимание, класс! - начал Римо, прикидывая, к каким средствам прибегла
бы в подобной ситуации сестра  Мэри-Элизабет  в  ньюаркском  приюте.  Скорее
всего, не  обошлось бы без  ударов линейкой  по рукам; Римо  подозревал, что
этот метод и сейчас сработал бы безупречно. Со времен сестры Мэри-Элизабет и
ее  казарменных методов  воспитания  минули десятилетия,  общество  в  своем
развитии ушло вперед на несколько световых лет,  однако Римо чувствовал, что
попадись ей эти  дети в  чуть  более нежном  возрасте  - и им бы не пришлось
толпиться  среди ночи на  крыше,  умирая  от  страха в присутствии человека,
которого они только что пытались отправить на тот свет.
     - Наверное,  вам хочется узнать,  зачем я вас тут собрал,  -  продолжал
Римо. - Дело в том, что в Комитет по образованию на  вас поступают тревожные
сигналы. Вы не учите уроки, не проявляете внимания в классе. Это правда?
     Молчание. В темноте кто-то проговорил полушепотом:
     - А шел бы ты...
     Римо вычислил шептуна и одарил его ослепительной улыбкой.
     -  Вообще-то  я  ожидал  несколько  иного  ответа, но  к  этому мы  еще
вернемся. Ладно,  а  теперь назовите мне столицу Венесуэлы. Кто-нибудь может
ответить?
     Снова молчание.
     Римо протянул руку к двоим  парням, стоявшим ближе  к  нему, и  отвесил
каждому по увесистой оплеухе.
     - Класс не старается! Еще раз: столица Венесуэлы?
     - Сан-Хуан? - робко предположил кто-то.
     - Уже  теплее,  но еще  не горячо.  -  Римо не  помнил, как  называется
столица Венесуэлы, но точно знал, что это не Сан-Хуан. - Ну что ж, тогда все
вместе попытайтесь извлечь квадратный корень из ста шестидесяти восьми. - Он
подождал. - Никто  не знает?  Скверно.  С арифметикой  вы  тоже  не в ладах.
Придется отметить это в отчете комитету по образованию.
     Он улыбнулся.
     -  Перейдем  к  грамматике.  Что  такое  "гуляя" - прошедшее  время или
инфинитив? - Римо сам вряд ли ответил бы на этот вопрос.
     - Послушайте, мистер, может, отпустите нас по домам?
     - Ни  в коем  случае, урок  еще не  кончен. Какой  же  ты ученик,  если
стремишься манкировать занятиями?  Итак,  повторяю  свой  вопрос: "гуляя"  -
прошедшее время или неопределенная форма глагола? Только не все сразу.
     На  крыше  установилась  мертвая  тишина.  До  Римо  доносилось  только
взволнованное  дыхание десяти перепуганных мальчишек, чье желание отдубасить
его улетучилось в тот момент, когда он пробил стальную дверь голой рукой.
     -  Должен вам  сказать,  что  худшего  ответа я не слышал  за  все годы
преподавательской деятельности.
     - Вы никакой не учитель. - Это был тот же голос, который недавно послал
Римо подальше.
     -  Ошибаешься, - сказал Римо. - Как раз учитель. Правда,  я не учился в
педагогическом  колледже,  чтобы не  загреметь во Вьетнам, поэтому  не  ношу
джинсов и значков "за мир". Но тем не  менее я -  учитель.  И сейчас  докажу
это. А ну-ка, подойди сюда.
     - Я? - отозвался тот же голос.
     - Да, чучело, ты!
     Самый старший и высокий из мальчишек поднялся  и медленно вышел вперед.
Хотя  он  стоял  спиной  к  свету,  Римо  видел  его глаза  дикого  зверька,
оценивающие, насколько силен противник,  прикидывающие, не  стоит ли врезать
ему ногой ниже пояса.
     -  Сейчас я  докажу,  что  я  учитель,  -  сказал  Римо.  -  Ты  сейчас
раздумываешь, не врезать ли мне. Ну что ж, давай, не стесняйся.
     Парень замялся.
     - Ну, что же ты? Смотри, я отворачиваюсь. Так тебе будет проще.
     Римо повернулся к нему спиной. Парень разбежался и  подпрыгнул,  целясь
обеими ногами Римо в затылок, как в телевизионном матче по вольной борьбе.
     Римо  вовремя увернулся,  и ноги просвистели буквально в  дюйме от  его
лица. Он поймал прыгуна за ноги, потащил к краю крыши и, крепко держа его за
одну лодыжку, перекинул за перегородку.
     Парень, осознав, что висит вниз головой на высоте  пятидесяти футов над
землей  и что ниточка, связывающая его  с жизнью, может оборваться, если  он
будет продолжать дергаться, замер.
     Римо повернулся к остальным.
     -  Вот  вам  урок  номер один. Как  бы  сильны  и  ловки  вы  ни  были,
обязательно найдется  кто-то, кто окажется сильнее и ловче вас.  Это правило
распространяется  на всех, за  исключением единственного  человека  в  целом
мире, но это уже  вас не касается. Так что в следующий раз, прежде чем снова
искать приключений,  задумайтесь над этим. Второй урок состоит в том, что вы
еще  слишком малы, чтобы лезть в подобные дела. Теперь каждый из вас повисит
в воздухе,  подобно вашему товарищу, чтобы  вы узнали вкус медленной смерти.
Вам это понравится, а, класс?
     Никто не ответил.
     - Не слышу! - крикнул Римо.
     - Нет, нет, нет! - откликнулось несколько голосов.
     -  Хорошо,  -  кивнул  Римо.  -  Только,  обращаясь к учителю,  следует
говорить "нет, сэр".
     - Нет, сэр! Нет, сэр! Нет, сэр! - Теперь голосов было больше.
     Римо взглянул на мальчишку, смирно лежащего на краю крыши.
     - Ты не ответил мне! - прикрикнул он.
     - Нет, сэр,  -  послушно  пискнул  тот. -  Поднимите  меня. Пожалуйста,
поднимите!
     - Повтори-ка еще разок.
     - Пожалуйста, поднимите меня!
     - Просьба должна звучать более почтительно!
     - Будьте добры, прошу вас, поднимите меня!
     - Добавь еще немножко елея!
     - Будьте добры, прошу вас, умоляю вас, сэр...
     - Ладно. -  Римо,  ничуть  не напрягаясь,  одним движением правой  руки
выдернул  парня  из  пропасти,  словно  тот  был  воздушным  шариком,  а  не
подростком весом фунтов в сто двадцать. Внизу на улице он заметил "мерседес"
Сашур Кауфперсон и понял, что несколько задержался на крыше.
     Подросток перелетел через ограждение. Римо швырнул его на крышу головой
вперед,  и  он  отполз в сторонку  на  карачках,  боясь встать на  ноги  без
разрешения, но еще больше опасаясь оставаться поблизости от этого психа.
