Оцените этот текст:



     ---------------------------------
     выпуск 2
     перевод: издательский центр "Гермес"
     Издательский центр "Гермес" 1994
     OCR Сергей Васильченко
     --------------------------------



     Каждый человек обязан жизнью Господу Богу. Калифорния обязана Ему еще и
бедствием, которое она переживает примерно дважды в столетие.
     Для тех,  кто  не проваливался  на  сотни футов в  содрогающиеся  недра
земли,  кто  не  был  заживо  похоронен   в  собственном  доме  потому,  что
парализованное  смертельным страхом  тело отказалось  повиноваться,  кто  не
оказался  погребенным  глубже  самых  глубоких  могил,   когда-либо  вырытых
могильщиками, - катастрофы эти являются всего  лишь обыкновенными подвижками
геологических пластов, снимающими напряжение в земной коре.
     Они - результат раны на теле  Земли,  раны, названной разломом  Святого
Андреаса, одного из многих существующих здесь разломов, которые и превращают
Калифорнию  в  геологическую   бомбу  замедленного  действия  со  множеством
запалов. Тлеющих запалов.
     Разлом  Святого Андреаса тянется  на  шестьсот  миль от Баджа на юге до
Мендочино на севере. Возник он на земной поверхности в результате движения -
со  скоростью несколько дюймов в год - Тихоокеанской плиты на северо-запад и
Североамериканской континентальной  плиты  на юго-восток.  Тектонический шов
между ними тянется через всю  Калифорнию, и,  когда  эти плиты сталкиваются,
происходит землетрясение.
     В небольшом районе, расположенном к  востоку от Лос-Анджелеса, а именно
в округе  Сан-Эквино, они сходятся  очень часто, создавая  высокое давление.
Когда  же  они  расходятся  - примерно  два раза  каждые  сто лет, - природа
расплачивается за то, что тектонические плиты в  очередной  раз сводят между
собой  счеты. Когда  земля вдоль всего разлома  встает на дыбы, человеческим
существам,  оказавшимся  в  пределах  нескольких  сотен  миль, кажется,  что
наступил конец света.
     Для некоторых он действительно наступает.
     Многие геологи считают, что все созданное до сих пор ядерное оружие  по
сравнению с  грядущим высвобождением энергии Земли -  не более чем дубинка и
камень  -  орудия каменного века. Калифорния обречена  на  кровопускание, не
имеющее себе равного в истории человечества. Так  говорят геологи. Произойти
это  может  и  через  пять  минут,  и  через  тридцать  лет,  но  произойдет
обязательно. Земля только и ждет часа, когда жертвы, беспечно наслаждающиеся
калифорнийским солнцем, окажутся в западне. Часа, известного только Богу.
     Вот  почему  когда  некто предложил  властям  в  Вашингтоне  план,  как
обуздать этот кошмар,  над  ним  посмеялись. А несколько позже  власти точно
также   сочли  немыслимым,   что   кто-то  может  вызвать   такое   бедствие
преднамеренно.
     И продолжали  считать  это  невероятным до тех пор, пока  специалист по
геологии федерального правительства в Вашингтоне, округ Колумбия, не услышал
подробный рассказ о событиях, в которые трудно было поверить.
     - Но  это же невозможно,  - сказал  он. - Это так же невозможно, как...
как если бы...
     -  Да,  как  если  бы  заживо бросать  людей  в  печи,  -  прервал  его
взволнованный посетитель, прибывший из округа Сан-Эквино, штат Калифорния.



     Это казалось невозможным. И тем не менее, произошло точно в назначенное
время.
     Птицы  взлетели   в  воздух.  Кролики,  как  сумасшедшие,  забегали  по
виноградникам.  Три  белки,  забыв об  осторожности,  выскочили на грунтовую
дорогу.  Деревья  закачались,  теряя  листья,   закружившиеся  как   зеленые
конфетти. Мелкая красноватая пыль  взметнулась  над полями Сан-Эквино, будто
кто-то взорвал недра Калифорнии.
     Четверо самых уважаемых граждан Сан-Эквино и шериф округа посмотрели на
часы  и почти в  унисон  вскрикнули. Они  стояли возле  блестящего  лимузина
"линкольн" у  дороги,  ведущей к виноградникам Громуччи, откуда, как заверил
их шериф Вейд Уайт, они лучше всего смогут увидеть то,  что произойдет, хотя
им вовсе и не хотелось этого видеть.
     -  Понимаете, мы  не  должны  показать им, что  испугались, -  произнес
шериф.
     Теперь солнце стало жгучим, пыльный воздух затруднял дыхание, а то, что
было обещано, случилось!
     - Просто не верится, - сказал Харрис Файнштейн, владелец универсального
магазина.  -  Не верю собственным глазам. На  ваших, Лес, три часа пятьдесят
пять минут?
     -  Да,  - ответил Лестер Карпвелл Четвертый,  президент Первой компании
развития Эквино. - Три пятьдесят пять. С точностью до секунды.
     Карпвеллу  было далеко  за  сорок,  он  казался  дюйма на полтора  выше
Файнштейна,  его гладкое волевое лицо  могло  выражать озабоченность, но  не
тревогу. Это  было лицо  человека,  который генерирует идеи, не опускаясь до
мелких деталей. На нем  был темный костюм  в узкую полоску, белая  рубашка и
"принстонский" галстук.
     В  одежде  Файнштейна  больше  чувствовался  голливудский  стиль;   его
покрытое  сильным  загаром  лицо   свидетельствовало  о  чувствительности  и
склонности к  размышлениям.  На нем был синий блайзер и белые широкие брюки.
Карпвелл  носил  блестящие  черные  ботинки  из  жесткой  испанской кожи,  а
Файнштейн - мягкие итальянские.
     - Значит, они действительно могут это делать, - произнес Файнштейн.
     - Теперь мы, по крайней мере, знаем, это точно, - заметил Карпвелл.
     - Вероятнее всего, на этом они не остановятся, - сказал Файнштейн.
     -  Верно,  - вмешался в  разговор шериф Вейд Уайт. - Они грозились, что
могут сделать  все. Если захотят -  любое землетрясение. Маленькую встряску,
как  сегодня. Или  хорошую  трепку. Или  настоящее светопреставление.  -  Он
широко развел руки, показывая размеры возможного бедствия.
     - Я просто отказываюсь в это верить, - сказал Файнштейн.
     -  Так  бывает  после заградительного  огня,  -  произнес  Дорн  Ракер,
президент промышленной компании. - Понимаете, пыль  и  все  такое. Как после
заградительного огня...
     - Однако есть в этом и положительные моменты. Мы  должны обдумать  дело
со  всех   сторон,  -  вмешался   Сонни  Бойденхаузен,   президент  Компании
недвижимости и  одновременно  президент Торговой  палаты  Сан-Эквино.  Как и
Ракер, он был более  шести футов ростом. У обоих были  славные,  приветливые
лица, животы слегка выдавались вперед. Когда  они были в одинаковой  одежде,
некоторые  принимали  их за близнецов. Сегодня на них были  серые  костюмы с
розовыми рубашками.
     - Возможно,  это даже к лучшему, - настойчиво повторил Бойденхаузен.  -
Смотрите,  они  показали  нам, что могут  вызвать землетрясение. Но ведь они
говорят, что могут и  предотвратить его! Если это действительно так, то  все
просто великолепно! Можно было бы здорово повысить цены на недвижимость. Как
вы думаете, Вейд, можно на них положиться?
     -  Не  знаю, -  ответил шериф.  -  Знаю только -  они  сделали  то, что
обещали.
     Шериф  был  толстяк  с  красным  лицом.  На  его  голове  ловко  сидела
широкополая  шляпа,  а  на  воротнике  рубашки  красовалась  булавка в  виде
американского  флага с  бриллиантом  и  рубином.  На поясе болтался пистолет
44-го  калибра  с  пятью  зарубками  на  рукоятке.  Эти  зарубки  он  сделал
собственноручно и  весьма  старательно. По его словам,  они означали пятерых
застреленных им преступников.  На самом деле эти зарубки напоминали  лишь  о
том, что, вырезая их, он здорово поранил себе палец.
     -  Восемь тысяч  долларов в  месяц - это нормальные  деньги.  Я бы даже
сказал, цена весьма разумная, - произнес Бойденхаузен.
     - Как после заградительного огня... - повторил Ракер, все еще глядевший
на поле, окутанное облаком пыли.
     - Это невозможно, - сказал Файнштейн.
     - Что, две тысячи долларов слишком дорого для вас? - спросил его Уайт с
оттенком презрения, избегая сердитого взгляда Карпвелла.  Шерифу не хотелось
выслушивать очередной упрек в антисемитизме.
     - Дело не в деньгах. Я дал бы в десять раз больше на образование. Я уже
дал в  пятьдесят раз больше на  больницу.  Но это шантаж. Вымогательство. Вы
понимаете это, Вейд? Знаете ли вы, в какой стране мы живем?
     - В  Амер-рике, мистер  Файнштейн,  в  благословенной  Богом Америке, -
протянул Уайт.  Говоря это, он выпятил грудь, но  вынужден был схватиться за
пояс с пистолетом, чтобы тот ни свалился с внезапно подтянувшегося живота. У
него всегда были недоразумения  с Файнштейном,  чье жалостливое сердце,  как
казалось шерифу,  обливалось  кровью  от  сочувствия  ко  всяким  смутьянам,
бродягам и подонкам. А не к бизнесменам,  шерифам и другим порядочным людям,
которые сделали Сан-Эквино одним из самых приятных уголков в округе.
     Ведь  было  же  им сказано,  что  они  могут  и дальше процветать, если
проявят благоразумие и никто  не потеряет головы. В конце концов, это весьма
разумное предложение.  Кто-то  позвонил  шерифу  Уайту  и сказал,  что может
вызывать землетрясение. Когда шериф понял, о чем речь, он послал их к черту.
     Но ему  заявили, что на следующий день, в полдень, будет землетрясение.
И  оно  действительно  произошло!  Самое  слабое из всех  возможных.  Просто
небольшие  колебания  почвы.  Потом  они  вновь  позвонили  и  сказали,  что
преподнесут  Сан-Эквино еще  один небольшой подарок - землетрясение силой  в
два балла по шкале  Меркалли. Такое землетрясение ощущают птицы  и небольшие
животные,  а  люди  заметят  колебания  почвы  под  ногами,  если окажутся в
открытом поле. Это произойдет в 15.55.
     Они   пригрозили   Уайту,  что  могут  вызвать  землетрясение,  которое
похоронит город и уничтожит человеческую цивилизацию. Но они не сумасшедшие.
Они  могут гарантировать, что  землетрясений  вообще  не будет.  И всего  за
восемь тысяч  долларов в месяц - по две тысячи долларов с каждого из четырех
самых уважаемых граждан округа. Цена очень разумная.
     Сейчас уже больше  15.55, и  эти люди доказали: они в состоянии сделать
то, что обещали. Но некоторые, по мнению шерифа, повели себя неразумно.
     - Шантаж,  - снова повторил Файнштейн. - Вы правы, Вейд. Это Америка, а
американцы не платят вымогателям.
     - Я  хорошо  понимаю  ваши  чувства,  Харрис, - вмешался  Карпвелл. - И
Сонни,  и Дорн тоже понимают. Но я считаю, вы несколько  упрощаете проблему,
как  и  шериф. Можно  взглянуть  на  это  как  на  страховку,  а  не как  на
вымогательство.   Как  вы   думаете,  сколько  согласились  бы  дать  жители
Сан-Франциско, чтобы избежать страшного землетрясения 1906 года? - Он не дал
Файнштейну ответить.  -  Во  всяком случае,  подумайте над  этим.  Соберемся
сегодня вечером в восемь часов в моем офисе. Тогда все и решим.
     Они возвращались в город почти в полном молчании, не отвечая на попытки
Уайта, сидевшего за рулем своего черного лимузина, завязать разговор.
     В тот вечер  Файнштейн прибыл в офис  Лестера Карпвелла последним.  Все
повернулись к нему, когда он вошел  в богато отделанный деревянными панелями
кабинет и аккуратно закрыл за собой дверь.
     Достав  конверт из заднего кармана брюк, он  бросил его на стол.  В нем
было  две  тысячи  долларов пяти-,  десяти- и  двадцатидолларовыми купюрами,
бывшими в употреблении.
     -  Вот, -  произнес он, - здесь  две тысячи. Это мой первый и последний
взнос в пользу этих наглецов. Мы купим у них один месяц. Сегодня ночью я еду
в Вашингтон, чтобы доложить обо всем правительству.
     -  Вы помните,  о чем нас предупреждали? - спросил  Ракер.  -  Если  мы
заговорим, будет землетрясение. Страшное землетрясение. Могут погибнуть  все
жители Сан-Эквино.
     - Не думаю, - ответил Файнштейн.  - Ведь они получат свои восемь тысяч.
Но никто не должен знать, что я собираюсь в Вашингтон.
     - Не думаете? - громко переспросил Бойденхаузен - Вы так не думаете? Но
я не  могу жить, полагаясь на то, что вы думаете или не думаете. Послушайте,
- продолжал  он, - мы открыли двери нашей общины  вам, Файнштейнам, еще в те
далекие  двадцатые  годы,  когда  жители  многих  городов  отнюдь не  горели
желанием  видеть у себя  подобных  граждан. Мы  вас  радушно  приняли.  Я не
говорю, что вы не давали денег на больницу и на все остальное. Я говорю, что
вы, черт возьми,  член  нашей  общины  и  не  имеете  права  подвергать  нас
опасности. Вот о чем речь.
     -  А я вам скажу, Сонни Бойденхаузен, не так уж радушно вы нас приняли,
хотя  мы  и нашли  здесь  несколько  хороших друзей,  среди которых, однако,
никогда не было Бойденхаузенов, хотя, в общем-то, это небольшая потеря. Но я
считаю себя членом более широкой общины. К ней относятся и все бедные города
нашего  округа,  одному  из  которых,   весьма  вероятно,  придется  однажды
откапывать  своих детей из-под обломков скал только потому, что он не сможет
заплатить вымогателям. Вот о чем я думаю.
     - А я думаю, - взорвался Сонни Бойденхаузен, - что чертовски благодарен
судьбе  за  то,  что  могу чувствовать себя  в безопасности  и ни  о  чем не
беспокоиться! Как я счастлив, что мои дети избавлены от опасности! Вы хотите
убить моих детей, Харрис? Этого вы хотите?
     Харрис  Файнштейн опустил глаза на сверкающую, полированную поверхность
дубового  стола  корпорации  Карпвеллов   -   настоящий   шедевр  столярного
искусства, стол передавался от  одного  Карпвелла к  другому  на  протяжении
многих поколений этой семьи патрициев Сан-Эквино.  Это были порядочные люди.
Как и его отец, Файнштейн хорошо знал эту семью.
     Именно эта  мысль была одной  из самых неприятных  и тяжелых, когда  он
раздумывал,  как  ему  поступить.  С  минуту  он  колебался,  глядя  на лица
окружавших  его людей. Друг... враг... Ему не  хотелось подвергать опасности
ничью жизнь.  Эти люди были  частью его собственной жизни. Они действительно
значили для него гораздо больше, чем любые другие, живущие в  Лос-Анджелесе,
в  Сан-Франциско или в  ином городе Калифорнии, которые тоже могут оказаться
жертвами шантажистов.
     Действительно, Харрис, сказал он себе, не слишком ли ты возгордился? Ты
забыл, как  в 1936 году вместе с  Сонни играл  в  защите футбольной  команды
Сан-Эквино и  вы  побили  тогда "Лос-Анджелес  готик"?  А как  ликовала  вся
команда,  когда  тебя объявили самым "грязным" футболистом штата, получившим
наибольшее количество  штрафных? Они утащили по такому  случаю целый бочонок
пива и  здорово напились! А Уайт!  Уайт никогда не  играл  в футбол  под тем
предлогом,  что  ему нужно охотиться, чтобы добыть что-нибудь  для семейного
стола. Но все знали истинную причину, по которой  Вейд отправлялся осенью на
охоту: он  просто старался  избежать обвинений  в том, что боится  играть  в
американский  футбол. О  еде всегда заботился отец Вейда, а  сам он проводил
время в  кинематографе, восхищаясь  молодым героем, осваивающим американский
Запад  и не посещающим школу  из-за того,  что вынужден  добывать семье ужин
охотой.
     А любвеобильный Дорн! Дорн, от которого в предпоследнем  классе средней
школы забеременела Перл Фансуорт,  после  чего ей пришлось уехать из города?
Или  как забеременела от  него сестра Сонни, когда  он еще только заканчивал
школу, и как ему пришлось на ней жениться?
     И, конечно, Лес Карпвелл. Просто прекрасный человек.
     Харрис Файнштейн вновь  опустил глаза и  подумал, почему сейчас  все не
так просто  и ясно; как  раньше,  когда он  учился в  школе и изучал с отцом
Талмуд. Тогда все было понятно. Теперь ясно только одно:  он просто дурак, и
ему очень  хочется, чтобы  кто-нибудь подсказал, что хорошо, что плохо и что
сейчас следует делать.  Но  этого  не  будет.  Господь наградил его разумом,
чтобы  пользоваться им. Харрис  Файнштейн  обвел взглядом  своих  друзей  и,
взглянув  на украшенную драгоценными  камнями  булавку на  воротнике  шерифа
Уайта, сказал очень медленно и очень печально:
     - Я должен сделать то, что должен, а это нелегко. К мне очень жаль, что
вы не вместе со мной.
     Брошенный им  конверт лежал на  столе.  Сонни  Бойденхаузен вытащил  из
своего атташе-кейса такой же конверт и положил рядом. Карпвелл добавил свой,
то же сделал Дорн Ракер.
     Шериф Уайт  собрал  все конверты  в  небольшой  пластиковый  мешок  для
мусора. Четверо остальных молча следили за тем, как он завязал мешок красным
телефонным кабелем, сделав напоследок небольшой бант.
     -  Чтобы  не было утечки, - сказал он. Но  никто  не  улыбнулся. Харрис
Файнштейн избегал взглядов остальных мужчин.
     - Ну что ж, до свидания, - сказал он.
     - Собираетесь в Вашингтон? - спросил Дорн Ракер.
     - Да, сегодня вечером, - ответил Файнштейн.
     - Послушайте, - произнес Сонни Бойденхаузен. - То, что я сказал о вашей
семье,  как ее  приняли  здесь,  в  Сан-Эквино,  ну как  будто  вам  сделали
одолжение... Вы понимаете, что я имел в виду...
     - Понимаю, - ответил Файнштейн.
     - Я думаю, вам это удастся, - сказал Карпвелл.
     - Спасибо.
     -  Мне  бы очень  хотелось, чтобы я  мог  сказать,  что  вы  поступаете
правильно, и  что я не прочь  сделать это  вместе  с вами,  - заметил  Сонни
Бойденхаузен. - Но я все-таки думаю, что вы поступаете опрометчиво.
     - Возможно, но... - Харрис Файнштейн не закончил фразы.
     Когда за ним закрылась огромная, с медной инкрустацией  дверь  кабинета
Карпвелла,  самого  уважаемого святилища  власти  в  Сан-Эквино, шериф  Уайт
выдвинул предложение.
     Сделал он это, показав пальцем на зарубки на рукоятке своего пистолета.
     Лес Карпвелл даже  не  захотел заметить этот  жест, а Дорн Ракер сказал
шерифу, что Файнштейн сам может легко  стереть его в порошок, поэтому  лучше
бы Вейду забыть о пистолете.
     Карпвелл заметил, что Файнштейн, может быть, и прав. С ним согласился и
Ракер. И Бойденхаузен. Но все они были единодушны в том, что у них семьи, и,
черт возьми, разве они и так уже не сделали достаточно, заплатив за каждого,
кто живет в городе и округе Сан-Эквино?
     - Я  считаю,  что мы поступаем как  самые  дурацкие филантропы. По  две
тысячи  долларов  с каждого из нас за  каждый  проклятый месяц. И  ни с кого
больше не просим, даже с  шерифа, потому  что денег  у него  нет,  -  сказал
Ракер.  - Поэтому никто, черт возьми, не  имеет права тыкать  в нас пальцем.
Никто.
     -  Я  знаю только  одно,  -  заметил  Бойденхаузен,  - у нас  есть шанс
избежать землетрясений. А теперь эта поездка в Вашингтон может испортить все
дело. Это неправильно. Нужно платить и сохранять спокойствие.
     - Господа, вы  правы,  а Харрис ошибается, -  заключил Лес Карпвелл.  -
Только я все же не знаю, насколько мы более правы, чем он.
     Затем шериф Уайт предложил свой план действий.
     - Вот, слушайте. Мне  велено  завтра  утром принести  деньги.  Пока  не
известно - куда. Предположим, я иду  на место, где бы они ни было, и прячусь
там. Понимаете, маскируюсь как настоящий  рейнджер,  как нас учили на летних
сборах  Национальной  гвардии.  Затем,  когда  кто-то  придет  за  деньгами,
прослежу за ним. Порядок! А когда доберусь до них, у меня есть приемы, тогда
- трах! Пущу в ход карабин. Ба-бах! Потом ручные гранаты. Ба-бам!  Или я  их
всех  поубиваю, или  сам  буду убит...  Даю вам  слово капитана Национальной
гвардии штата Калифорния...
     Трое уважаемых граждан Сан-Эквино были единодушны:
     - Просто оставьте деньги там, где скажут.

     После того как все ушли. Лес Карпвелл еще долго сидел в кабинете. Потом
подошел к столу  и набрал  номер телефона своего  близкого друга,  помощника
президента.
     - Если то,  что  ты говоришь, Лес, правда, они  способны разрушить  всю
Калифорнию.
     - Похоже на то, - ответил Карпвелл.
     - Ну  и  ну...  Это все, что я могу тебе сказать. С такой информацией я
пойду прямо наверх. Немедленно свяжусь с президентом.
     Помощник  был   просто  шокирован  реакцией  президента,   Он   изложил
полученную  информацию  четко  и профессионально,  так,  как сделал  это Лес
Карпвелл.  Лес  Карпвелл  Четвертый,  в  прошлом  агент  Бюро стратегических
исследований,   абсолютно   надежный   Лестер   Карпвелл.   Время.   Угрозы.
Землетрясение. Никаких домыслов. Только факты.
     Однако, когда помощник закончил, президент сказал;
     - 0'кей. А теперь забудьте об этом. И никому ни слова.
     - Однако, сэр... Вы мне не верите?
     - Я вам верю.
     -  Но  здесь  есть  чем заняться людям  из  ФБР. Я могу сообщить им все
детали.
     - Вы никому  ничего не скажете. Вы  будете хранить абсолютное молчание.
Абсолютное. Это все. Спокойной ночи.
     Помощник поднялся, чтобы выйти, но президент остановил его:
     - Оставьте, пожалуйста, свои бумаги здесь.  И не о чем не беспокойтесь.
Мы не так уж беззащитны.
     - Да, сэр, - сказал помощник и положил записи на стол.
     Когда он  вышел,  президент  бросил  их в  стоявшую рядом с  его столом
электрическую   машинку   для   уничтожения   бумаг,  надежное   устройство,
гарантирующее, что никакая информация не выйдет из этого  помещения вместе с
какой-нибудь  выброшенной  бумажкой.  Машина  с  жужжанием  проглотила  свою
добычу.
     Затем президент перешел из кабинета в спальню, достал из верхнего ящика
комода телефонный аппарат красного цвета и снял трубку.
     Еще  не  отзвучал первый гудок,  а  на другом конце провода  уже  взяли
трубку.
     - Мы следим за этим делом, - услышал президент.
     - В Калифорнии?
     - Да.
     - Вы оперативны.
     - Приходится.
     -  Эти люди, кто бы они  ни  были,  могут  вызвать  бедствие, -  сказал
президент.
     - Могут.
     - Вы собираетесь использовать этого вашего специального агента?
     - Что-нибудь еще, господин президент?
     - Ну, я хотел бы все-таки знать, собираетесь ли вы задействовать его?
     -  Эта  информация не  принесла бы  вам никакой пользы,  сэр. Вдруг вам
захочется найти его в толпе на снимке, если газетчики сумеют что-нибудь  там
сфотографировать?
     - Допустим, вы  пошлете этого  человека  и  потеряете его, что тогда? -
спросил президент.
     - Тогда мы потеряем его.
     - Понимаю.
     - Если  это может вас несколько  успокоить,  сэр, скажу, что мы  держим
ситуацию под контролем. Преступникам от нас не уйти.
     - Значит, вы все-таки его используете?
     -  Спокойной  ночи,  господин  президент. - Зазвучал  сигнал  отбоя,  и
президент убрал аппарат в ящик комода. Пряча его под одной из своих рубашек,
он задумался: интересно, а как зовут этого специального агента?



     Его звали Римо,  и он прочитал всего одну книгу по геологии из тех, что
были  посланы  ему  в  отель  "Святой   Томас".  Не  больше  пяти  минут  он
рассматривал  схемы  геологических пластов в  районе Калифорнии и не обратил
вообще  никакого внимания на  преподавателя, который толковал  что-то насчет
разломов  и  землетрясений,  полагая,  что имеет  дело  с торговым  агентом,
недавно   взятым   на   службу   в  компанию,   занимающуюся   геологическим
оборудованием.
     Не то чтобы Римо не старался. Нет, учебник колледжа по основам геологии
он  прочел от корки до корки. Голова его была буквально набита изображениями
скал,  рек и  суровых людей. Он понял все, что прочел,  но это  оставило его
совершенно  равнодушным.  На  следующий  день  он   забыл  восемьдесят  пять
процентов прочитанного, а еще через день - четырнадцать.
     Единственное,  что  он  запомнил,  - это  "модифицированная шкала  силы
землетрясений Меркалли".  Он  не понял,  что это такое, но в памяти  все  же
осталось,  что  есть  такая штука, которую геологи называют модифицированной
шкалой силы землетрясений Меркалли.
     Он думал об  этом, стоя на крутом утесе и  разглядывая торчащие здесь и
там вершины, покрытые зеленым мхом. Возможно, он стоит как раз на этой самой
модифицированной шкале Меркалли. Но так это или  не так, теперь это неважно.
Важно  другое.  В  ста ярдах от  него начиналась небольшая, поросшая  травой
взлетно-посадочная полоса, проходящая прямо по краю  утеса и обрывающаяся на
его  плоской  вершине, где предстоит умереть, по крайней мере, пятерым.  Они
будут  убиты  тихо  и очень  профессионально;  в конечном счете  никто и  не
подумает, что произошло нечто большее, чем просто несчастный случай.
     А убивать Римо умел.
     Он оперся на причудливо изогнутое дерево, всей кожей ощущая, как свежий
соленый ветер с Карибского моря овевает теплом его тело и ласкает душу. Лицо
Римо с  жесткими чертами было опалено солнцем. Он  закрыл глубоко посаженные
глаза,  скрестил  руки на  груди,  прикрытой  полосатой  рубашкой, и  уселся
поудобнее. До него доносился разговор трех мужчин, сидевших около небольшого
фермерского грузовичка. Они совершенно уверены в том,  что  ни один белый не
сможет близко подобраться к ним  сквозь здешние заросли. Ну никак не сможет.
Они  уверены  также,  что   груз  скоро  придет.  А  на   случай  каких-либо
неожиданностей у  них наготове карабины, и с расстояния  в  двести ярдов они
могут продырявить любого, кто захочет им  помешать. Д-да, с-сэр, продырявить
самым наилучшим образом. Сделать дырку в брюхе или чуть пониже, а, Руфес?
     Он повернул  голову, чтобы солнце светило справа. Лицо его уже заживало
после  очередной  пластической операции,  и  он дал себе  слово, что  это  в
последний  раз. Больше  он не позволит им изменять его внешность. Сейчас  он
выглядел почти так же, как в  те времена,  когда  жил как всякий  нормальный
человек, состоящий на военном учете, с  хранящимися в Вашингтоне отпечатками
пальцев, с кредитной карточкой, различными счетами и удостоверением личности
на имя  полицейского  Римо Уильямса.  Ему нравилось его тогдашнее  лицо. Это
было  самое  человеческое лицо  из  всех,  которые он  когда-либо  имел. Его
настоящее лицо.
     И, если кто-нибудь из тех, кто знал  его раньше, встретит его теперь  и
подумает,  что  этот  человек  ему кого-то напоминает,  то  не  сможет  даже
предположить,  что  это - полицейский  по  имени  Римо  Уильямс.  Потому что
полицейский  Римо  Уильямс  несколько лет  назад был казнен на электрическом
стуле в  штате Нью-Джерси за убийство в  темном переулке какого-то  торговца
наркотиками.
     Торговец наркотиками был действительно убит, но  убил его вовсе не Римо
Уильямс.  Справедливо поэтому, что он и не умер на электрическом стуле. Весь
этот трюк понадобился правительству для того, чтобы убрать отпечатки пальцев
и  другие  данные  из  всех  картотек  и  досье, превратив Римо  в человека,
которого якобы не существует.
     Приятно чувствовать близость Карибского  моря, оно  как  будто  вливает
новые жизненные силы. Римо изнывал от желания сомкнуть веки и задремать.
     Но  тут  один из  мужчин,  сидевших  у  грузовичка,  сказал другим, что
боится.
     -  Если  что-то пойдет  не так, слышь-ка, я  убью тех белых парней, что
прилетят. Сегодня должна  прибыть самая большая партия,  какую мы когда-либо
получали.  И  всех "фараонов" я тоже перестреляю. Так и сделаю. Д-да, с-сэр.
Полицейский, что встанет на пути старины Руфеса, - мертвец.
     Ладно,  Руфес, хочешь застрелить белых парней, твое  дело.  Это избавит
меня от лишних хлопот, подумал  Римо. Он прислушался, не раздается ли сквозь
ласковый плеск волн под утесом шум мотора.
     Руфес подготовил для своих компаньонов еще  и полезный совет. Он сказал
им, чтобы они не беспокоились.