     - Ладно, класс, - сказал Римо. -  Переходим к последнему уроку:  завтра
вы все, как один, явитесь  в школу, поняли, хулиганье? Вы  будете вести себя
вежливо, говорить "да, сэр",  "пожалуйста" и "спасибо". Вы будете  выполнять
домашние задания и демонстрировать примерное поведение. В противном случае я
вернусь и повырываю ваши проклятые языки. Усвоили?
     - Да, сэр! - На сей раз ответ был слаженным и громким.
     - Хорошо. И запомните: у меня  записаны ваши фамилии и номера школ, где
вы  учитесь. Так что я  проверю,  выполняете  ли вы обещание. Надеюсь, вы не
сделаете ничего такого, что могло бы меня огорчить.
     - Нет, сэр! Не сделаем, сэр!
     - Будем надеяться.  А теперь, я думаю, вам  пора спать.  Расходитесь по
домам. Согласны?
     - Да, сэр! - гаркнул хор.
     -  Так. -  Римо  подошел  к заклинившей  двери.  -  Чтобы  вы  меня  не
забывали...
     С этими словами  он взялся руками за  края рваного отверстия  в двери и
немного  развел   руки,  заставив   металл   завибрировать.  Когда  вибрация
усилилась, он поднатужился и разорвал дверь сверху донизу, как будто  вскрыл
конверт с письмом.
     Крышу затопил свет.  Римо глядел  на  мальчишек,  держа  в  руках кусок
двери,  точно официант  - поднос.  Он улыбался.  Впервые  хулиганы  получили
возможность разглядеть его. Он насупился, чтобы выглядеть посуровее.
     - Постарайтесь, чтобы мне не пришлось браться за вас во второй раз.
     - Да,  сэр!  -  Хором  прокричав  это обещание, они  кинулись  вниз  по
лестнице, высыпали на улицу и разбежались по домам.
     Проводив их взглядом,  Римо швырнул  остаток двери на крышу. С его лица
не  сходила   улыбка.  Безобразники  были  так  напуганы,  что  даже  сестра
Мэри-Элизабет показалась бы им сейчас снисходительным ангелом.
     Римо перелез через  ограждение и стал спускаться вниз. Для страховки он
прибег к  телефонному  проводу, протянутому с крыши вниз. Провод не выдержал
бы его  веса, но Римо не висел на  нем, а  замедлял  с его  помощью движение
вниз, когда отталкивался от стены, опускаясь с каждым прыжком футов на пять.
     Внизу Сашур Кауфперсон садилась в свой "мерседес". Она уже отъезжала от
здания, когда Римо подскочил к машине, распахнул дверцу и прыгнул на боковое
сиденье.
     -  Привет!  -  сказал  он.  Она  в  ужасе  отшатнулась,  -  Обучение по
сокращенной   программе  -  вот  что  меня  всегда   особенно  привлекало  в
педагогическом процессе.



     Сашур Кауфперсон решила выйти сухой из воды. Она не сказала Римо правды
- во всяком случае, всей правды.
     Говоря,  что  Уорнер  Пелл  стоял во  главе  организации,  использующей
детей-убийц, она кое-что  утаила. Пелл был боссом для нее, однако далеко  не
главным человеком в системе. Она понятия не имела, кто этот главный.
     Она не  лгала, рассказав, что Пелла  охватила  паника, когда  над  ними
стали сгущаться тучи, и что он угрожал выдать ее полиции.
     Она  была  потрясена,  ошеломлена,  перепугана,  но ей  и  в голову  не
приходило заставить кого-то из своих подопечных убить Пелла. Она и не делала
этого - до тех пор, пока в квартире у нее не раздался телефонный звонок.
     Звонил босс Пелла,  возглавлявший всю операцию.  Она его не знала, а он
не счел нужным ей представиться.
     Римо брезгливо поморщился.
     - Я сыт по горло твоими недомолвками. Говори прямо: кто тебе звонил?
     - Я  к  этому  и  веду, Римо,  -  сказала  она.  - Сперва  он велел мне
уничтожить Пелла с помощью Элвина. Он сказал, что для меня  это единственная
возможность спасти шкуру.
     - И ты  выполнила это задание,  жертвуя  собой, а  главное - Пеллом,  -
покачал головой Римо.
     - Сарказм здесь ни к чему, - заметила Сашур.
     - Ой,  прости! Я  совсем забыл правила  хорошего  тона, пока  возился с
ребятишками, которые хотели меня прикончить.
     - Пойми  наконец, не я  дрессировала  этих  зверенышей! Этим  занимался
Пелл. Он учил  их приемам рукопашного боя, обращению с оружием и, Бог знает,
чему еще.
     - А ты всего-навсего каждое утро устраивала им перекличку.
     Сворачивая налево, Сашур отрицательно покачала головой.
     - Я - квалифицированный психолог. Пелл поручил мне  заниматься с детьми
дисциплиной,  внушать им  необходимость  держать язык  за зубами. Вот я их и
натаскивала.
     -  У тебя  неплохо  получилось, - похвалил Римо.  - Никогда не встречал
таких отменно натасканных ребяток.
     Сашур рванула к обочине и резко заторомозила.
     - Я говорю правду! - выпалила она.  -  Лучше убей  меня прямо сейчас, и
дело с концом.  Я слишком устала  от всей этой нервотрепки. Устала объяснять
тебе, когда ты ничего не желаешь слушать.
     Плечи у нее вздрогнули,  она опустила лицо на рулевое колесо и залилась
слезами.
     - Не надо! - сказал Римо. - Не могу видеть женские слезы.
     - Прости, - пролепетала она, всхлипывая. - Просто  я  очень  устала. От
всего... От лжи, обмана... Я так устала!..
     Римо потрепал ее по плечу, желая утешить.
     - Ну-ну, успокойся! Расскажи, как все было.
     Она тряхнула головой, словно пытаясь смахнуть слезы, и снова  нажала на
газ, внимательно посмотрев в  зеркальце заднего обзора, прежде чем  вырулить
на середину дороги.
     -  В  общем, я помогала Пеллу работать с детьми. И вот однажды раздался
этот  звонок... Это произошло вскоре  после  того, как Пелл пообещал сделать
меня козлом отпущения.
     - Ну и?..
     - Голос звонившего был мне незнаком. Он  не  назвал своего имени. Но он
сказал  мне,  что  знает,  чем я  занимаюсь и чем занимается Пелл. Потом  он
сообщил, что является начальником Пелла. Он дал мне понять, что если я  хочу
заткнуть  Пеллу  рот,  мне  придется заняться этим самой.  Иначе мне  грозит
тюрьма.  О, Римо,  это было так ужасно! Но  мне пришлось это сделать. Я  так
испугалась! И я велела Элвину застрелить Пелла.
     - И он тебя послушался? Ведь главным наставником этих ребят был Пелл.