     - А чего беспокоиться, Руфес?
     - Насчет того, что говорит старуха с холма.
     - А я и не знал, что она опять что-то сказала, парень.
     Отрывистые  английские фразы  звучали с  мелодичной напевностью.  Такая
манера речи,  свойственная  уроженцам стран  Карибского  бассейна,  кажется,
последнее, что осталось у них от не таких уж  хороших, но и не совсем плохих
колониальных  времен.  Теперь,  похоже,  они  окончательно  утратили  всякие
нравственные принципы.
     - Насчет нашего сегодняшнего дельца.
     - Ты, Руфес, не рассказывал нам, что старуха с холма что-то говорила об
этом.
     - А... не имеет значения.
     Римо  был уверен: Руфес уже жалеет, что  заговорил на эту тему. Ну,  да
это неважно. Скоро все его сожаления кончатся.
     Остров благоухал густым целебным ароматом  цветущих растений. Казалось,
выделяемый  ими кислород ощущался на  вкус. Но  не  самолет ли  это? Римо не
хотелось провести в ожидании целую ночь.
     - Ну и что сказала старуха о сегодняшнем деле, Руфес?
     - Да не забивайте себе этим мозга, парни. Все будет в порядке.
     - Или ты, Руфес, сейчас же расскажешь  мне все,  или я беру грузовик  -
мой  грузовик - и возвращаюсь домой. Я оставлю тебя и весь твой груз  здесь,
на утесе, а отсюда до города почти сутки ходьбы.
     - Она сказала, что все будет в полном порядке, друг.
     - Врешь ты все.
     - Ну ладно, ребята. Сейчас  я скажу вам правду, и вы сразу же  удерете,
как девчонки.
     - Я не трус какой-нибудь. Говори.
     Молодец, Руфес, подумал Римо, которому  не улыбалось гоняться за каждым
в  отдельности. Удобнее, когда  все держатся  вместе. Сыграй на  их  мужской
гордости, крошка Руфес. Как это делают с морскими пехотинцами.
     - Так вот, друзья, старуха сказала, что если мы сегодня пойдем на дело,
то  столкнемся с силой  с  востока, с  кем-то, кого  она  называет восточным
богом. Против него не может выстоять ни один человек. Вот и все.
     Возле грузовика раздался смех. Римо почувствовал облегчение.
     - Ну, Руфес, ну и шутник же ты! Ха-ха-ха...
     - Я  тоже  в  это  не верю. Она сказала,  что  мы  встретимся  с чем-то
страшным. С таким быстрым человеком, что никто даже не сможет его увидеть.
     Теперь рассмеялся и другой компаньон Руфеса.
     - Я рад, что моя  команда  не  клюнула  на эту ерунду, - вновь раздался
голос Руфеса. - Старуха заявила, что черный камень смерти выиграет у зеленых
камней жизни.
     Смех  стих.  Послышался  шум  мотора.   Одномоторный  самолетик   марки
"Бичкрафт"  заканчивал  свой опасный  рейс  из Мексики  и скоро  должен  был
приземлиться. Пилот  самолета и  его  пассажир допустили небольшую промашку.
Они сделали ошибку, какую никак нельзя совершать, если хочешь успешно возить
героин. Они сказали лишнее.
     Нет, ничего  конкретного - всего  лишь  осторожное  предложение кое-что
продать. Однако из осторожного предложения кое-что продать определили место.
Затем кто-то вычислил  время и проследил, когда маленький самолет поднялся в
воздух. Все это было сведено вместе и завершилось  телефонным звонком, после
чего  здесь и  появился Римо  Уильямс,  который грелся сейчас на  солнышке и
прислушивался к мягкому певучему говору уроженцев островов Карибского моря.
     Да,  здесь находился  Римо  Уильямс,  которого вот уже около десяти лет
готовили так, как не готовили никого на Западе, готовили  делать то, что  он
делал теперь  лучше  любого  белого. Его готовили  убивать. Убивать  руками.
Своим умом.  Своим  телом. Он  был натренирован  так, что стал  уже в чем-то
совершенно иным существом.
     Сюда приближался самолет с грузом героина и людьми, полагавшими, что за
это  им грозит самое большее тюремное  заключение сроком от пяти  до  десяти
лет,  если попадется неважный адвокат или  не удастся купить благосклонность
судьи. Да и то, если они будут схвачены с поличным.
     Но, помимо  судов,  были  и  другие  организации,  которые  боролись  с
преступниками. Эти организации считали, что, наверняка, было бы лучше, чтобы
те, кто ввозит героин, перестали этим заниматься.  И наверняка будет  лучше,
если умирать от него будут не дети, а те, кто ввозит эту отраву.
     Все, что творилось  в верхних эшелонах  власти, подсказывало  Римо, что
верхи  не против укольчика. Укольчика тем, кто ввозит героин. Вот уже  почти
год Римо делал уколы импортерам  наркотиков. В промежутках между  настоящими
заданиями. Такими, например, как чтение этих дурацких книг  по геологии. Ему
сказали, что это задание особой важности.
     Римо следил за тем, как вырастали размеры "Бичкрафта"  -  от  маленькой
точки до крылатого аппарата.  Чтобы не быть обнаруженным, самолет  шел очень
низко,  над самой водой. Должно быть, вел его хороший пилот: никаких кругов,
приближается строго по  прямой. Римо  смотрел на него, стараясь  определить,
что  там за люди и  как с  ними поступить. Увидев,  как порывы ветра  кидают
белый  самолетик из стороны в сторону, он  сообразил,  что можно  сделать. В
первый момент он немного засомневался, но все же решил попробовать.
     С безмолвием змеи и быстротой кошки он кинулся в низкие заросли на краю
небольшой  поляны.  Там он сжался в тугой  комок. Небольшая жаба прошмыгнула
перед  самым его  носом, затем прильнула к  земле,  пытаясь  отгадать, какое
отношение к природе имеет это странное существо. Самолетик  еще раз кинуло в
сторону, затем он коснулся колесами земли, подпрыгнул и, наконец, побежал по
траве.
     Римо сорвался с места.  Центр  тяжести его  тела  устремился вперед  со
скоростью теннисного  мяча,  посланного мощным ударом в  центр  площадки. Он
мчался, едва касаясь ногами выгоревшей  на солнце травы, как бы  скользя над
ней, пока ни ухватился за хвостовое  оперение самолетика и ни побежал вместе
с ним, крепко держась за хвост и скользя ногами но земле.
     Выхлопы мотора били ему прямо в  лицо. Римо постарался  опустить пониже
хвост  прыгающего  по  неровностям  самолета.  Впереди,  у   дальнего  конца
площадки, всего лишь примерно в сорока ярдах, стоял грузовичок и около  него
трое мужчин. Пилот  выключил мотор  и  начал  тормозить. В этот момент  Римо
сильно надавил  на хвост самолета, отчего нос его  резко пошел вверх, колеса
оторвались от земли, сделав тормоза  бесполезными.  Затем нос самолета снова
опустился, Римо  опять  нажал  на  хвост  и, слегка  подтолкнув  его  влево,
заставил самолет двигаться правее. Сделать  это  было совсем нетрудно,  и он
направил самолет прямо на грузовичок, сбив  одного из мужчин еще вращавшимся
пропеллером. Двое других  только теперь схватились за  оружие.  Римо слышал,
как  в  пилотской  кабине  что-то  кричали  по-французски.  Он   мог  только
представить, какие ругательства обрушиваются сейчас на голову пилота.
     Теми, кто находился в самолете, он решил заняться потом.
     Римо  перепрыгнул через хвостовое оперение к  правому  крылу самолета и
заглянул под него. Молодой мужчина в белых штанах и рубашке лежал на земле и
целился из карабина ему в пах. Одним быстрым движением  Римо перебросил свое
тело  через  крыло и, прыгнув на этого человека сзади, вонзил  большой палец
ему в глаз и затем прямо в мозг.
     Другой  человек,  тоже  в белом,  выронил ружье  и стоял не  веря своим
глазам.  На это ему  была  отпущена  всего лишь  доля  секунды, потому что в
следующее  мгновение  он  подвергся   лоботомии.  Череп  его  был  проломлен
коротким, неуловимым  для  глаза ударом  костяшек пальцев, сжатых  в  кулак.
Пропеллер самолета и то нанес бы меньше повреждений.
     После  этого Римо откинул  дверцу пилотской кабины и вскочил туда. Один
из  сидевших в самолете все еще  орал что-то  по-французски пилоту.  У обоих
между колен были  зажаты легкие автоматы.  Голова пассажира, как  оказалось,
держалась на плечах не столь надежно, как автомат на коленях.
     - Приветствую вас, французские друзья, доставляющие радость через иглы,
- произнес Римо.
     У пассажира, находившегося ближе к нему, была отличная прическа в стиле
Ван Дейка.  Прекрасно  уложенные седые волосы вдруг  залились кровью,  кровь
растеклась и по лицу.
     Римо заметил, как округлились  глаза пилота,  когда тот увидел,  во что
превратили лицо его пассажира разящие руки.
     -  Груз  находится  прямо за  этим креслом,  месье.  Можете  взять  его
целиком. Я доставлю вас, месье, в любое место. Куда угодно.
     - Ты говоришь это, конечно, от  большой любви ко мне, -  ответил Римо и
отвесил пилоту короткий, но сильный удар в голову.
     Так, с самолетом покончено. Теперь наружу - к человеку, которого ударил
пропеллер.
     У  того были  седеющие волосы,  и Римо заметил,  что в  глаза смерти он
смотрит с несомненным  благородством, что говорило о силе духа, которая одна
только может заставить человека думать в такой момент о достоинстве.
     Мужчина едва мог говорить. Но все же он выдохнул:
     - Ты тот, о ком предупреждала старуха, да?
     Римо пожал плечами:
     - Может, в следующий раз, будешь прислушиваться к советам.
     - Да, тот самый... - еще тише произнес мужчина.
     - А ты, должно быть, Руфес. Я слышал ваш разговор.
     - Нет, я не Руфес. Руфес мертв.
     - Ах, вот как,  извини, приятель. Не хочу, чтобы ты думал, будто все вы
для меня на одно лицо. Не такой уж я безразличный.
     - Мне теперь все равно.
     - О'кей,  пока,  -  весело сказал Римо и  прикончил его одним ударом  в
висок.
     Ему не хотелось искать  в самолете героин. Может,  его просто сжечь? Он
поджег самолет, и его едва не сбило с ног взрывной волной.
     И  все  же  он был  недоволен собой.  Затея  с  самолетом  была  просто
дурацкой. Он не нашел  простейшего способа атаковать их. Чиун, его учитель и
тренер, много раз говорил  ему: "Ты всегда останешься белым человеком, Римо.
Вам, белым, только бы в игрушки играть".
     Римо подумал  об  этом,  когда  бежал  обратно к  себе в  гостиницу. Он
нуждался в  хорошей  пробежке. Уже целую  неделю у него  не  было  настоящей
работы.



     Две  девушки следили за  тем,  как толстяк шериф с пластиковым мешком в
руках, спотыкаясь, поднимался  на небольшой холм.  Прохладный бриз превращал
далекий восход солнца в мелодию, окрашенную в красные тона, вызывая ощущение
истинного  покоя. Было смешно наблюдать за Уайтом, ковыляющим  по каменистой
тропе.
     - Дать бы ему хоть разок, - произнесла одна из девушек, - он бы тут  же
и подох.
     - Тогда я бы непрочь.
     Они сидели  под тополем,  вытянув ноги. Тяжело отдуваясь, Уайт добрался
до вершины холма.
     - Здесь все, - сказал он. - Но Файнштейн создает нам проблемы.
     - Никто не создает нам никаких проблем, -  проговорила одна. - Это тебе
он создает проблемы, а не нам.
     Уайт положил пакет на землю и перевел дыхание.
     - Файнштейн создает ему проблемы, - сказала одна, обращаясь к другой.
     - У свиньи всегда проблемы с либералами, - ответила вторая.
     -  Не смейтесь, девушки... То есть, женщины. Он собирается сообщить обо
всем федеральным властям в Вашингтоне.
     - Так застрели его.
     - Добавь еще одну зарубку на свой пистолет, - сказала вторая.
     - Не могу же я просто взять и застрелить его.
     - Ну, а как еще можно убить кого-то, свинья?
     - Поросенок, чушка,  свинья и хрюшка! Поросенок  просто боится стрелять
из своего большого дурацкого пистолета.
     - Здесь все деньги? - спросила первая девушка.
     - Да. Но Файнштейн отправился в Вашингтон доносить.
     -  Ну,  останови  его  как-нибудь.  Ты  же  заработал  эти  зарубки  на
пистолете.
     - Я не могу убить его, - повторил Уайт.
     - Тогда придется нам, - сказала одна из девиц.
     - Но убийство... - проговорил шериф.
     - Как во Вьетнаме...
     - За убийство нас могут отправить в газовую камеру, - пробормотал Уайт.
     - Ты можешь погибнуть, переходя улицу, поросенок.
     -  Это землетрясение... оно,  что, действительно  может  охватить  весь
разлом и сбросить Калифорнию в Тихий океан? - спросил Уайт.
     - Нельзя изжарить яичницу, не разбив яиц, поросенок.
     - А можете вы удержать это под контролем? - спросил Уайт.
     - Поволнуйся, свинячий выродок. Помучайся.
     - Я и так опасаюсь.
     - Вот и прекрасно.  Ты  и должен опасаться, -  сказали  девицы  в  один
голос.  Затем они объяснили,  что  ему  надо  сделать  в  связи  с  поездкой
Файнштейна. И сказали, что сделают сами, когда тот вернется.
     - Без этого не обойтись? - спросил Уайт.
     - А ты что, хочешь отправиться в тюрьму?
     -  Может  быть, вы  отравите  его  или  зарежете,  или  еще  что-нибудь
придумаете? - спросил Уайт.
     Девицы отрицательно покачали головами.
     - На самом-то деле  он не  такой уж плохой  парень, - сказал Уайт.  - Я
хочу сказать, не настолько плохой.
     Потом они поделили деньги. Уайт получил десятую часть. Но его заверили:
когда дела действительно пойдут, он получит в сто раз больше.
     - Я делаю это не только из-за денег, - заверил их Уайт.
     - Тогда отдавай их обратно, поросенок, - сказала одна из девиц.
     Уайт не отдал.



     В тот же  день, только позднее, Харрису Файнштейну  с  огромным  трудом
удалось  добиться  приема  у  помощника  министра  внутренних  дел.  Придя в
министерство, он узнал, что помощник министра ознакомилась с его информацией
и передала ее в соответствующее ведомство.
     - В какое?
     - В Федеральное бюро расследований, - ответила ему секретарь.
     После  этого Файнштейн снял номер в гостинице, хотя раньше не собирался
этого делать. На следующий день утром он отправился в штаб-квартиру ФБР. Да,
там  действительно  получили  запрос из  министерства внутренних  дел, но не
поняли, что к чему. Какое-нибудь мошенничество со страховкой?
     - Нет, - ответил Файнштейн. Тогда его вдруг  спросили о его прошлом и о
проблемах с женой.
     - Какие еще проблемы? - удивился Файнштейн.
     -  Шериф  Уайт  из Сан-Эквино  сообщил, что у  вас  в  последнее  время
возникли сложности в  семье. Он сказал, что был бы весьма признателен, как и
весь ваш город, если бы мы, в Вашингтоне, не принимали всерьез ваши странные
речи.  Мы  связались с некоторыми уважаемыми гражданами вашего города, и все
они заверили нас, что  вы  никакой опасности  не представляете. Ваши друзья,
господин Файнштейн, очень обеспокоены  состоянием вашего  здоровья. Здесь, в
Вашингтоне, есть отличные врачи. Вы могли  бы сходить к одному  из них, если
вам неудобно сделать это в Сан-Эквино.
     Харрис  Файнштейн  не  стал рассказывать, что Калифорния, да  и  другие
штаты,  скоро  могут  оказаться  в  руках  шантажистов,  способных  вызывать
землетрясение,  когда  они   того  пожелают.  Вместо  этого  он  вернулся  в
министерство  внутренних  дел  и  накричал  там  на  чиновника, который,  не
ознакомившись с делом, отфутболил его в ФБР.
     Он  кричал, понимая, что его поведение только подтверждает  слухи о его
психическом расстройстве. Он  кричал, заранее зная,  что ничего не добьется.
Он  кричал, потому  что,  черт  побери,  он  хотел кричать,  и потому  что в
министерстве внутренних дел полно идиотов. Если бы они не были  прежде всего
идиотами, то, конечно, не служили бы здесь.
     -  Если  вы выслушаете  меня  спокойно,  - сказал  ему чей-то  помощник
(Файнштейн уже не был уверен, помощник это или нет), - то поймете, что у нас
все-таки есть человек, занимающийся тем, о чем вы говорите. Его зовут Сайлас
Мак-Эндрю. Он работает на первом этаже. Вот номер его кабинета.
     Чей-то помощник  вручил  Харрису Файнштейну полоску бумаги.  Он вышел и
направился  по  невероятно  длинным коридорам  министерства,  таким длинным,
будто кто-то специально проектировал здание с целью запутать попавшего  сюда
посетителя.  Однако  Харрис  Файнштейн  был   настойчив.  Ему  потребовалось
двадцать пять минут, чтобы походить  мимо комнат, которые, как  он убедился,
не  имели  строгой  порядковой  нумерации,  и  отыскать  кабинет с  номером,
указанным на бумажке. Он постучал.
     - Войдите, - раздался несколько гундосый голос.
     Файнштейн  вошел. Это  была  маленькая комната  с  голой  электрической
лампочкой под потолком, бросавшей вокруг яркий желтый свет. Он увидел  груды
бумаг и картонных коробок,  наваленных друг на друга и возвышающихся кое-где
почти  на  двенадцать  футов.  Но  человека, пригласившего его войти, он  не
увидел.
     - Я  здесь,  - донесся голос из-за огромной картонной коробки, которая,
казалось, вот-вот  развалится  под напором больших конвертов  из  оберточной
бумаги. - Я Сайлас Мак-Эндрю.
     Файнштейн заглянул за коробку. Там, согнувшийся  над пишущей  машинкой,
сидел человек. Его пиджак был брошен на стол, узел галстука ослаблен, рукава
рубашки закатаны. Он был в очках с толстыми линзами. Человек улыбнулся.
     -  Мне  не положен секретарь, - сказал он и протянул руку.  У него было
хорошее рукопожатие -  не слишком сильное, но и не слишком слабое. Уверенное
рукопожатие, сопровождавшееся приятной улыбкой.
     -  Я Харрис Файнштейн. Полагаю, вы уже слышали обо мне от помощника, не
знаю, правда, чьего.
     -  О, -  ответил  молодой  человек  с честным  открытым лицом, - нет не
слышал.
     - А почему вы тогда сказали "О"?
     - Потому что я знаю, почему вы здесь. Садитесь.
     -  Слава  Богу,  - сказал  Файнштейн,  оглядываясь в  поисках  стула  и
устроившись, в  конце концов, на каком-то большом валуне. По  крайней  мере,
это выглядело как валун. Или отколотый от него кусок. Но он не был грязным.
     - О'кей, - произнес Файнштейн. - И что мы будем делать?
     - Ну, прежде всего скажите мне, почему вы здесь?
     - Вы же сказали, что знаете - почему.
     Сайлас Мак-Эндрю опустил глаза на пишущую машинку.
     - Позвольте мне пояснить вам, мистер Файнштейн. Я работаю в управлении,
которое занимается  необычными  делами.  Говоря, что  знаю, почему вы пришли
сюда, я имел в виду, что там наверху, не стали разбираться в вашем деле,  не
так ли?
     - О, - только и сказал Файнштейн.
     - Давайте этим  делом и займемся. Расскажите мне  вашу историю. Я  весь
внимание. Может быть, я сумею помочь вам.
     - Очень надеюсь, хотя и сомневаюсь в этом, - ответил Файнштейн.
     Он мельком взглянул на покрытое  слоем пыли окно, которое располагалось
прямо над жужжащим кондиционером, и начал говорить, время от времени опуская
глаза  на  свои ботинки  или  глядя  в пыльное окно на изнемогавший  от жары
Вашингтон, а иногда просто отводя  глаза  в сторону, потому что был  уверен,
что и  здесь его ждет  очередная  неудача. Он говорил о  том,  что появилась
реальная угроза для Америки.
     Рассказ его не занял много времени.
     -  Вот и  все.  Теперь вы  можете  занести меня в реестр  полудурков  и
психов. Спасибо за внимание.
     И Файнштейн стал подниматься с места, но  почувствовал  ладонь на своей
руке.  Сайлас Мак-Эндрю смотрел  на него напряженным,  испытующим  взглядом.
Теперь он выглядел совсем иначе, чем когда  Файнштейн  вошел  в его кабинет.
Его загорелое лицо побледнело и выражало неприкрытый испуг.
     - Не уходите, мистер Файнштейн. Продолжайте.
     - Но это все.
     - Не  совсем,  мистер Файнштейн,  -  сказал  Мак-Эндрю. - Вы  знаете, я
геолог. Ко мне отсылают помешанных на геологии и проблемах окружающей среды.
Хотел бы, чтобы  и вы  оказались одним  из них. Очень хотел бы. Но не думаю,
чтоб это было так. И все-таки я вам верю.
     - Но почему? До вас мне никто не верил!
     - Потому что я геолог, - ответил Мак-Эндрю. - Мне не нужно говорить вам
о  том, что Калифорния -  область, опасная в сейсмическом  отношении. Каждый
год  здесь фиксируются  тысячи  землетрясений. Конечно, большинство  из  них
очень  слабые и не вызывают разрушений, но все-таки они регистрируются. А мы
здесь  занимаемся,  в  частности, тем, что составляем  карты мест,  где  эти
землетрясения происходят.  Вот  посмотрите.  Эти места  отмечены  на  картах
булавками. Но в последний год или около того частота  землетрясений вроде бы
изменилась. Я  еще  удивлялся,  что  такое происходит,  особенно в последние
полгода.   Теперь   понятно.   Кто-то  вмешивается  в  природные   процессы.
Экспериментирует.
     Зазвонил  телефон.  Мак-Эндрю  протянул  руку  в   направлении  звонка,
раздавшегося из-под груды журналов.
     - Алло, - произнес он. Затем слегка отстранил трубку от уха, так, чтобы
Файнштейн мог слышать разговор.
     - Да, шериф Уайт. Да. Был ли он у меня? Был. А почему вы спрашиваете?
     Голос Уайта звучал  из телефонной трубки ровно и очень спокойно. Харрис
Файнштейн был  поражен,  насколько умным казался Вейд Уайт  при разговоре на
большом расстоянии.
     -  Ну,  если   говорить  откровенно,  мистер  Мак-Эндрю,  мы  здесь,  в
Сан-Эквино, очень беспокоимся о мистере Файнштейне. Это один из самых видных
и уважаемых граждан нашего города.  Он очень отзывчивый человек и  принимает
активное  участие   в  деятельности  многих  благотворительных  организаций.
Надеюсь,  это  останется между  нами, мистер Мак-Эндрю,  но Файнштейн  очень
обеспокоен  землетрясениями.  Чрезвычайно  обеспокоен. Он  стал думать,  что
землетрясения являются частью заговора и что кто-то их контролирует.  Теперь
он пытается убедить в этом и других. Не знаю, что он вам наговорил, и сказал
ли, что разговаривает с Господом Богом? Говорил он это?
     - Нет.
     -  Короче,  он чувствует  себя  обязанным спасти мир  от землетрясений.
Говорит,  что это предназначение, данное ему  Богом. Я  разговаривал о нем с
ФБР мистер  Мак-Эндрю. Сказал,  что он не представляет опасности. Я и многие
другие в Сан-Эквино  были бы  вам весьма  признательны, если бы вы успокоили
его,  пообещали бы, например, что изучите это дело. Я знаю, это  помогло  бы
ему, и, возможно, он вернулся бы к жене. У него неприятности дома.
     - Понимаю,  -  сказал  Сайлас Мак-Эндрю, глядя  поверх своих очков  без
оправы  на джентльмена  из  Калифорнии.  - Может  быть, вы  посоветуете  нам
провести  собственное параллельное исследование того,  о  чем он говорит? Мы
могли бы послать несколько человек в Сан-Эквино, чтобы изучить все на месте.
Им не обязательно знать, что  они занимаются не  настоящим  делом, пусть  бы
работали так, будто выполняют ответственное задание.
     - О,  нет, - ответил Уайт.  -  В этом нет необходимости. Вам  не  стоит
заходить так далеко.
     - А  почему нет?  -  спросил Мак-Эндрю. Его лицо, лицо  уроженца Огайо,
оставалось спокойным, как тихие воды реки Майами в жаркий июльский полдень.
     - Просто в этом нет необходимости, вот и все.
     -  Нам  нужно  кое-что  проверить.  Мы  изучим  то,  что  он  говорит о
землетрясениях. - Мак-Эндрю увидел, что на лице Файнштейна появилась улыбка.
     В разговоре возникла  пауза, как если  бы  трубку  на том конце провода
прикрыли рукой. Затем прозвучало:
     -  Конечно, превосходно,  просто  великолепно.  Мы  думаем,  это  будет
чудесно. То есть, я в самом деле считаю, что это превосходно, если для того,
чтобы успокоить больного человека,  вы готовы пойти так далеко. Огромное вам
спасибо. Пока.
     - До свидания.
     Обращаясь к Файнштейну, Мак-Эндрю сказал:
     - Кто-то там здорово хитрит.
     - Вы, как и все уроженцы северо-восточных штатов, весьма проницательны,
-  заметил Файнштейн.  -  Я  знаю  Уайта всю  жизнь и  только сейчас,  когда
закончился ваш разговор, понял, что  он всегда представлялся не таким, каков
есть на самом деле.
     - Да,  в  том,  что он  говорил, было  немало  разумного. Если  бы этот
телефонный разговор состоялся до вашего прихода, я отнесся бы к вашим словам
так же,  как к ним отнеслись в  других местах в Вашингтоне. Но  я  из Огайо,
между прочим...
     - Это как раз то, что я имел в виду, - откликнулся Файнштейн. - Человек
из северо-восточных штатов...
     Прежде чем они покинули кабинет, Сайлас Мак-Эндрю отпечатал  на машинке
стандартную записку,  которая  оказалась последним подарком,  сделанным им и
Харрисом Файнштейном Соединенным Штатам. Ничего  другого им уже не дано было
совершить,  потому что,  прилетев  в Калифорнию,  они  сделали  непоправимую
ошибку,  начав обсуждать проблемы этого штата  с одним чудаковатым ученым  и
его двумя необычными ассистентками.



     Когда шериф Вейд  Уайт увидел два тела в мотеле "Ковбой", расположенном
на горном шоссе прямо на  выезде из Сан-Эквино, он только и  мог сказать: "О
сладчайший Иисус, Боже милостивый, нет, нет..."
     Пошатываясь,  он выкатился из номера-люкс в мужской туалет в вестибюле,
где  его  вырвало  в  писсуар  и  продолжало  выворачивать  снова  и  снова.
Содержимое его ланча  в виде красных и белых комков свидетельствовало о том,
что он до сих пор так и не научился правильно пережевывать пищу.
     - Нет, - говорил он, держась за рычаг для спуска воды, - нет, он же еще
вчера был в Вашингтоне. Нет...
     -  Да,  -   сказал  его  молодой  заместитель.  -  Я  вызову  окружного
следователя?
     - Да-а... Следователя. Конечно.
     - И городскую полицию? Мотель всегда относился и к округу, и к городу.
     -  Нет, - ответил Уайт.  - Никакой  городской полиции. Мы сами займемся
этим.
     - А фотографа вызывать?
     - Да-а... Хорошая мысль. Фотографа.
     - Они оба, конечно, выглядят неважно. Не правда ли, шериф?
     - Да-а... Неважно.
     - Что, как вы думаете, их убило?
     Шериф Уайт  не ответил.  Он  знал,  кто и что убило их, и был до смерти
напуган.  Голова  его  оставалась  опущенной вниз,  к  писсуару.  Он  вдыхал
свежесть холодной, струящейся возле самого лица воды, пахнувшей почти чистой
хлоркой.
     - Вы вернетесь в номер, шериф?
     У шерифа перехватило дыхание. Но он сказал:
     - Да-а... Придется.
     - Они,  конечно, выглядят ужасно, как будто  их схватили  две  огромных
ручищи и выдавили, как виноградины. Фу.
     Шериф  Уайт подошел к раковине и привел себя в  порядок. Глаза его были
налиты кровью. Руки дрожали. Ополоснув  лицо  холодной  водой, он осушил его
бумажным  полотенцем.  Это был  единственный  в  округе  Сан-Эквино  мотель,
который предоставлял своим  гостям кровати  с массажерами  и  электрическими
розетками на  передних  спинках, куда подключались  любые  устройства, какие
только может пожелать клиент. Электрические батарейки  к  ним продавались  у
стойки в вестибюле мотеля.
     Шериф взглянул на своего юного заместителя в зеркало. Тот что-то жевал.
     - Ты что, ешь что-нибудь? - удивился Уайт.
     - Нет. Просто сосу леденец.
     - Убирайся отсюда, парень, пока я тебя не вышвырнул. Уходи.
     Приглаживая руками свои коротко остриженные волосы, шериф Уайт услышал,
как хлопнула  дверь.  Он  надел шляпу,  которую  перед тем повесил  на рычаг
писсуара, и опять вышел в вестибюль. Там он приказал собравшимся постояльцам
разойтись по своим комнатам, говоря, что ситуация находится под контролем.
     Хозяин мотеля стоял возле "люкса", Уайт подошел к нему.
     - Не уходи далеко. Мой заместитель задаст тебе несколько вопросов.
     - Шериф, не знаю,  как сказать...  но...  понимаете, я узнал  одного из
этих несчастных.  Они  не заплатили  за номер. У Них были кредитные карточки
"Америкэн экспресс", я теперь некому подписать их счета...