     - Я тоже была их наставницей. Они мне доверяли.
     - Дальше.
     - Это все.
     - Не  совсем, -  сказал  Римо.  - Чем ты  занималась  с детьми  сегодня
вечером?
     -  О, - смутилась Сашур,  - я не сказала  тебе самого главного! Сегодня
днем мне снова позвонил человек, который  надоумил меня убрать Пелла. На сей
раз речь шла о тебе и твоем друге-азиате. Он предупредил меня о вашем визите
и посоветовал избавиться от вас. Но я на это не пойду. Нет, не пойду!
     - Ты так ему и сказала?
     - Нет, притворилась,  что на все согласна. Но, повесив трубку, я тотчас
позвонила в  полицию  и  сказала, что мне  требуется защита. От вас двоих. Я
решила, что вы - убийцы.
     - Это я-то - убийца? - спросил Римо.
     Сашур улыбнулась.
     - Так я подумала. А потом вы нагрянули ко мне; сразу после вашего ухода
явились полицейские, которых я вызвала, и извлекли меня из шкафа.
     - И ты до сих пор не знаешь, кто  этот человек? Я имею в виду того, кто
тебе звонил и отдавал распоряжения.
     - Нет, теперь знаю. Узнала сегодня вечером.
     - Кто же он?
     - Я увидела его по телевизору, - сказана  Сашур. -  Может  быть, ты его
тоже видел. Генерал Хапт! Я бы узнала этот голос из тысячи.
     - Отлично! У меня и так есть дело к генералу Хапту, - кивнул Римо.

     Римо,  разумеется,  давно  заметил хвост. Салон  машины Сашур постоянно
освещался фарами идущей сзади машины, отражавшимися в зеркале заднего вида и
ненадолго пропадавшими из виду, когда она сворачивала, чтобы через мгновение
появиться  снова. Это  было настолько очевидно,  что Римо даже не  дал  себе
труда оглянуться.
     Он  нисколько не удивился, когда,  вслед за тем  как Сашур припарковала
машину  у его мотеля, их моментально объехал  другой автомобиль и уткнулся в
парапет прямо перед ними.
     - Дьявольщина! - выругалась Сашур.
     - В чем дело?
     - Джордж!
     В  мужчине,  выбирающемся  из  серого "шевроле",  Римо  без труда узнал
приятеля  Сашур,  того самого,  который  бросился за  ними  вдогонку,  когда
накануне они покинули квартиру Сашур. Сейчас он загораживал дверцу Римо.
     - Ну,  ты, выходи! - Джордж пытался изобразить  грозное рычание, однако
голос  у  него  был  такой  тоненький,  что  напоминал  скорее  повизгивание
разыгравшегося щенка.
     - Выхожу, - послушно ответил Римо в приоткрытое окно.
     Сашур удержала его.
     - Не надо!  - сказала  она. - Он страшно вспыльчивый. Джордж, почему ты
не хочешь оставить нас в покое?
     -  Довольно с меня твоих измен!  - пискнул Джордж. Римо заметил, что он
тучен и неуклюж. Обращаясь к Сашур, он нетерпеливо раскачивался из стороны в
сторону.
     - Я тебе изменяю?! - возмутилась Сашур.  - Даже если бы  это было  так,
хотя у меня и в мыслях нет ничего подобного...
     -  Прекрасно, - заметил  Римо.  -  Сослагательное  наклонение. Условие,
противоречащее реальному положению вещей. - Он повернулся к Джорджу. - Разве
у женщины,  наставляющей вам рога,  хватило  бы  хладнокровия,  чтобы  столь
безупречно изъясняться?
     -  Даже  если  бы  это было так,  хотя  у меня  и в  мыслях  нет ничего
подобного,  - повторила Сашур, -  то  это все  равно нельзя было бы  назвать
изменой: мы не женаты!
     - Назначь день свадьбы, - поймал ее на слове Джордж.
     -  Когда угодно, но только не сегодня,  -  вмешался Римо. - Сегодня она
едет со мной за город.
     -   Слушай,   парень,   тебя   здесь   только  не   хватало!   Убирайся
подобру-поздорову!
     -  Но я  только приехал! - возразил Римо, распахнул дверцу и шагнул  на
тротуар.
     Джордж попятился, чтобы пропустить его.
     Сашур перегнулась через сиденье и крикнула:
     - Будь с ним осторожен, Римо!
     Взглянув на Джорджа, Римо заметил, как в глазах у него сверкнули слезы.
Похоже, этот увалень по уши влюблен! Возможно, они созданы друг для друга.
     - Так ты отстанешь от нее? - пристал к нему Джордж.
     Да, он ее любит, в этом нет сомнений. Может,  и она когда-нибудь сумеет
его полюбить...
     - А ты меня заставь! - подзадорил его Римо.
     - Что ж, ты сам напросился!  -  С этими словами  Джордж выбросил вперед
правую руку с той же грацией, с какой бурые мишки ловят в стремнине рыбу.
     Римо  позволил ему  ударить  себя  по голове, слегка  отпрянув  от  его
кулака. Подобно  всем не привыкшим  к дракам  людям, Джордж убрал руку, едва
коснувшись  мишени. Римо почувствовал, как  кулак скользнул по его  щеке,  и
чуть отшатнулся, когда Джордж занес  руку для второго удара.  Римо повалился
на багажник машины, делая вид, что туда его отбросил мощный удар противника.
     - Хватит с тебя? - осведомился Джордж.
     - Я еще не начал драться, - был ответ.
     Тогда Джордж  прыгнул к  нему и  нанес  удар  справа. Римо принял  удар
плечом, откатился на крыло автомобиля и притворно застонал.
     - Прекрати, Джордж! - завопила Сашур. - Ты его убьешь!
     - И убью!  - рявкнул Джордж. Голос  его звучал уже не так визгливо, как
поначалу, - А заодно и тебя, если не перестанешь мне изменять!
     - О-о-о-о-о! - стонал Римо.
     Джордж для важности кивнул ему и затанцевал по тротуару, пытаясь  зайти
с левой стороны и угостить Римо еще одним ударом.
     - Желаешь схлопотать еще, приятель?
     - Нет, нет! - остановил его Римо. - С меня довольно!
     - То-то же. Не смей  прикасаться к этой женщине! Я  уже второй раз вижу
тебя  с ней.  Третьего  раза  не  будет. - Джордж просунул голову к Сашур  в
машину. - Завтра, когда  ты пойдешь с работы, я буду ждать тебя около школы.
Ты пойдешь ко мне и останешься на ночь.
     - В твоем свинарнике?
     - Никаких возражений, детка! Ты все слышала. Завтра у школы.
     Тяжело  ступая, Джордж  направился к  машине, и вскоре она  сорвалась с
места.
     Римо дождался,  пока машина  Джорджа завернет за  угол,  и только тогда
поднялся на ноги. К нему уже спешила Сашур.