     - А что та, хочешь от меня? Один из них ведь из ваших...
     - Нет, а армянин, - ответил хозяин мотеля.
     - Это значит еврей, не так ли?
     - Да нет. Видите ли...
     - Ты выглядишь как настоящий еврей.
     - Но я не еврей...
     - Что ты мелешь, бэби, ты же совсем как они. А теперь  держись подальше
от этого номера. Я иду туда. Ты видел их?
     - Да.
     - Ужасно, а?
     -  Когда  некому  подписать  счета,  это  ужасно...  Понимаете,  мотель
"Ковбой" - рискованный бизнес...
     Шериф Уайт  захлопнул  за собой дверь. Они  все еще лежали на кровати с
жужжавшим электрическим  массажером.  Оба  были  совершенно  голые,  как два
младенца. Кто  бы мог  подумать  такое  о  Файнштейне? Конечно,  шериф  Уайт
называл его гомиком, но не таким же, как сейчас - голым, в постели с молодым
парнем, который,  судя  по удостоверению  личности, был Сайласом  Мак-Эндрю,
геологом министерства внутренних дел.  Тем самым, с  которым Уайт  еще вчера
говорил по телефону.
     Шериф  Уайт не отводил глаз от их  колен и животов, чтобы не глядеть на
их  рты. Он  не мог смотреть  ни на их рты, ни на их головы. Он взглянул  на
воду,  пропитавшую  всю  кровать возле животов  этих несчастных,  затем  его
взгляд  невольно  скользнул к  их головам, и  он опять  выскочил из  номера.
Потому  что  он  снова  увидел   двух  мужчин   с   выдавленными  через  рот
внутренностями,   как   будто   они   захлебнулись   собственными   кишками.
Темно-красные органы были выдавлены из их тел, как зубная паста из тюбика.
     Его предупреждали, что он может столкнуться с подобными случаями. Такая
же смерть может  поджидать  и его самого. Но  он  в это не  верил.  До этого
момента.
     Уайт,  шатаясь,  направился в мужской туалет, где позывы на рвоту снова
толкнули  его к писсуару, но  желудок  был  уже пуст,  и  он  просто  стоял,
склонившись  к струе стекавшей воды. Естественно, прежде чем покориться этим
ужасным позывам, он снова пристроил шляпу на тот же рычаг.
     Дверь туалетной комнаты  распахнулась, и вошел его молодой заместитель,
бормоча, что ищет шерифа, потому что фотограф уже здесь.
     - Давай. Пусть делает, - промямлил Уайт.
     - Нужно мне допросить хозяина мотеля? Для протокола?
     - Да-а...
     - А тела потом отправить, шериф?
     - Да-а... Тела. - Шериф дышал с трудом.
     - Еще вопрос, шеф.
     - Да-а?..
     - Ребята только  что получили корзинку от  Бинки Бергера,  там отличный
гуляш с соусом и сандвичи с говядиной. Если вы хотите...
     -  Отправь тела  из  мотеля! -  рявкнул шериф.  Он не  застрелил своего
заместителя  прямо на  месте  только  потому,  что  чувствовал  себя слишком
слабым.
     Выбравшись из туалета на  свет  божий,  Уайт поглядел с холма вниз. Там
росла  ель,  дальше  виднелась  долина,  а  еще  дальше  -  горы  с  пятнами
разбросанных  по  склонам домиков, чистеньких,  ярких,  не стиснутых, как  в
других местах, тесным пространством. Шериф Уайт перевел, наконец, дыхание, к
нему  вновь вернулось самообладание. Мелко  семеня, он прошел  по посыпанной
гравием обочине дороги к своему автомобилю, припаркованному в стороне.  Даже
приехав  на официальное расследование, он не оставил машину перед  мотелем -
дабы показать, что здесь  нечего расследовать, и  чтобы  позже кто-нибудь не
вспомнил, что  видел там черно-белый "плимут"  с красной мигалкой на крыше и
золотыми звездами на дверцах - служебную машину  шерифа.  А то пойдут всякие
слухи...
     А слухи могут погубить любое выборное должностное лицо.
     Шериф  Уайт плюхнулся на переднее сиденье, еще  раз  перевел  дыхание и
поехал к офису Первой компании развития  Сан-Эквино, президентом которой был
Лестер  Карпвелл Четвертый.  Прошел по  скромному  серому  ковру  мимо  двух
секретарш, сидевших  за полированными столами,  вошел в  кабинет, отделанный
деревянными панелями, и стал дожидаться Лестера Карпвелла.
     Тот появился через пять минут.
     - Харрис Файнштейн мертв, -  выпалил Уайт, как только Карпвелл  вошел в
комнату.
     Карпвелл, не глядя на него, сел в коричневое кожаное кресло  за широким
столом и уставился отсутствующим взглядом на его поверхность. Он сидел прямо
под портретом  Карпвелла Первого, размером  более человеческого роста, и так
же, как портрет, молчал.
     Уайт еще немного потеребил шляпу и грузно поднялся.
     - О, нет, останьтесь, - бесцветным  голосом проговорил Карпвелл.  - Что
же все-таки случилось?
     - Черт меня побери,  если я знаю. Харрис и этот  парень из министерства
внутренних дел двадцать пять минут назад были найдены мертвыми в "Ковбое". -
Шерифу Уайту не нужно  было говорить: "В мотеле "Ковбой", - каждый знал, что
"Ковбой" -  это  "мотель "Ковбой". -  Голые, как  новорожденные младенцы.  Я
разговаривал с  этим Мак-Эндрю только  вчера. Он  беседовал с Файнштейном и,
мне кажется, прибыл с ним, чтобы на месте посмотреть, что к чему. Убей меня,
не понимаю, зачем они выбрали "Ковбоя" для своих гомосексуальных забав.
     - Ни слова об этом не должно попасть в газеты, - проговорил Карпвелл. -
Вы поставили в известность миссис Файнштейн?
     - Хм... нет еще, мистер Карпвелл. Я отправился сюда, как только...
     - Хорошо, я сам это сделаю.
     - Не  знаю, как быть с газетами. Будет много разговоров,  в мотеле было
немало народу и...
     - Вам не надо сообщать о том, что он был найден нагим и с мужчиной.
     - Да, сэр. У них были выдавлены все внутренности.
     - Значит, вот как они погибли?
     - Должно быть, так. Это было ужасно.
     -  В  протоколе  нужно  записать,  что...  -   мистер  Лестер  Карпвелл
задумался.
     - Что их нашли в постели с женщинами?
     -  Нет.  Нужно  написать,  что  они  умерли  от  отравления.  Возможно,
отравились несвежей пищей еще в Вашингтоне.
     - Убейте меня, но так нельзя. Я понимаю, вы - Карпвелл и вообще... Но я
не собираюсь ради вас идти на уголовное преступление.
     - Вы сделаете так, как я сказал, Вейд Уайт, а теперь - вон отсюда.
     Какой-то момент шериф Уайт стоял неподвижно, как бы  выражая молчаливый
протест, затем повернулся и вышел из кабинета.



     Сайлас Мак-Эндрю и Харрис Файнштейн оставили  Америке подарок. Эта была
обычная   служебная  записка  Мак-Эндрю   своему   начальнику  в  управлении
внутренних дел, которого всегда интересовали всякие необычные дела  и случаи
коррупции.  Именно  он  собирал  информацию  обо  всех  странных  событиях в
Калифорнии, связанных с тектонической деятельностью в этом районе.
     В своей  записке  Мак-Эндрю  писал, что  получил  от Харриса Файнштейна
подтверждение того  факта,  что кто-то нашел способ вмешиваться  в природные
процессы  - вызывать или предотвращать землетрясения. И это не мистификация,
подчеркивал  Мак-Эндрю.  Существует  угроза  страшной   катастрофы  в  штате
Калифорния.  Вот  почему он  отправляется  туда,  чтобы  обсудить проблему с
известным профессором, работающим в этой области.
     Такова была  записка. Начальник, интересовавшийся всем, что происходило
в Калифорнии, отослал ее тем людям, которые ориентировали его, за чем именно
нужно следить, а в последнее время проявляли особый интерес к  тектоническим
проблемам  Калифорнии.  Он  ни секунды  не колебался,  отсылая этот материал
интересующимся лицам.  Они  выплачивали ему за  услуги  ежемесячно четыреста
долларов,  необлагаемых налогом,  и  устраивали  внеочередное  повышение  по
службе.
     Он  считал,  что  это  люди  из  ФБР,  ЦРУ  или  какой-нибудь  подобной
организации.
     Начальник  Мак-Эндрю не  знал, к  кому в  конечном  счете  попадает его
информация,  а  если бы  узнал, деятельность этой организации  была  бы  под
угрозой провала. Вновь избранный  президент США поручил руководить ею одному
из оперативных  работников  ЦРУ,  который,  получив  задание,  сразу  же был
включен в список сотрудников, отправленных на пенсию.
     Потому  что  деятельность  эта была не  совсем  законной. Она несколько
противоречила  конституционным  нормам  Соединенных  Штатов. Однако  строгое
выполнение  этих норм могло  в будущем ввергнуть страну  в  хаос.  С  другой
стороны,   отказ  от  них  означал   бы  превращение  страны  в  полицейское
государство.  Преступность  наступала,  и  молодой  президент  создал  новую
организацию под  кодовым названием КЮРЕ. Это название никогда не писалось на
бумаге,  а  о  деятельности организации знали  только  три  американца:  сам
президент,  шеф  КЮРЕ  и  исполнитель,  молодой  полицейский  по имени  Римо
Уильямс,  который  по  легенде получил  восточное имя  "Шива" -  "Дестроер",
"Разрушитель".
     То,  что нельзя было  делать,  не нарушая  конституционных норм, делала
КЮРЕ. Тихо.  Подкупленные свидетели  внезапно  и самым  таинственным образом
меняли свои показания.  Судья, который должен  был выплатить прежний  должок
коррумпированным  элементам,  вдруг   обнаруживал,  что  он  гораздо  больше
задолжал  своей   любовнице,   которая   вдруг  требовала  от  него  вынести
справедливый  приговор.  Информация о  коррупции  в  среде правительственных
чиновников вроде бы совершенно случайно  просачивалась  в  прессу с  помощью
человека, который получал за это второе жалованье.
     Крестный  отец мафиозной группировки, обладавший колоссальными деньгами
и влиянием,  услышав  однажды  шорох занавески  в  своей комнате,  так и  не
увидел, что за рука нанесла удар, раздробивший ему череп. Бесследно исчезали
исполнители приказов - палачи преступного синдиката.
     Волна преступности,  коррупции и хаоса, которая,  казалось, была готова
поглотить молодую  великую демократию, стала наталкиваться  на препятствия и
отступать. Конституция выжила.
     В местечке  Рай, штат Нью-Йорк, в кабинете  на третьем этаже  санатория
Фолкрофт, выходящего окнами на залив Лонг-Айленд, худощавый человек с кислым
выражением лица прочитал последнюю записку  Мак-Эндрю.  Затем  набрал  номер
телефона.  Для  соединения с абонентом, находившимся на побережье Карибского
моря,  ему  потребовалось целых  четыре  минуты. Если бы  кто-нибудь захотел
установить, откуда звонили, оказалось бы,  что звонили вовсе не из санатория
Фолкрофт, а из булочной в Дулуте.
     Когда  его соединили, доктор Харолд Смит, директор санатория Фолкрофт и
шеф КЮРЕ, услышал в трубке гудки. Затем там взяли трубку.
     - Алло, - произнес Смит. - Отдых закончен.
     В  тысяча  пятистах милях от Нью-Йорка на другом конце провода в номере
гостиницы на  Карибском побережье у  Римо  Уильямса сделалось хорошее,  даже
очень  хорошее  настроение.  Отдых  его  утомлял.  Было  бы   здорово  опять
поработать.



     Харрис Файнштейн был предан  земле  перед  лицом  Бога  Израилева, Царя
Небесного,  в присутствии самых уважаемых граждан Сан-Эквино. Большинство из
них удивлялось, почему его хоронили в закрытом гробу.
     Знал это только Царь Небесный. И еще шериф Вейд Уайт. И Лестер Карпвелл
Четвертый.
     Раввин, с тонким  выразительным лицом, только недавно вышедший из  стен
духовной школы, каким-то образом  связал кончину Харриса Файнштейна с войной
во Вьетнаме.
     В  этом  месте проповеди  миссис Файнштейн бросила на  него недовольный
взгляд.  Но раввин не обратил на нее внимания. Шериф Уайт сурово разглядывал
всех, хотя этого никто не  замечал.  Лес  Карпвелл стоял  с низко  опущенной
головой.
     Уайт  продолжал оглядываться, как  бы вопрошая, нет ли здесь кого-либо,
кто разыскивался бы по тому или другому поводу. Но никого не находил.
     Тем  временем раввин говорил о  том, что  такое хороший человек. И  что
такое праведная жизнь. Он подробно рассказывал о том, что богословы назвали,
после тысячелетних размышлений и споров, праведной жизнью и благой смертью.
     Шериф Уайт подумал, что звучит это, конечно, здорово, но все зависит от
того, как интерпретировать изречения раввина.
     Голос раввина, взывавшего  к  Творцу  всего сущего -  что есть, было, и
пребудет вечно,  - в  последний  раз вознесся в  чистое небо  Калифорнии над
кладбищем "Бет Шалом". Вибрирующие звуки древней молитвы стали как бы частью
того, что люди называют "Небесами".
     Эта земля,  на которой  они  стояли,  могла  бы, без  всякого сомнения,
гордиться собой перед самими  создателями Ветхого Завета. И эта же земля, на
которой они стояли, была готова - если никто  не  помешает  -  исторгнуть из
себя  уже  погребенных и  сбросить в пучину Тихого океана великое  множество
живых,  похоронить города вместе с их  жителями и  обратить в ничто миллионы
жизней людей и животных - вот что мог совершить сдвиг земных пластов.
     Если  бы  кто-нибудь  из  создателей  Библии,  обладавший  способностью
предвидеть  будущее,  присутствовал  на  похоронах  Файнштейна,  он  мог  бы
написать: "Итак, предан земле Файнштейн старший, пятидесяти  четырех лет  от
роду. И были вокруг него друзья  и  родные. И не ведали они, что готовила им
земля, не  знали  того, что знали уже  птицы на  деревьях и  кроты  в земле,
которые чувствовали ее содрогание.
     Мужчины спали с женщинами, которым  не было дано замужества, и  молодые
женщины отдавались свободно.  Обжорство и лень  царили  на земле, мужчины  в
праздности своей желали  бы не ходить, а только удобно сидеть, ублажая  себя
покоем.
     Мужчины соединялись с мужчинами, женщины погрязли в нечистых поступках,
и люди этому  потворствовали.  Брат  поднялся  на  брата, бедный шел  против
богатого, черный против белого,  иудеи и неиудеи равно пестовали ненависть в
своих сердцах.
     И  никто не обращал взоров к Всевышнему, чья доброта так щедро  одарила
людей. Никто не взывал к Господу, хотя даже кладбища вещали им, что этот мир
и мир, за ним грядущий, предназначены для их успокоения.
     Лишь немногие предупреждали: "Покайтесь, покайтесь, покайтесь!" Но были
они прокляты за свою правду, изгнаны с хулой и поношением".
     - Гоните отсюда этих психов! Господи, разве эти недоношенные ублюдки не
видят,  что здесь  идут  эти  чертовы  похороны?! - вдруг  вырвалось из  уст
шерифа.
     Похоронная  церемония  застопорилась.  Все  уставились  на  Уайта.  Его
помощники препроводили к выходу пятерых молодых хиппи
     - Простите, - пробормотал он, глупо ухмыляясь, и снял шляпу. - Кажется,
я говорил слишком громко. О, еще раз извините, у  вас ведь  снимать шляпы не
принято... Хе-хе...

     На  похоронах  этого  еще  не  знали, но человек по имени Римо каким-то
образом  уже приобрел  через  посредника универсальный  магазин  Файнштейна.
Частный дом  Файнштейна  также  был  продан  ему,  но  миссис  Файнштейн  не
запомнила имени покупателя. В этот день она навсегда покидала Сан-Эквино, ее
дочери были уже замужем и жили отдельно, а теперь, когда не стало и Харриса,
здесь  было слишком много примет прошлой  счастливой жизни, чтобы сердце  ее
могло выдержать их сладостную горечь.
     Друзья покойного  Файнштейна обнаружили, что его  универсальный магазин
продан какому-то чужаку,  примерно в то же самое  время,  когда и новый  его
владелец узнал о своем приобретении.
     -  Универсальный  магазин? Вы  что, свихнулись? Я ничего  не  смыслю  в
универсальных магазинах!
     Римо   постучал  пальцами   по  нагретому   солнцем  приборному   щитку
арендованного  автомобиля. Он  не глядел  на доктора  Харолда В.  Смита,  он
смотрел  вперед,  на  чистенькую, ухоженную  долину,  изнывавшую  под жарким
калифорнийским  солнцем.  Смит  встретил  Римо  в  аэропорту  Лос-Анджелеса;
единственный свой чемодан Римо положил на заднее сиденье. Чиун ехал  за ними
в  другом,  тоже  арендованном  автомобиле,  едва  вместившем  его  сундуки,
телевизор и видеомагнитофон.
     -  Вам и не нужно ничего  знать об  универмагах. Управляющему  сказано,
чтобы он вел дела в магазине до тех пор, пока вы не будете  готовы принять в
них участие. Скажем, через два - три месяца. Времени у вас будет достаточно.
Больше даже,  чем  вам  может  потребоваться, поскольку план  наш достаточно
прост.
     - И, как всегда, ставка в нем - моя жизнь!
     -  Как  вам  уже  известно, кто-то  потребовал  от  граждан  Сан-Эквино
ежемесячно  выплачивать  восемь  тысяч  долларов  в  качестве  страховки  от
землетрясений.  Вы  наследуете  положение  Файнштейна  в  этом  городе.  Вас
попросят участвовать  в этом  деле. Ведите себя так,  будто  слышите  о  нем
впервые, но вместе с тем  постарайтесь  создать какие-нибудь  осложнения для
тех, кто устраивает землетрясения. Ну,  а когда они возьмутся за вас... - Он
не закончил фразы. - Вот-вот может разразиться национальная катастрофа. Если
эти люди  передумают или если их  что-то  вспугнет,  они вызовут  сильнейшее
землетрясение. Это будет величайшей трагедией в нашей истории.
     - Второй величайшей трагедией, - заметил Римо.
     - Какая же была первой?
     - Когда человек спустился с дерева, - ответил Римо Уильямс.
     -  Будьте  посерьезней.  Как  вы  думаете, зачем мы  приставили  к  вам
преподавателя геологии? Потому  что мы уже пару месяцев следим за всем этим.
И  никак не  можем установить,  кто или  что  это  такое.  Но теперь,  после
убийства   Файнштейна  и  Мак-Эндрю,  дело  приняло  другой   оборот.  Люди,
вызывающие землетрясения, готовы убивать.
     -  Почему вы думаете, что за этим действительно  стоят какие-то люди? -
спросил Римо. - Может быть, это совпадение.
     - Нет, - сказал Смит. - Подземные  толчки,  как показывает  изучение их
частоты,  прекратились по всему штату. Эти люди действительно могут вызывать
и предотвращать землетрясения.  Что и  делает их опасными.  Слишком опасными
для общества.
     - Не слишком ли вы полагаетесь на меня?
     - Вы что-нибудь усвоили по геологии? - спросил Смит.
     - Немного, - ответил Римо.
     - Ладно, в  этом округе есть учреждение, которое называется  институтом
Рихтера. Его возглавляет человек по имени доктор Сайлас Форбен. Его называют
"Доктор Куэйк"  - "Доктор Землетрясение". Последние пару лет у него не все в
порядке  с  головой, но  все-таки  он  знает  о  землетрясениях  больше, чем
кто-либо  другой  из ныне живущих. Мак-Эндрю и  Файнштейн собирались ехать в
его  институт.   Если  вам  нужно   будет   узнать  что-нибудь  относительно
землетрясений, обращайтесь к нему.
     - А может быть, это он их вызывает? - поинтересовался Римо.
     -  Может быть, - ответил Смит,  но в  голосе его  звучало  сомнение.  -
Держите  меня в курсе всего, что вам удастся выяснить. Вероятно, мы направим
сюда группу геологов, если появится что-либо по  научной части. А когда  они
закончат работу, вам, возможно, придется позаботиться и о них...
     - Вы не меняетесь, доктор Смит.
     - Вы тоже не ангел, Римо.
     - А я никогда и не напрашивался на эту работу.  Помните, как меня ни за
что   ни  про  что  обвинили  в  убийстве   человека?  Чуть  ни  казнили  на
электрическом стуле, черт возьми! Помните? И очнулся я уже в вашей тихонькой
скромной  организации,  где подставивший меня  сукин сын  пудрил  мне мозги,
убеждая,   что   ради  Америки  можно  пожертвовать  жизнью.  Так  и  вышло.
Пожертвовали. Его жизнью. Помните? Знаю я все эти делишки. И  знаю, что вы -
сукин сын. И я тоже. Вам, конечно, на это наплевать, зато мне - нет.
     Римо смотрел на цветущий сельский пейзаж Калифорнии, но  не  видел его.
Взгляд его был обращен куда-то внутрь себя, где копилась ненависть.
     - Предполагается, что Чиун поработает вместе с вами, - сказал Смит.
     - Он не из тех, кто подчиняется. Тем более, что я американец.
     - И что?
     - Американец, но не такой как вы.
     - Простите, -  сказал Смит, - но  вы прекрасно  справляетесь  со  всеми
поручениями.
     -  Это  первая  похвала,  которую  я от вас  слышу, и  она мне  кажется
омерзительной.
     Вскоре они добрались до большого загородного дома с  ухоженной лужайкой
перед  ним,  кругообразной подъездной  дорожкой  и  прекрасной  керамикой  в
греческом  стиле  у   входной  двери.  Подъездная  дорожка  была  заставлена
автомобилями.  Судя по гостям, стоявшим на лужайке с бокалами в руках, прием
был в самом разгаре.
     - Похороны должны были состояться вчера, - произнес Смит.
     - Вы что-то упомянули насчет легких, выдавленных через рот?
     - Да, каким-то образом убийство связано с давлением, - ответил Смит.
     Римо нашел это очень любопытным. Потом его осенило:
     - А почему похороны были вчера? Что за спешка?
     -  По еврейским обычаям  умерших  хоронят в  течение  двадцати  четырех
часов.  Кроме  того,  тело  было  сильно изуродовано. Вероятно,  следователю
потребовалось бы  слишком много  времени, чтобы установить  причину  смерти.
Газеты  объявили  о случайном отравлении, так что  делайте вид, что и вы так
считаете.  Между прочим,  вот...  -  сказал  Смит,  незаметно передавая Римо
бумажник, казавшийся подержанным, хотя Римо знал, что в  действительности им
еще никто не пользовался,  на нем не было ни малейших  признаков, которые бы
выдавали его происхождение.
     - Теперь  вы  -  Римо  Бломберг.  Вы решили заняться  бизнесом  в сфере
универсальной или,  как они это называют, розничной  торговли. Ваши родители
давно  умерли, оставив вам кучу денег.  Вас  вырастила  тетя Этель из Майами
Бич.  Вы немного знаете этот район. Никому не давайте полного имени и адреса
тети. Просто упомяните, что у вас есть тетка. Пусть вас не  тревожит, что вы
не  будете ходить в  синагогу и употреблять кошерную  пищу. Вы - современный
еврей.  Если  вас  попросят  сделать  пожертвование -  давайте,  и никто  не
усомнится в том, что вы - еврей.
     - Когда-то я знал одного израильского агента. Правда, недолго.
     - Они - люди совершенно иной культуры. Не думайте об этом.
     Смит свернул на подъездную  дорожку, и  сразу же,  будто это  послужило
сигналом, гости начали расходиться.
     -  Мне кажется, они задержались здесь, чтобы выпить прощальный бокал, -
предположил Смит. - Этот  дом  теперь ваша  собственность,  так  же,  как  и
универсальный магазин. Все оплачено  полностью. Уже  поздно, и я должен  вас
покинуть. А вот и Чиун.
     Смит  остановил  машину  перед  домом. Сзади  остановился  арендованный
лимузин. Водитель выскочил из машины и распахнул заднюю дверцу перед хрупким
азиатом, облаченным  в длинные  зеленые одежды. Он  помог старику  дойти  до
входной двери. Чиун вежливо  поблагодарил его.  Шофер вытащил  из  багажника
автомобиля три  громадных сундука  и поставил их  на тротуар,  рядом  с  уже
стоящей там телевизионной аппаратурой. Потом  он жестом показал старику, что
тот может пока присесть на чемодан, и помог ему опуститься на багаж.
     Римо  покачал головой. Чиун опять разыгрывает из себя немощного старца.
Он часто  прибегал  к этой уловке,  чтобы заставить людей поднести его багаж
или  перетащить  с  места  на место  какие-нибудь  вещи. Тем,  кто  на  него
трудился,  он разумеется, не говорил, что мог бы согнуть  их в бараний  рог,
если бы только  захотел.  Не сообщал  он  и  о  том,  что  является Мастером
Синанджу, для которого все люди - не более чем двигающиеся мишени.
     Однажды, когда женщина, несущая  покупки Чиуна, потеряла ключи от своей
машины, он так нажал на металлическую ручку дверцы,  что она открылась и без
ключа.  Женщине  он сказал,  что машина была не  заперта. Однако механикам в
гараже потребовалась целая неделя, чтобы заменить замок.
     Наслаждаясь  ласковым  теплом  вечернего  калифорнийского  солнца, Чиун
опять разыгрывал из себя  беспомощного старика. Похоже,  он даже ожидал, что
его внесут в этот дом на руках.
     Смит  снова  взглянул  на  часы.  Римо  взял  с  заднего  сиденья  свой
единственный  чемодан  и  вышел  из машины.  Когда  он  обернулся,  Чиуна на
сундуках уже не  было. Он  стоял  на дорожке  рядом с  одетой  во все черное
женщиной и поклонами выражал ей свои соболезнования.
     Римо   взглянул  на   опрятную,   ухоженную  лужайку  перед  домом,  на
расходившихся  с  траурной церемонии людей, и внезапно  подумал: почему люди
так  скорбят,  когда  кто-нибудь  умирает,  будто  это  случайно свалившееся
несчастье? Ведь такова неизбежная доля каждого.
     А что касается  этих людей, подобная участь может  постигнуть  их очень
скоро  -  все  зависит  от  того, насколько  успешно он, Римо, справиться  с
заданием. Он увидел, как семь темных птиц внезапно поднялись с тополя, будто
их спугнула кошка.  Но он знал,  что причиной  тому  может быть  и небольшое
сотрясение почвы. Птицы чувствуют такие вещи лучше всех.
     Сколько  же  землетрясений  происходит  в Калифорнии за год? Пусть даже
слабых. Самых  слабых смещений земной коры. А что  же люди?  Люди при этом -
будто жучки, посаженные в бутылку, которую ребятишки заткнули пробкой. Может
быть,  дети  вспомнят  о них и приоткроют пробку, чтобы  им было чем дышать.
Может быть. Тогда жучки, возможно, еще поживут.
     Сейчас все  они  - как жучки в закрытой  бутылке, только  проблема не в
воздухе. Кто-то собирается раздавить эту бутылку ногой. Вместе с жучками.



     В ту ночь добротно построенные дома не пострадали. В них только  слегка
закачались  люстры. Ходивший  босиком по каменному полу  своей  комнаты Римо
ничего не почувствовал. И  Чиун, спавший на циновке на полу в своей спальне,
даже не пошевелился.
     За домом  на лужайке  встревоженно замяукала кошка.  Римо посмотрел  из
окна   на  черно-синее  безлунное   небо  и   почувствовал  себя  совершенно
беспомощным  и очень одиноким. Его охватил вдруг  такой страх,  какого он не
испытывал с тех пор, как начал тренироваться у Чиуна.
     Закрыв глаза, он на какое-то время полностью отключился от всех мыслей.
Когда он опять открыл их, то снова был спокоен. "Слишком возбужденный мозг -
это  кинжал в  собственное сердце"  - так в  старину  говорили  в  корейской
деревне Синанджу, откуда был родом его учитель - Мастер Синанджу.
     Однако  другие  дома в ту  ночь  оказались не  столь  безопасны для  их
обитателей.  Они  не  были  прочными  и  надежными  и  не  могли  похвастать
водопроводом, кондиционерами или центральным отоплением.
     Это были  дома  сборщиков винограда, приезжавших в Сан-Эквино  весной и
летом  на  заработки и уезжавших  после сбора  урожая. Здешний  виноград был
очень сладким и шел на производство самого лучшего в Америке вермута.
     Вот  почему   той   ночью  хозяева   виноградников  даже  не   заметили
землетрясения,  а сборщики  винограда  ощутили  его  на  собственной  шкуре.
Подземные толчки, качнув люстры в домах первых, разрушили стены, сколоченные
из  листов  жести,  и  оторвали сбитые  гвоздями  брусья  и  балки,  которые
поддерживали крыши лачуг.
     В  ту ночь в  Сан-Эквино  три такие  лачуги обрушились,  как  карточные
домики.
     В оставшихся  хибарах  заморгали  голые  электрические лампочки. Люди в
нижнем  белье и ночных  рубашках, некоторые  в одних подштанниках, с воплями
выбегали из своих жилищ.
     Удушливая  пыль  взметнулась  над  кучами  металлических  и  деревянных
обломков.
     Кто-то кричал по-испански:
     - Мужчины, скорее! Помогите!
     Из-под рухнувшей  балки из последних  сил тянулась полная окровавленная
рука, и слабый голос умолял по-испански: "Пожалуйста, пожалуйста, спасите!"
     - Сюда! Помогите приподнять  балку!  - кричал босоногий мужчина в одних
подштанниках.  Было прохладно, но тело его блестело  от  пота. Напрягая  все
силы, он пытался приподнять и отодвинуть тяжелую перекладину.