     - Римо, тебе больно?
     - Да уж, отделал меня за милую душу. - Римо потрогал челюсть, как будто
она болела. - Пошли, нам надо подняться наверх.
     Он пропустил Сашур  в дверь  мотеля, довольный тем, как  исполнил  роль
покровителя влюбленных.
     Они застали Чиуна бодрствующим, что порадовало  Римо, которому вовсе не
улыбалась перспектива будить Мастера Синанджу в три часа ночи.
     Чиун стоял у окна. Услышав, как входят Римо и Сашур, он обернулся.
     -  О,  Римо!  - воскликнул  он. -  Как я  рад,  что ты вернулся живым и
невредимым!
     Римо прищурился.
     - Как это понимать?
     - Чикаго - ужасный город!
     - Почему? Только потому, что это не Персия, где люди вроде нас в особой
цене?
     - Нет,  потому,  что  здесь  процветает насилие. Только что я  наблюдал
драку между  двумя  мужчинами  на  улице. Страшная  драка!  Толстяк  отделал
щуплого  парня  под  орех. Ужас,  кошмар!  Щуплый  был избит до  полусмерти.
Удивительно, как ему удалось остаться в живых.
     - Ладно, папочка, смени пластинку, - сказал Римо.
     - Ты не представляешь,  как  я перепугался!  Стою и думаю:  Римо  может
вернуться с минуты на  минуту. Что, если на него нападут эти страшные воины?
Я жутко переволновался. Хорошо, что ты привел эту женщину, которая  способна
тебя защитить. Кажется, это хозяйка золотых монет.
     - Правильно, это Сашур Кауфперсон, - сказал Римо.
     - Как поживаете?  -  вежливо  подала голос Сашур, слушавшая этот чудной
разговор, стоя в дверях номера.
     - Сашур Кауф - престранное имя, - проговорил Чиун.
     - Не Кауф, а Кауфперсон, - поправил его Римо.
     - Фамилии "Кауфперсон" не существует, - заявил Чиун. - Никогда такой не
слышал,  даже  по ящику, хотя там попадаются  всякие глупые фамилии и  имена
вроде "Смит", "Джонс", "Линдсей", "Кортни".
     - А я вот - Кауфперсон, - молвила Сашур.
     - Что ж, это не ваша вина.
     -  Я рад, что ты не спишь,  Чиун, - сказал  Римо. - Я позвоню Смитти, а
потом мы станем готовиться к отъезду.
     - Куда же мы поедем?
     - В Форт-Брэгг.
     - Куда угодно, лишь бы подальше от  этого страшного города. Видел бы ты
это  сражение! Оно  достойно  быть  воспетым  в героической  эпопее!  Сперва
толстый наносит жуткий  удар.  Вот  так...  - Чиун  стал размахивать  вокруг
головы рукой, словно это был камень, привязанный к веревке.
     - Устрашающее зрелище! - согласился Римо.
     - Итак, он бьет своего безмозглого противника...
     - Подожди-ка - почему безмозглого? - перебил его Римо.
     - Это  можно  было понять даже на  расстоянии. Свиное ухо и есть свиное
ухо. Удар пришелся безмозглому по голове.  Он мог бы вышибить ему все мозги,
если бы таковые у него имелись.
     Чиун отскочил назад, словно боксируя с тенью.
     - Толстый продолжает  нападать: он наносит  второй сокрушительный удар.
Он  расплющил  бы щуплого в лепешку, если бы снова угодил ему по голове, но,
на его счастье, толстый попал щуплому только в плечо. Тот сразу же сдался.
     - Полагаю, весьма своевременно, - заметил Римо.
     -  Если бы  он  продолжал сопротивляться,  то на всю  жизнь остался  бы
калекой,  - заключил  Чиун.  -  Его аппарат для поедания  гамбургеров был бы
окончательно выведен из строя. Жизненно важные органы, держащие в узде лень,
неблагодарность и эгоизм, тоже могли пострадать. Как белый может жить дальше
с такими тяжкими травмами?
     -  Ты  прав, папочка. В этом  городе царствует жестокость, поэтому  нам
пора сматываться отсюда. Я звоню Смиту.
     Однако,  поискав  глазами телефон, который он перед  уходом  оставил на
столике, Римо ничего не обнаружил.
     - Где телефон, Чиун?
     - Что? - переспросил Чиун, опять отворачиваясь к окну.
     - Те-ле-фон!
     - Ты  имеешь  в  виду прибор,  трезвонящий всю  ночь, не давая пожилому
человеку насладиться, редкими мгновениями  ниспосланного  свыше покоя  после
дневных трудов? Прибор, вмешивающийся в...
     - Да-да, Чиун, ты правильно меня понял. Я имею в виду телефон.
     - Его больше нет.
     - Что ты с ним сделал?
     - Первое вмешательство  в мой покой я  ему простил, но во второй раз  я
решил навсегда покончить с его звоном.
     - И?..
     - Он в мусорной корзине, - пояснил Чиун.
     Римо заглянул  в корзину. На  белом  пластмассовом  дне виднелась горка
сероватой  пыли - все, что осталось от нежно-голубого  аппарата  с клавишным
набором.
     - Славно сработано, Чиун!
     -  Я  не просил  его  звонить.  Я  не отдавал распоряжения слуге  внизу
регулярно названивать к нам в номер.
     - О! - только и вымолвил Римо.
     -  Вот  именно.  Тот,  кто  это  учинил,  вполне  заслужил,  чтобы  его
отдубасили на улице.
     - Могу я сесть? - напомнила о себе Сашур Кауфперсон, все еще стоявшая в
дверном проеме.
     - Разумеется,  -  сказал  Римо.  -  Стул  там,  на  кушетке. Только  не
устраивайся слишком удобно.
     - Почему?
     - Потому что ты отправишься вместе с нами. К генералу Хапту.



     Так,   не   поставив  в  известность  доктора  Смита,  Римо,   Чиун   и
сопротивляющаяся Сашур  Кауфперсон устремились  во взятой напрокат машине  в
Северную Каролину, в Форт-Брэгг. Они прибыли на место ближе к полудню. Новый
военный полицейский,  охранявший въезд  в гарнизон, решил, что белый молодой
человек с суровым лицом  и пожилой азиат, которых генерал Хапт заклеймил как
тайных убийц, -  далеко не  то же самое, что белый молодой человек с суровым
лицом,  пожилой  азиат  и  симпатичная  особа  с  пышной грудью,  и  поэтому
пропустил  всех  троих  на  охраняемый объект  после  беглого ознакомления с
пропуском  Римо,  предъявитель  которого  фигурировал  в  качестве  полевого
инспектора из армейской инспекционной службы.
     Генерала Уильяма Тэссиди Хапта гости нашли под навесом,  где полководец
проводил  смотр  своих  войск, позируя фотографу  из  гарнизонной газеты  по
случаю месячника чистой формы.