     Из-под  другой  груды  металлических, деревянных обломков и кусков толя
раздавался детский плач.
     Ребенок  кричал,  пока  мужчины  руками растаскивали остатки рухнувшего
жилища. Он кричал, когда уже подошли краны и тракторы из Сан-Эквино. Ни один
человек из  стоявших  вокруг  не мог остановить этот  плач, взять ребенка на
руки  и успокоить его, и  люди, пытавшиеся разобрать завал, чувствуя страх и
ощущая свое  бессилие,  злились на это строение, которое недостаточно быстро
поддавалось их усилиям, и на ребенка, которого они никак не могли найти.
     К  середине ночи крик прекратился, и, когда тело мертвого ребенка  было
освобождено из  тесного  искусственного  чрева, случайно  образовавшегося от
падения  балки на стол, сборщики  винограда в гнетущем молчании разошлись по
своим лачугам.
     На  следующее  утро  они не вышли на поля, хотя солнце стояло  высоко и
была  "самая  лучшая  погода  для  работы",  как  говорили  целые  поколения
сборщиков урожая.
     - Черт! - бормотал себе под нос шериф Вейд Уайт. -  Трусливые латиносы,
"мокрые спины". Всего боятся!
     Он  прибыл на место несчастья  только утром. Ночью, узнав  по телефону,
что от  стихийного бедствия не  погиб  ни  один  белый,  он  спокойно  пошел
досыпать.
     -   Что,  они  не  хотят  идти  на  поля?  -  спросил   Уайт  владельца
виноградников Громуччи. - Проклятие, вы думаете, их подстрекают коммунисты?
     -  Нет, - отвечал Роберт Громуччи. Он высунулся из окна своего розового
"эльдорадо" с откидывающимся верхом  и  взглянул на шерифа  Уайта, делавшего
какие-то  пометки. -  Прошлой  ночью  погибло семь  человек,  - напомнил ему
Громуччи.
     - Все латиносы, не так ли?
     - Все американцы, приехавшие из Мексики.
     - Значит семь. А сколько разрушено лачуг?
     - Все сведения у вашего заместителя.
     - Да, конечно. Я просто хотел уточнить некоторые детали.
     - Рабочие сегодня волнуются, - сказал Громуччи.
     -  В  добрые старые времена  мы знали как  управиться с  ними, Боб,  но
сегодня я ничего не могу для вас сделать. У меня связаны руки, понимаете?
     - Я и не прошу заставлять  их работать,  Вейд. Но они толкуют, что этот
год  - год большого  проклятия или  чего-то там  еще. Боги земли схватятся с
богами разрушения. Ну что-то в этом роде, не знаю точно...
     - Я вижу.  Боб, вы тоже поверили в эту чепуху. Простите, я не хотел вас
обидеть...
     - Нет, - ответил Роберт Громуччи,  владелец виноградников, - я не верю.
А вы, Вейд, выглядите сегодня необычно довольным.
     Это  были  действительно  так.  Ведь  Вейд  Уайт  предупреждал  граждан
Сан-Эквино -  этих господ - Карпвелла,  Ракера,  Бойденхаузена, -  что будет
землетрясение.  Наказание за  поездку Файнштейна  в Вашингтон  и  за то, что
правительство прислало сюда Мак-Эндрю. Говорили же им: никуда не ездить и не
принимать никаких представителей федеральных властей.
     - Да нет, не больше, чем всегда, Боб, - ответил  Уайт. - Просто добрый,
старый,  необразованный  провинциал  и  деревенщина  Вейд  Уайт  не   всегда
ошибается и имеет право иногда порадоваться.
     - Но, Вейд, сегодня же погибли семь человек.
     - Ну и что, наймите других. Увидимся позже, Боб. Будьте осторожны.  Мои
приветы хозяйке, - прокричал Уайт, пятясь назад.
     Он  плюхнулся  на   сиденье  своего  украшенного   шерифскими  звездами
"плимута" и  покатил по  пыльной  дороге, ведущей от  виноградника к  шоссе,
движение по которому становилось все оживленнее.
     Уайт что-то удовлетворенно  насвистывал, спускаясь по горному  шоссе  к
мотелю   "Ковбой",  постояльцы   которого  только   еще   рассаживались   по
автомобилям,  многие без  багажа. Затем  он проехал мимо стоянок подержанных
автомобилей  и автомобильных  моек  и  миновал  торговый  центр Эквино,  где
выделялся универсальный магазин Файнштейна.
     Он подумал, не изменит ли новый хозяин название магазина на  "Универмаг
Бломберга" или  "Римо". Этот парень кажется  вполне нормальным, хотя о таких
людях никогда  нельзя  сказать  ничего  определенного.  Взять  хотя  бы  его
слугу-азиата. Ведь ясно, что никакой он не слуга. У него даже не хватило сил
внести багаж  в  дом. Шерифу Уайту, подъехавшему туда как раз  в это  время,
пришлось приказать своему заместителю взять это на себя.
     Нет, если подумать, новый владелец универмага выглядит ненормально, ну,
как розовый банан, например. Для чего ему, скажем, этот восточный старик? Он
явно не слуга. Уж больно хил. Возможно, и месяца не протянет.
     Неужели  эти  мелкие узкоглазики бьют нас  во Вьетнаме? Нет. Шериф Уайт
знал, кто бьет Америку во Вьетнаме. Сама Америка бьет там Америку.
     Но шериф Уайт был  к тому же неплохим политиком. И когда он подъехал  к
закусочной рядом с офисом Карпвелла, он решил держать при себе мысли о войне
во Вьетнаме, о том, кто  на самом деле несет ответственность за все, что там
происходит,  и  насчет Римо Бломберга  тоже -  держать  при  себе и  крепко,
запечатанными.
     Кофе  в  "Андрополосе" был  сегодня  утром  отличный. Черный  и в  меру
горький,  с  сахаром  и  сливками  -  совсем  не  то,   что  подают  обычным
посетителям: и вкус, и запах - что надо.
     - Герти, мне пирог "а ля мод" с вишневой начинкой и ванильное мороженое
со сливочными помадками, - сказал шериф  Уайт официантке за стойкой. Ей было
уже за  тридцать.  Внешность ее говорила о  множестве  ночей,  проведенных с
посетителями,  которым  на  вопрос,  чем "она занята  сегодня  вечером после
работы, она слишком часто отвечала: "Ничем особенным".
     Такой была Герти. Посетители отпускали в ее адрес пошлые шуточки, а она
в ответ только смеялась. Они щипали ее, и иногда она даже злилась, но злость
эта на самом деле мало что значила. Ведь это же Герти!
     Герти  первой  узнавала все последние  новости  в  Сан-Эквино.  Из всех
официанток она получала самые хорошие чаевые.  Герти - шериф Уайт знал это -
имела немалый счет в банке.
     Он водрузил  свой толстый зад на красный виниловый стул у стойки, почти
полностью  закрыв его своей плотью, облаченной  в ткань цвета хаки, поставил
локти на стойку и рыгнул.
     Герти принесла пирог "а ля мод".
     - Слышали, семеро  погибли прошлой ночью у Громуччи, - сказала Герти. -
И один ребенок. Говорят, дитя кричало всю ночь напролет. А потом замолкло. И
когда его откопали, ребенок был мертв. Девочка. Ее мать и отец тоже погибли.
И один  из ее  братьев.  Из всей  семьи спаслись только  трое детей.  Лачуги
просто настоящий позор для города, не правда ли, Вейд?
     -  Послушай, - начал Уайт, и его мясистое лицо стало краснеть. - Я съем
этот пирог. Я съем это мороженое. Но когда в следующий раз я закажу вишневый
пирог "а ля  мод"  и ванильное  мороженое  со сливочными  помадками, я  хочу
получить   именно  вишневый  пирог  и  ванильное  мороженое   со  сливочными
помадками. Не просто мороженое со взбитыми сливками.
     Шериф Уайт со злостью ткнул вилкой в бело-коричневое  мороженое.  Зубцы
ее оставили в нем сквозные отверстия.
     - Ну, уж это слишком, Вейд.
     Шериф Уайт помахал своей вилкой  перед  самым носом Герти,  но все-таки
так, чтобы не задеть макияж на ее лице. Тогда ему пришлось бы просить другую
вилку.
     -  Говорю тебе,  я уже  третий  раз  в  этом  году  заказываю ванильное
мороженое со сливочными помадками, а получаю со взбитыми сливками.
     - А как же с людьми, которые погибли ночью, Вейд?
     - Подавая мне не то, что я заказываю, ты их не вернешь.
     - Вы же не платите.
     - Я заплачу. Принеси мне сливочные помадки.
     - Они кончились. Хотите чего-нибудь другого?
     - Тогда не надо. Сойдет и это.
     Герти, не обращая внимания на его  грубость, продолжала стоять рядом  с
Уайтом.
     - Говорят,  "мокрые  спины" толкуют между  собой о  смерти. Что им было
сделано предупреждение. Думают, что, может, им лучше вернуться домой.
     Шериф Уайт осушил свою чашку и пробурчал:
     - Скатертью дорога. Пусть убираются.
     - А кто же будет собирать виноград?
     - Сами американцы.
     - За эту плату?
     -  Тогда надо купить  машины. Они  не воняют,  как эти "мокрые  спины".
Машину можно поставить в гараж. Она не захочет сидеть с тобой в кино. Машины
подчиняются приказам.
     - Ну, не в наши дни, - засмеялась Герти.
     Шериф тоже усмехнулся.
     - А что за парень купил универмаг Файнштейна? - спросила Герти.
     - Римо Бломберг?
     - Ну. Я видела его сегодня утром по пути на работу.
     - В пять утра?
     - Ага, -  подтвердила Герти. -  Он был на  своей  лужайке  перед домом,
делал какие-то идиотские упражнения, сроду таких не видела.
     - Правда?
     - Ага. Что-то ненормальное. Конечно, было еще не очень  светло, поэтому
я не совсем уверена, но, похоже, он очень быстро бегал. Действительно, очень
быстро.  Быстрее, чем  любой,  кого я когда-либо видела.  А  потом он  будто
наталкивался  на стену и круто менял  направление. И делал это как будто без
помощи ног. Как  в мультиках или в старых фильмах. Он  мелькал  то здесь, то
там, потом - раз -  совсем в  другом месте.  Самая  чудная  штука,  какую  а
видела.
     А  потом  лег  на  землю,  -  продолжала  Герти,  -  и,  похоже,  начал
вибрировать или  что-то в этом роде. А затем  он опять сделал самую странную
вещь, какую я видела.  Да, да, за всю свою жизнь. Ведь я много чего повидала
в "Ковбое" и  в других местах,  и нигде ничего подобного  не было.  Он лежал
вниз  лицом на газоне и вдруг оказался в воздухе,  сделав  сальто назад. Как
кошка. Честное слово!
     Рассказывая это, Герти нервно теребила тряпку, которой вытирала стойку,
и пристально вглядывалась в глаза шерифа Уайта.
     Шериф протянул чашку, чтобы она налила ему еще кофе. Герти  повернулась
к постоянно  гревшемуся кофейнику  и  наполнила чашку. Уайт добавил  сахар и
натуральные сливки.
     - Что вы скажете об этом? - спросила Герти.
     Уайт поманил ее  вилкой поближе  к себе. У него, кажется, тоже была для
нее некоторая информация.
     - Он гомосексуал. Педик. Возможно, занимается балетными танцами.
     - А вы не разыгрываете меня? - спросила пораженная его словами Герти. -
Никогда в жизни не подумала бы.
     - Можешь быть уверена.
     - Значит, не  разыгрываете? - повторила  Герти, вполне  удовлетворенная
тем, что услышала. Затем, помолчав, добавила:  - Понимаете, я знаю, да и все
в городе тоже знают, что случилось на самом  деле с Файнштейном и тем другим
парнем. Да-да, знаю, отравились  и  все такое. Но на самом  деле  их нашли в
мотеле голыми. Они  не были гомиками, если вы так думаете. Это я точно знаю.
Они были там с двумя потаскухами.
     - Да нет.
     -  Да, - уверенно сказала Герти. - Они занимались там настоящим мужским
делом в компании со шлюхами.
     - В мотеле "Ковбой"?
     - Ну, вы же знаете...
     - Нет.
     - Да-а, - сказала Герти заговорщицким тоном, - с целой компанией шлюх.
     - О, - тупо произнес Уайт, уронив вилку на тарелку. - Этого я не знал.
     Шериф  Уайт, сидя  в закусочной, дождался, пока  перед  офисом  Лестера
Карпвелла остановился  серебристый  "роллс-ройс".  Пусть  Герти  думает, что
хочет, думал он, переходя улицу и окликая Карпвелла. Он-то хорошо знает, как
погибли эти двое. От чьих рук. И это ему очень не нравится.
     Он догнал Карпвелла только у самого входа.
     -  Мне  нужно  немедленно  переговорить с  вами,  -  выпалил  шериф.  -
Землетрясение этой  ночью -  предупреждение.  Мне опять звонили.  Нам  нужно
кое-что сделать.
     -  Первое, что нам нужно сделать, - спокойно сказал Карпвелл, - это  не
кричать  об этом на улице.  Поговорим сегодня после обеда.  Я думаю, мистеру
Римо Бломбергу  пора узнать, какие расходы  ему  придется нести  в  качестве
нового хозяина универмага Файнштейна.



     Шериф  Уайт  сам  отправился  за новым хозяином универмага  Файнштейна.
Магазин  работал под  наблюдением  управляющего, а новый владелец там еще не
появлялся.  Карпвелл лично пригласил  Римо по телефону.  Уайта предупредили,
чтобы  он  вел себя  повежливее,  давая  тем  самым понять  новичку, что  он
находится в Сан-Эквино среди друзей.
     Ведя машину по извилистому шоссе, шериф Уайт чувствовал себя смертельно
уставшим. Смешно, но он все еще думал об этом доме, как о доме Файнштейна. С
трудом преодолев несколько ступенек перед парадной дверью, он позвонил.
     Дверь открыл маленький азиат.
     - Хозяин дома? - спросил Уайт.
     -  Да, - ответил Чиун, Мастер  Синанджу, обладатель  высших тайн боевых
искусств, наемный  убийца-ассасин, своим  ремеслом  поддерживающий корейскую
деревушку Синанджу, так же как  поддерживали ее его  отец  и отец  его отца,
продавая свои  страшные  услуги  тем,  кто  имел достаточно денег, чтобы  их
оплатить.
     - Могу я поговорить с ним?
     - Вы с ним и говорите.
     - Я имею в виду мистера Бломберга.
     Шериф Уайт  смотрел на азиата. Тот слегка улыбнулся и  отвесил  смешной
поклон. Хилый старикашка, подумал Уайт.
     Смешно, он даже не пригласил  его  войти. Как только  старичок бесшумно
заскользил в глубь дома, чтобы привести своего странного хозяина, Уайт решил
войти.
     Но внезапно, к своему удивлению, он почувствовал острую боль  в животе,
будто рука маленького человечка, идущего впереди, спиной к Уайту, неожиданно
всадила в него нож.