     Перед генералом  Хаптом выстроилось человек сорок личного состава. Один
взвод  был вооружен  карабинами М-16 и увешан гранатами, другой сгибался под
тяжестью   портативных  ракетных  установок.  Еще  четверо   солдат  держали
огнеметы.
     -  Вы,  с  огнеметами,  марш на  противоположный фланг!  -  скомандовал
генерал Хапт.
     На нем был  безупречный  полевой  мундирчик  цвета хаки,  штанины  были
заправлены  в  начищенные  до  блеска   десантные  полусапожки,  на   голове
красовалась белая каска с двумя  золотыми звездами. На поясе у военачальника
висел револьвер 45-го калибра, коричневая  кожаная  кобура которого идеально
гармонировала с цветом обуви.
     - Строй  будет  выглядеть симметричнее, если на одном фланге разместить
людей с огнеметами, а на противоположном - с пусковыми установками.
     Четверо  огнеметчиков  дисциплинированно  отправились на правый  фланг.
Майор, командовавший огнеметным взводом, мучительно соображал:  не потому ли
его перемещают в самый конец, чтобы  он  не попал в кадр?  Что он  натворил?
Надо  будет следить за генералом Хаптом в оба  - вдруг он  и впрямь угодил в
генеральский черный список?
     По  центру  строя располагались  бойцы  с  холодным оружием,  базуками,
обслуживаемыми расчетом из двух  человек  каждая,  минометами, винтовками  и
автоматическим оружием.
     Капитан, стоявший во главе четверых молодцев с базуками, спросил:
     - Генерал, нам тоже перейти на фланг?
     Майор-огнеметчик  украдкой  ухмыльнулся. Понятно,  почему  этот простак
остается всего лишь капитаном - ишь как рвется в невыгодное положение!
     - Нет, - последовало генеральское слово, - оставайтесь на месте. Теперь
подразделения  с  громоздким  вооружением размещены  по  флангам,  а с менее
громоздким - посередине. Картина  приобрела гармонию.  Получится,  наверное,
неплохо.
     -  Майор, долго нам еще таскать эту тяжесть? - спросил своего командира
сержант, взмокший под огнеметом.
     -  Не  волнуйтесь,  капрал, еще  несколько  минут -  и вы отправитесь в
родной отдел кадров перебирать бумажки.
     - Надеюсь, - пропыхтел сержант. - Кстати, я не капрал, а сержант.
     - Ах, да, правильно - сержант.
     - Не пойму, зачем на меня все это понавешали, - ныл сержант.
     - Причина проста, - ответил майор. - В вас шесть футов росту, ваш вес -
сто девяносто  фунтов. Генералу  потребовались  для фотографии как раз такие
здоровяки.  Греко-римский идеал! Вполне возможно, что картинка разойдется по
всей стране - плакаты в призывных пунктах и все такое.
     - Раз так, то мне полагается гонорар за позирование.
     - Боюсь, что нет, сержант Это армия, как никак!
     - Я все равно обращусь за разъяснением в профсоюз.
     -  Так, ребята!  -  крикнул  генерал  Хапт, поедая глаза ми  войско.  -
Приготовились!
     Повернувшись   к  человеку  из   гарнизонной   газетенки  -  капралу  в
габардиновой форме,  вцепившемуся  в  допотопный фотоаппарат "Спид  График",
генерал осведомился, как смотрится строй.
     - Прекрасно!
     - Как вы собираетесь снимать?
     - Экспозиция - 5,6, выдержка - 100.
     - Здесь маловато света, - заметил генерал Хапт.
     - Дадим подсветку по флангам строя.
     Хапт, немного поразмыслив, сказал'
     - Хорошо,  капрал, действуйте. Но  для  верности  все же  сделайте пару
снимков при выдержке 50.
     - Слушаюсь, сэр.
     - Откуда будете снимать?
     - У вас из-за спины, генерал, чтобы получился весь строй.
     - А я попаду в кадр?
     - Только ваш профиль - частично.
     - Ладно, тогда  встаньте слева  от меня.  Слева  мой профиль  смотрится
лучше.
     - Послушайте, генерал, - раздался голос из строя, - долго еще? Винтовка
становится все тяжелее!
     - Вот-вот, -  подхватил другой  голос. -  И вообще мне  пора составлять
график работы гарнизонного магазина на следующую неделю. Я не могу вечно тут
торчать!
     - Все готово, ребята. Потерпите еще чуточку.
     Римо, Чиун и Сашур наблюдали за войсковыми учениями, стоя в дверях.
     - Это он? - спросил Римо у Сашур.
     - Он самый. Я узнала бы его голос из тысячи.
     - Отлично, - кивнул Римо.
     - Осторожнее, сын мой, - напутствовал его Чиун.
     Римо зашагал по отдраенному до блеска полу  и остановился у генерала за
спиной.  Фотограф, уже  прильнувший к видоискателю,  разразился проклятиями.
Кто это лезет в объектив, когда у него уже все готово для съемки?
     - Генерал Хапт, - позвал Римо.
     Генерал обернулся. Выражение боевого рвения, которое  он умело напустил
на свою физиономию, мигом исчезло.
     - Вы! - только и вымолвил он.
     -  Да,  я.  У  меня  к  вам  небольшое  дельце  в  связи с  несколькими
убийствами.
     Внимательно  посмотрев на Римо, генерал отпрыгнул и, вырвав у фотографа
аппарат,  запустил  им  в Римо.  Если  бы  он  попал,  то противник  был  бы
нейтрализован. Он  знал  на  собственном  опыте,  что  такие  штуки способны
причинить  боль,  потому  что  в свое время  его ударили тяжеленной камерой,
принадлежащей агентству "Ассошиэйтед Пресс", - неприятное было ощущение!
     Однако генерал промахнулся.
     - Призовите на помощь своих подчиненных! - крикнула Сашур Кауфперсон из
дальнего угла, куда она отбежала от Чиуна, чтобы полюбоваться развязкой.
     Однако  генерал Хапт уже прибег к единственному оружию, с  которым умел
обращаться, - он стал пятиться от Римо, взывая к замыкающему строй майору:
     - Вызовите кого-нибудь из боевого подразделения!
     -  Боевые подразделения в увольнении, - отрапортовал майор.  - Помните,
вы  сами  поощрили  их за  второе  место в  армейском соревновании по чистке
башмаков?
     - Верно. Черт побери! - воскликнул Хапт.
     Он уже был прижат к стене. Римо стоял перед ним.
     - Пустите в ход войска! - надрывалась Сашур Кауфперсон.
     - Войска!  - крикнул генерал Хапт. - Помогите своему командиру!  - Едва
он успел вымолвить эти слова, как большой, указательный и средний палец Римо
вошли ему под ключицу.
     На   фланге  майор,  отвечавший   за  портативные  ракетные  установки,
обратился к соседу-капитану:
     - Думаете, надо вызвать полицию?