     - Вас не приглашали войти, - услышал шериф Уайт.
     Маленький азиат даже не замедлил своего скользящего шага, так и оставив
нож в животе  Уайта. Последний настолько был уверен в этом, что даже  боялся
взглянуть. Он схватился рукой за то место, где ощущал обжигающую боль и где,
он точно это знал, должна течь кровь.
     - О, милосердный Иисус, не надо! - простонал шериф. Он осторожно ощупал
ужасную рану. Крови еще не было. Но рука не решалась двинуться дальше. Чтобы
не  упасть, ему пришлось прислониться к дверному косяку.  Он  застонал, моля
Бога  о том, чтобы  тот,  другой, белый,  пришел к  нему на помощь. Затем он
услышал, как кто-то, должно быть Римо Бломберг, спросил:
     - Чиун, слушай, в чем дело?
     - Ни в чем, - ответил голос азиата.
     - Но шериф, похоже, думает иначе.
     -  Я знаю,  если бы я убил его,  ты  был  бы огорчен. Но разве от  тебя
дождешься благодарности  за то,  что  я забочусь о твоем спокойствии? Нет, я
получаю одни упреки.
     О  чем,  черт их побери,  они толкуют, подумал  Уайт. Эта  подлая дрянь
воткнула в меня нож!
     - Откиньтесь назад, - услышал  он  голос  белого  человека. - И уберите
руки с живота. Вот так. Глаза пока не открывайте.
     Шериф Уайт почувствовал еще  более острую боль,  будто по ране хлопнули
ладонью,  засаживая  нож еще  глубже. И вдруг  боль совершенно исчезла.  Это
ощущение было так прекрасно, что на глаза его невольно навернулись слезы.
     Он решил теперь  посмотреть  на нож, который  белый человек  только что
вытащил из  него.  Но никакого ножа не было. Не было и раны.  На  рубашке не
оказалось никаких следов. Просто чудеса. Он всегда знал, что евреям известны
секреты чудесных исцелений.
     - Благодарю, благодарю вас, - повторял шериф, приходя  в  себя. - А что
вы сделали с ножом?
     - С каким ножом?
     - Которым этот проклятый азиат ударил меня!
     - Да не было никакого ножа!
     -  Я  знаю,  как болит ножевая  рана, мне это знакомо. Я обвиняю  этого
маленького мерзавца в  попытке  покушения на должностное лицо с  применением
смертельно опасного оружия.
     - Вы чувствуете какую-нибудь боль?
     - Не-ет.
     - У вас есть какая-нибудь рана?
     - Похоже, нет.
     - В таком случае, как вы докажете, что он ткнул вас ножом?
     - У нас есть для этого способы, - ответил шериф Уайт, подтягивая пояс с
пистолетом.
     -  Послушайте,  он  вас  не  ранил, а  лишь  воздействовал  на  нервные
окончания под вашей кожей. Это больно. Но безвредно.
     - О, -  только и  сказал шериф  Уайт,  пристально  глядя  мимо  Римо на
хрупкое  создание,  тихо стоявшее в спокойной, непринужденной  позе  рядом с
вазой,  будто  они были сделаны из одного куска фарфора. Потом, обращаясь  к
престарелому  азиату,  шериф  загрохотал:  -  Послушай,  приятель,  если  ты
когда-нибудь  захочешь  повторить  эти паршивые  штучки с нервами, животом и
прочей ерундой, ты за это получишь! Слышишь? И не говори  потом,  что я тебя
не предупреждал!
     И  снова  эта проклятая  усмешка. Странная усмешка  на лице  этого Римо
Бломберга  и его азиата. Точно такие же ухмылки он видел у  них днем раньше,
когда  они только приехали. Заметив зарубки на  рукоятке его пистолета, они,
словно два педераста, обменялись между собой вот такими дурацкими улыбками.
     -  Это относится и  к вам,  мистер Бломберг.  Конечно, речь  не идет  о
неуважении и все такое. Но до чего можно дойти, если не соблюдать законы?
     - Зовите меня просто  Римо, - миролюбиво сказал молодой человек,  новый
хозяин универмага Файнштейна.
     - Хорошо, Римо, - откликнулся шериф Уайт.
     Когда  они  сели в  автомобиль, шериф, признавшись,  что  не  больно-то
хорошо  разбирается  в еврейских  именах, поинтересовался: что означает  имя
"Римо"?
     - Это не совсем еврейское имя, - ответил Римо.
     - Да? А какое же?
     - Это  долгая история, -  сказал Римо.  На нем  была  белая  спортивная
рубашка и синие слаксы, на ногах - мягкие итальянские ботинки. Чувствовал он
себя превосходно.
     - У нас есть время, - заметил Уайт.
     - Это долгая история, и я не собираюсь ее рассказывать,  - ответил Римо
и улыбнулся.
     - Ну, хорошо. Если  это личное... Но вы скоро поймете, что здесь у нас,
в Сан-Эквино, такие люди, что знают все  друг о друге. Понимаете, что я имею
в виду?
     - Нет, - ответил Римо. Дальше они ехали молча. В здание, где размещался
офис Карпвелла, их впустил ночной охранник.
     Пройдя мимо пустых столов на  первом этаже, они  оказались в  приемной,
дверь  которой  была  открыта.  Уайт  остановился  перед  толстой деревянной
полированной дверью, украшенной медной инкрустацией.
     Дверь открылась, и Лестер Карпвелл Четвертый, одетый в  темный  деловой
костюм, с уверенной и открытой улыбкой, смягчавшей озабоченное выражение его
лица, приветствовал Римо крепким рукопожатием.
     - Рад познакомиться, но огорчен,  что приходится  встречаться при таких
обстоятельствах, - сказал он.
     Римо сделал удивленный вид,  хотя на самом деле ничуть не  удивился. Он
пожал  руку Карпвелла и заметил презрительный взгляд Уайта, брошенный на его
вялую кисть.
     - Да, обстоятельства затруднительные, -  пояснил Карпвелл. -  Я  сейчас
вам все объясню, мистер Бломберг.
     Римо обратил  внимание  на  двух  мужчин  средних лет,  стоявших  около
длинного  темного  стола  для  совещаний.  Один  из них  был  одет  довольно
небрежно, другой  - более  официально.  Кабинет  освещался теплым желтоватым
светом,  придававшим  встрече  несколько  таинственный  вид.  Он  знал,  что
последует  дальше,  но отлично помнил, что  должен вести себя  как  человек,
чрезвычайно удивленный всем происходящим.
     - Называйте меня просто Римо, - сказал он.
     Карпвелл  любезно провел  его  к  столу и  поочередно  представил Дорну
Ракеру: "Называйте его просто Дорн"  и Митчелу  Бойденхаузену:  "Зовите  его
просто Сонни". Здороваясь с ними обоими, Римо заметил, с какой насмешкой они
посмотрели на его вялую руку. Поняв, что он уловил их взгляд, они попытались
скрыть свое замешательство под маской притворной доброжелательности.
     Заметил Римо и обращенный к потолку взор шерифа Уайта, явно говоривший:
"Боже, еще одно жалостливое сердце!" Ну что ж, прекрасно.
     Он удобно расположился в одном  из коричневых кожаных кресел,  стоявших
вокруг  стола.  Кабинет  был  пропитан  устоявшимися за  сотню  лет запахами
старинного дерева отличной полировки и кожи высшего качества. Иногда кое-кто
пытается за один день создать  подобную атмосферу солидного консерватизма  и
обнаруживает,  что  это невозможно.  Можно  купить  столы,  лампы и  кожаную
мебель,  можно  даже сделать  камин и  повесить портрет за столом  на  стене
кабинета.  Однако  очень  скоро  обнаруживается,  что   хозяину  не  хватает
безошибочного вкуса многих поколений богачей.
     Римо положил ногу на  ногу  несколько более элегантно,  чем  следовало.
Чиун часто  предупреждал его, что никогда не надо переигрывать. В ситуациях,
подобных сегодняшней, Чиун охотно прибегал к актерским приемам. А ему, Римо,
нужно играть сейчас роль простодушного, наивного человека, этакого невинного
цветочка. Выпустить когти никогда не поздно.
     Как учил его  Чиун,  Римо  старался  определить  сущность  этих  людей.
Уловить особое чувство опасности, исходящее от потенциального убийцы. Иногда
Чиуну удавалось почувствовать  склонность к  насилию в сердце того или иного
человека  и совершенно точно  вычислить, в какой мере  эта  тяга  может быть
реализована.
     Как-то  ночью  в  ресторане в Канзас-сити Чиун предложил  Римо мысленно
прощупать толпу посетителей и определить, кто из них представляет опасность.
Римо отобрал  троих мужчин, но  так и  не смог  сузить свой выбор до  одного
человека.  Вечер  еще  не  кончился, когда какая-то  старая  дама  в шляпке,
украшенной цветами, попыталась убить Римо булавкой от  своей  шляпы. Мужчины
оказались совершенно безвредными, А Чиун интуитивно выделил эту женщину.
     Теперь  Римо  пытался сделать то  же самое.  Сидя  за  столом  вместе с
четырьмя мужчинами, он расставил их в уме по степени опасности. На этот  раз
он был уверен, что не ошибся.
     Уайт  мог  бы  случайно  кого-нибудь  убить. Зарубки на  его  пистолете
означают, каким он хочет казаться, а не каков он на самом деле.
     Ракер и  Бойденхаузен выглядели довольно здравыми субъектами, но  могли
бы убить, если бы обстоятельства вынудили их к этому.
     А  вот  Лестер  Карпвелл  Четвертый,  с  красивыми  седеющими  висками,
честными голубыми глазами, с энергичной и одновременно теплой, располагающей
улыбкой  представителя  американской знати...  Этот мог бы спокойно выколоть
вам глаза, даже не испортив себе аппетит.
     -  Здесь, в Сан-Эквино, перед нами возникли серьезные  проблемы, мистер
Бломберг,  -  сказал  Карпвелл,  молитвенно  сложив  руки.  -  Знаете,  наша
местность очень подвержена землетрясениям.
     - Когда я покупал универмаг, меня никто об этом не предупредил.
     - Просто  это считается общеизвестным  фактом.  Вообще-то землетрясения
похожи  на  другие  природные бедствия,  угрожающие человеку.  Ну, например,
можно  попасть под  удар молнии. Можно,  как  говорится, погибнуть, переходя
улицу.
     -  Да,  но  при  землетрясении  улица  переходит   через  человека,   -
откликнулся Римо. - А если у вас есть магазин,  то оно просто сравнивает его
с землей.
     Рима  заметил, как  при этих словах  Бойденхаузен обменялся  взглядом с
Ракером, а шериф Уайт, как подобает настоящему мужчине, сдержанно хрюкнул.
     - И такое возможно, но ведь  землетрясения и  подземные толчки являются
составной  частью жизни в Калифорнии. Хотя, по-моему, от  них пострадало все
же меньше людей, чем в автомобильных катастрофах.
     - Да, в автокатастрофах погибло больше американцев,  чем во Вьетнаме, -
сказал Римо.
     Он побарабанил  пальцами  по  столу, уловив  враждебный  взгляд Уайта и
замешательство   Бойденхаузена  и  Ракера.  Карпвелл  по-прежнему  полностью
сохранял присутствие духа. Да, Карпвелл из тех, кто убивает. Вся эта история
с землетрясениями - его затея. В этом можно не сомневаться.
     - Если вы так к этому относитесь, - заметил Карпвелл, - нам будет легче
договориться.   Мы   можем  гарантировать,  что  у  вас  не  будет   никаких
неприятностей, связанных с землетрясениями.
     - Выкладывайте все начистоту, - сказал Римо.
     Карпвелл рассказал о том, что произошло: как с шерифом Уайтом связались
некие люди,  торгующие страховкой от землетрясений. Причем не в форме оплаты
уже  причиненного ущерба, а за предотвращение землетрясений.  После того как
эти  люди  продемонстрировали  свои  возможности,  самые   богатые  граждане
Сан-Эквино  решили им платить.  Восемь тысяч долларов  в  месяц,  двенадцать
месяцев в году.
     - А что это за люди, которые продают такую страховку? - спросил Римо.
     - Этого мы не знаем, - ответил Лестер Карпвелл. - Шериф Уайт доставляет
им деньги, но он никогда их не видел.
     - Вы  платите громадные деньги и даже не знаете кому? И хотите, чтобы я
поверил в эту чушь?
     - Я действительно никогда  их не видел, - с  жаром произнес шериф Уайт,
наклоняясь  вперед. От лампы, бросавшей желтый свет на его красное лицо, оно
приобрело оранжевый оттенок.
     - Что вы имеете в виду, утверждая, что никогда их  не видели? - спросил
Римо. - Они что - привидения? Или маленькие эльфы? Кто они?
     Уайт начал раздражаться.
     - Я их никогда не видел. Они  позвонили мне  по телефону. Сказали,  где
оставить деньги. Я их там оставил. Вот и все, - сказал он запальчиво.
     - Вы говорили с ними по телефону, - произнес Римо. - Значит, у них есть
голоса. На что они похожи?  На голоса старичков, писклявых  и чавкающих? Или
они говорили через синтезатор? Мужские голоса? Или женские? Что вы за шериф,
если не разобрались даже в этом?
     Уайт привстал и прорычал:
     - Это мужчины,  и я надеюсь, что когда-нибудь  вам еще  придется с ними
встретиться!
     - Все это нисколько не помогает нашей дискуссии, - прервал их перепалку
Карпвелл. Он  пояснил  Римо,  что  четверо самых  богатых граждан Сан-Эквино
договорились  платить  каждый свою долю.  Чтобы  предотвратить панику. Чтобы
обеспечить дальнейшее процветание  всего округа. Они жертвуют  не  такими уж
большими деньгами, чтобы сохранить гораздо более крупные капиталы, вложенные
в   развитие  этого  района.   Все   в  полном   секрете.  Люди,  вызывающие
землетрясения, требовали сохранения тайны.
     - А кто решал, кому платить? - спросил Римо.
     - Думается, решал я, - ответил Лестер Карпвелл.
     -  Вы  ведь  владелец   крупной   банковской   инвестиционной  компании
Сан-Эквино, не так ли?
     - Правильно.
     - Следовательно, вам должно быть известно, у кого есть деньги, так?
     - Так.
     - И теперь, поскольку я владелец  универмага Файнштейна, вы считаете, я
должен подносить вам на блюдечке по двадцать четыре тысячи долларов в год, -
сказал  Римо. Произнося  слова  "вам  на блюдечке",  он  посмотрел прямо  на
Карпвелла.
     -  Это  не  совсем  так,  - ответил  тот,  рассматривая  свои  руки.  -
Понимаете, из-за Файнштейна,  который игнорировал  предупреждение  и сообщил
обо всем в Вашингтон, прошлой ночью нас постигло землетрясение.
     - Я ничего не почувствовал, - заметил Римо.
     - В соответствии со шкалой Меркалли это было  слабое землетрясение, оно
разрушило только непрочные постройки.
     -  Погибло  всего  лишь несколько латиносов - "