     Капитан пожал плечами.
     - Не знаю, пройдет ли полиция в расположение. Сами знаете - федеральная
собственность!   -   Капитан  повернулся   к   молоденькому  лейтенанту   из
военно-юридической службы, который потел в полной выкладке пехотинца, сжимая
в руках карабин М-16. - Фредди,  допустят ли городскую полицию на территорию
гарнизона?
     - Без специального разрешения командующего - ни в коем случае.
     -  Благодарю  вас. - Капитан перевел взгляд на генерала  Хапта, который
корчился  у стены с  искаженным от боли лицом.  - Не  думаю,  что он стал бы
сейчас  подписывать   бумагу,  дозволяющую  городской  полиции  вступить  на
территорию гарнизона.
     - Да, вряд ли, - согласился майор. - Может, вызвать морских пехотинцев?
Они - федеральные силы.
     - Да, но их ближайшая база слишком далеко отсюда. Они не поспеют.
     Генерал Хапт  уже  простерся  на полу. Римо  опустился рядом с  ним  на
колени.
     -  Жаль, что  насильственные  действия - не  мой профиль,  -  посетовал
лейтенант из военно-юридической службы. - Иначе я бы с удовольствием положил
этому конец.
     - Да, - сказал еще один капитан в строю, - и  я тоже.  Только  не знаю,
как  это сказалось бы на морально-психологическом состоянии личного состава.
- Капитан был психиатром.
     Лейтенант,  нагруженный минометом, предложил замотать Римо в телефонный
кабель  -  недаром он  был  связистом. Однако  майор на дальнем фланге  внес
предложение дождаться дальнейших распоряжений.
     Офицеры дружно закивали.
     - Да, так будет лучше всего, - сказал капитан, сожалея, что в учебниках
не упоминается о подобных ситуациях.
     Зато Римо знал кое-что, о  чем молчали учебники: когда хочешь заставить
кого-то говорить, обходительность ни к чему. Другое дело - боль. Любая боль,
причиняемая любым доступным способом. Отделать недруга дубиной, лягать его а
колено,  пока  колено не распухнет и  не  треснет.  Все что угодно, лишь  бы
сделать больно - тогда язык у противника непременно развяжется.
     Исходя  из  данных  постулатов,  он  сейчас  причинял  генералу Уильяму
Тэссиди  Хапту  сильную  боль,  но  тот  никак  не  говорил слов,  способных
удовлетворить Римо.
     -  Повторяю, я  ничего  не знаю о подразделениях детей-убийц! - булькал
он. - Минимальный возраст новобранца - восемнадцать лет.
     - Они не состоят на армейской  службе, - отвечал Римо, закручивая нервы
генерала во все более тугой узел.
     - Ой! Тогда какое я имею к ним отношение? Почему вы выбрали меня?
     - Вас опознала вон та женщина. - Римо повернул голову в сторону двери.
     Хапт взвизгнул:
     - Какая женщина?
     Римо  скосил  глаза.  Сашур  Кауфперсон и след простыл. Вдоль строя  не
спеша прохаживался Чиун.
     - Она только что была здесь, - сказал Римо.
     - Кто такая? Какой род войск?
     - Никакой. Она работает в системе школьного образования города Чикаго.
     - Тогда все  ясно,  - ожил генерал  Хапт. - Не знаю я никаких чикагских
учителей! Я вообще  последние  двадцать  пять лет не разговаривал ни с одним
школьным учителем!
     Римо усилил нажим, заставив Хапта застонать.
     - Надеюсь, вы говорите правду?
     - Конечно, я говорю правду!
     Взглянув  напоследок   на  генерала,   Римо   отпустил   его.   Генерал
действительно ничего не знает. Значит, Сашур Кауфперсон снова его обманула!
     Он оставил генерала лежать на полу. Чиун по-прежнему прохаживался вдоль
строя,  инспектируя выправку бойцов,  поправляя у  одного  клапан кармана, у
другого - пилотку.
     -  Ботинки! -  упрекнул  он лейтенанта из  военно-юридической службы. -
Могли бы начистить и получше!
     - Слушаюсь, сэр! - отчеканил лейтенант.
     - Позаботьтесь об этом,  прежде чем мы снова встретимся, - приказал ему
Чиун.
     - Чиун! Ты готов? - окликнул его Римо.
     - Да, у меня все.  Прекрасная армия!  -  Он снова повернулся к строю. -
Какая  красивая  форма! Самая симпатичная  армия  со  времен династии  Хань.
Безупречный вид!
     Римо потянул его за руку.
     - Где Сашур, Чиун?
     - Сказала, что отлучится в уборную.
     - Вранье!
     - Конечно, вранье, - согласился Чиун.
     - Почему ты ее не остановил?
     - Ты не говорил мне, что ее надо остановить.
     Римо покачал головой.
     -  Ты никогда  не подумывал  о том, чтобы завербоваться  в армию? Ты бы
далеко пошел!
     - Не люблю армию.  Они решают  проблемы,  убивая  слишком много народу,
тогда  как для решения всех  проблем достаточно  убить  одного  - того, кого
следует.
     Военный полицейский на воротах в  ответ на вопрос  Римо подтвердил, что
только  что  расположение  покинула  женщина.  К воротам  подъехал  мужчина,
разыскивавший ее,  заехал  на территорию  и  через  несколько минут  пересек
границу расположения в обратном направлении вместе с ней.
     - Это все, сэр.
     - Что это был за мужчина?
     -  Упитанный господин,  Я записал  его  имя.  Джордж Уоткинс,  сэр.  Из
министерства юстиции.
     - Как вы сказали? - насторожился Римо.
     - Из министерства юстиции. При нем были документы.
     - Спасибо,  - сказал  Римо, проезжая мимо сторожевой  будки. Теперь все
встало на свои места: Джордж, утечка в министерстве юстиции...
     - Куда едем? - спросил Чиун.
     - За Джорджем.
     - Если он тебя снова отделает, не жди от меня помощи.
     - Угу, - буркнул Римо.



     Синий "форд"  Римо,  взятый напрокат  в  Чикаго,  настиг зеленый "форд"
Джорджа,  взятый напрокат там же, в двух милях  от гарнизона. Сев Джорджу на
хвост, Римо наблюдал,  как  Сашур Кауфперсон крутит  головой, глядя на  Римо
такими  глазами,  словно ей очень хотелось, чтобы он растаял в воздухе. Римо
принялся сигналить.
     Теперь   стал  озираться   Джордж.  Римо  махнул  ему  рукой,  призывая
немедленно остановиться. Сашур левой рукой  повернула  Джорджу голову, чтобы
он  не отвлекался от  дороги, а правой сделала Римо непристойный  жест. Римо
почти нагнал  их  автомобиль, и ему  было  хорошо  видно, как губы Сашур без
устали шевелятся, изрыгая проклятия.
     - Держись  покрепче! - скомандовал Римо  Чиуну и бросил  машину  влево,
чтобы обогнать Джорджа на узком двухполосном шоссе.
     - Неверно, - отозвался Чиун. -  Держаться как раз не надо. Расслабление
- вот ключ к безопасности. Расслабиться - значит обрести  свободу движения в
любом направлении.
     -  Как  хочешь,  - сказал  Римо.  - Расслабься,  если  тебе  так больше
нравится.
     Теперь он несся слева от машины Джорджа, по полосе встречного движения,
без остановки сигналя и жестами призывая Джорджа съехать на обочину.
     Правая рука Сашур Кауфперсон легла на нижнюю часть рулевого колеса. Она
неожиданно  крутанула руль. Автомобиль Джорджа резко повело влево, но Римо в
последнее мгновение успел налечь на тормоза.  Автомобиль Джорджа проскочил у
него перед самым носом, ударился  об ограждение, проехался по нему дверьми и
замер футов через пятьдесят.
     Римо подъехал  поближе,  но прежде  чем он успел  выключить  зажигание,
Джордж уже  был  тут  как  тут, сердито  размахивая  кулаками  и намереваясь
схватиться за дверцу.
     - Делаю тебе последнее предупреждение, -  прорычал он, - уматывай, пока
не поздно!
     -  Хочешь,  чтобы я  кого-нибудь  уведомил  о  твоей  смерти,  Римо?  -
участливо спросил Чиун.
     Римо  с  недовольной  миной  распахнул  дверцу.  Она ударила  Джорджа в
солнечное сплетение, и тот отлетел за ограждение.
     Приземлившись на  кустик придорожных цветов, Джордж  тяжело поднялся на
ноги.
     - Грубишь, приятель, - сказал он. - Тебе придется за это заплатить!
     -  Джордж,  - ответил Римо,  - я хочу,  чтобы ты знал:  я  считаю  тебя
форменной задницей.
     - Вот как?
     - Да, так.
     - Ты уверен?
     - Абсолютно.
     - Кто бы говорил! - ухмыльнулся Джордж.
     - Ты работаешь в министерстве юстиции, верно?
     - Правильно, поэтому тебе, приятель, лучше держаться от меня подальше.
     - В таком случае тебе известно, где министерство юстиции прячет  важных
свидетелей обвинения. Так?
     - Не твое дело, подонок, - запальчиво проговорил Джордж.
     - И ты, польстившись на жалкую подачку, разболтал все этой стерве!..
     - Заткнись! - оборвал его Джордж. - Попридержи язык. Я не обязан...
     - Нет, обязан. Я хочу, чтобы ты знал, за что я собираюсь отправить тебя
на тот свет. - У себя за  спиной Римо услышал шум заработавшего мотора. - Ты
хоть знаешь,  что  она  убивала людей,  согласившихся  давать  свидетельские
показания, важные для правительства?
     Джордж захохотал.
     - Сашур?! Моя Сашур убивала свидетелей?  Ну, знаешь,  парень!..  Это уж
слишком. Сашур - добрейшее, нежнейшее, благороднейшее существо...
     -  Ох,  Джордж,  -  покачал  головой Римо,  -  ты  слишком  глуп, чтобы
оставаться в живых.
     Машина  у Римо за спиной тронулась с места. Джордж  потянулся к кобуре,
где у него лежал автоматический пистолет.
     Но пока  Джордж  приводил оружие в состояние боевой  готовности,  с ним
случилась престранная вещь: он умер мгновенно, ибо локоть Римо, воткнувшийся
ему  в  брюхо,  расплющил  все   содержимое  нижней  части  его  туловища  о
позвоночник.
     - И кроме того, - молвил Римо, глядя на труп Джорджа, - ты мне надоел.
     - Ну, слава Богу,  Римо, - раздался  из  машины голос Чиуна.  - А то  я
боялся, что он снова изобьет тебя до полусмерти.
     - Можешь бояться сколько влезет! - огрызнулся Римо.
     Еще  раз  посмотрев  на  тело  Джорджа,  громоздящееся  на  обочине, он
сообразил, что бросать его  здесь никак нельзя.  Его наверняка найдут, а это
чревато  осложнениями,  Римо  пришлось  перетащить тело  через  ограждение и
положить на заднее сиденье автомобиля.
     Когда он сел  за руль, Чиун  указал  своим  длинным ногтем  на ветровое
стекло.
     - Она уехала вон туда, - сообщил он.
     - Спасибо, коллега.
     Сашур  бросила машину  в  трех  четвертях мили, где  двухрядная  дорога
переходила  в  четырехрядное  скоростное  шоссе  с  разделительной  полосой.
Зеленый "форд" был пуст.
     Сидя  за рулем и  гадая,  куда  могла подеваться  Сашур,  Римо  заметил
несущуюся в противоположном направлении машину  дорожной полиции. На  заднем
сиденье машины  расположилась  Сашур  Кауфперсон.  Проезжая  мимо  Римо, она
оглянулась и снова сделала непристойный жест средним пальцем, сопроводив его
победной улыбкой.
     Через   секунду  полицейская  машина,  взревев  сиренами,   пропала  за
поворотом.
     Римо поехал вслед, до ближайшей больницы, куда двое полицейских бережно
ввели под руки ухмыляющуюся Сашур, после чего позвонил  Смиту и сообщил, что
утечка информации из министерства юстиции происходила по вине Джорджа, Сашур
же  руководила детьми-убийцами.  Римо  рассказал Смиту, где  ее  найти. Смит
приказал не трогать ее даже пальцем.
     - Оставьте ее  нам, Римо.  Полагаю,  мы  сможем получить  от нее немало
полезной информации.
     - Хорошо,  - сказал  Римо. -  А  заодно  позаботьтесь  о  Джордже.  Он,
конечно, порядочная свинья, но это не значит, что он должен  гнить на заднем
сиденье автомобиля.
     - Автомобиль оставьте на стоянке в аэропорту. Мы позаботимся о Джордже.
     Римо  повесил  трубку.  Задание   было  выполнено,  но  вместо  чувства
удовлетворения он испытывал тревогу.
     В  самолете,  уносившем  их  обратно  в  Чикаго,  он  поделился  своими
опасениями с Чиуном.
     - Ну вот, все позади, закончено, забыто, - проворчал он.
     - Тебе виднее, - буркнул  Чиун, не желая отвлекаться от своего обычного
занятия  на  борту  самолета  -  наблюдения  за крылом из опасения,  что оно
вот-вот отвалится.
     - Тогда почему у меня так гадко на душе? - спросил Римо.
     - Дело было сложным, многие нити вели в никуда.
     - Это не ответ.
     - Значит, ты не готов к ответу. Когда будешь готов, тебе не потребуется
обращаться ко мне, - сказал Чиун и добавил:  - По-моему,  это крыло держится
на честном слове.
     - Если оно и оторвется, ты сумеешь спланировать  на землю на подушке из
горячего воздуха, который сам под себя напустишь, - мрачно ответил Римо.
     - Напрасно ты обвиняешь меня в собственном  невежестве, - заметил Чиун.
- Есть вещи, которые человек должен постигать самостоятельно. Птицу никто не
учит летать.
     Если  измерять   степень   умиротворенности,  навеваемой   сим   мудрым
суждением, по десятибалльной шкале, то умиротворенность Римо соответствовала
минус трем.  Всю остальную часть полета  он просидел, надувшись; в Чикаго он
почувствовал  себя угнетенным;  в Атлантик-Сити, куда они с  Чиуном прибыли,
чтобы  отдохнуть, он не знал,  куда  деваться от отвращения.  Чиун  просиял,
обнаружив,  что  улицы  Атлантик-Сити  так   и  просятся,  чтобы  сыграть  в
"Монополию", однако радость его померкла  после  того,  как он, шесть раз за
день перейдя Бордуок и  Балтик-авеню, так и  не получил ни  от  кого двухсот
долларов.
     Спустя  десять  дней,  когда настало время для очередного  разговора со
Смитом, Римо все еще пребывал в мрачном расположении духа.
     - Все в порядке, - сказал Смит. - Наш друг Джордж, к несчастью, погиб в
автомобильной  катастрофе.   Однако  его   вдова   будет   получать  пенсию,
причитающуюся ему за работу в министерстве юстиции.
     - А как насчет Сашур? - спросил Римо.
     - Она под арестом, - ответил Смит.
     - В чем ее обвиняют?
     - Тут, к сожалению, возникла загвоздка. Мы не можем отдать ее  под суд.
Огласка  загубит  нашу  программу  по борьбе  с  преступностью. Кроме  того,
душевнобольные могут, последовать ее примеру.
     - Вы хотите сказать, что  она выйдет сухой из воды? - удивленно спросил
Римо.
     -  Не  совсем  так.  Мисс  Кауфперсон  оказала  нам  большую  помощь  в
подготовке  процессов  над людьми,  с  которыми  она заключала  контракты на
выполнение...  работы, Благодаря  предоставленным ею сведениям многие из них
могут на некоторое время оказаться в местах отдаленных.
     - А она сама?
     -  Пока не  знаю,  -  признался  Смит.  -  Когда  все  будет закончено,
возможно, она получит другое имя и начнет новую жизнь. О том, чтобы посадить
ее в  тюрьму, не может быть и речи. На нее точит зубы столько людей,  что за
решеткой она не протянет больше суток.
     - Где она сейчас? - спросил Римо.
     - Люди из министерства юстиции спрятали ее в надежном месте.
     - Где? - спросил Римо как бы между прочим.
     - В городишке Лидс - это в штате Алабама. А как у вас де... - В  трубке
послышался щелчок и короткие гудки.
     Римо  оглянулся  на Чиуна,  сидевшего  посреди  гостиничного  номера на
вытертом ковре, предаваясь медитации.
     - Птичка учится летать, папочка, - молвил Римо.
     Чиун поднял глаза  и  улыбнулся.  Потом  он  всплеснул  руками.  Пальцы
взметнулись кверху, как лепестки раскрывающегося цветка.
     - В твоих жилах течет кровь Синанджу, сынок, и зов ее так силен, словно
ты  с рождения  слышал, как плещутся воды залива. Когда на тебя в первый раз
напали эти дети,  ты  не мог  отреагировать  должным  образом, потому что, с
точки зрения Синанджу, сам еще оставался ребенком.
     - Знаю, - ответил  Римо. На сей раз он не чувствовал себя оскорбленным,
хотя Чиун опять упрекал его в невежестве.
     - Но ты стремительно рос, - продолжал Чиун, - и еще продолжаешь расти.
     - Это ужасно - учить детей убивать, правда? - спросил Римо.
     -  Нет  преступления  ужасней,  ибо  оно  не  только  уносит  жизнь  из
настоящего, но и лишает надежды будущее.
     - Знаю, - кивнул Римо.
     - Значит, тебе известен и ответ на твой вопрос.
     - Да, теперь известен, - согласился Римо.

     Главный торговец  недвижимостью  в  Лидсе с  радостью  покажет молодому
человеку дома, выставленные на продажу, да вот беда - самый лакомый кусочек,
дом на холме, откуда  открывается прекрасный вид на город,  только что обрел
нового хозяина.
     - Надо же! И кто его купил? - поинтересовался молодой человек.
     - Некто с  севера. Сказал,  что нуждается в  отдыхе  и  покое.  Правда,
выглядит он нормально. Ну и ладно, здоровый так здоровый - раз отваливает за
дом наличные.
     В этот вечер Сашур Кауфперсон чувствовала себя в доме на холме попросту
великолепно.  Пусть  алабамское  телевидение  с  его  старомодными ведущими,
издающими какие-то  нечленораздельные восклицания  вселяло в нее отвращение,
пусть парень  из  министерства  юстиции, назначенный охранять  ее, отказался
делить с ней ложе - все равно она была на седьмом небе.
     Еще немного - и она будет чиста, как  стеклышко. С деньгами, паспортом,
новым именем она унесется в  неведомые  края - например, в Швейцарию, где на
закодированном счете в банке ее дожидаются несколько сот тысяч долларов.
     Лежа  в  постели  и  слушая,  как стрекочут  под  окном кузнечики,  она
улыбалась. Она  бросила системе  вызов  и вышла победительницей. Теперь  она
свободна. И богата.
     Мечтая о  бесчисленных  удовольствиях, которые сулит будущее богатой  и
свободной  особе  женского  пола,  она не  обратила  внимания,  как  умолкли
кузнечики. Еле слышный скрип открываемого окна тоже остался незамеченным.
     Она поняла,  что к ней в спальню  проник посторонний, только когда одна
сильная рука зажала ей рот, а  другая надавила под ключицей  в особую точку,
обрекая ее на неподвижность.
     - Убивать само по себе  преступление, - раздался шепот. - Но превращать
в убийц детей - самое страшное из всех преступлений. Оно карается смертью!
     Расправившись с ней, убийца перенес тело в ванну, пустил воду и оставил
труп мокнуть.
     Столь  же бесшумно,  как несколько  минут назад,  он  распахнул  окно и
затворил его снаружи. Он шел по густой траве, и тень его сливалась с другими
ночными тенями. Лишь по замолкающему на мгновение стрекоту  кузнечиков можно
было  проследить  путь самого  младшего  из  Мастеров Синанджу -  школы, чей
возраст исчислялся  многими  веками.  Этот  Мастер едва  вышел  из  детского
возраста.
     Травой шуршало счастливое дитя.

Last-modified: Wed, 13 Dec 2000 22:20:51 GMT

Оцените этот текст: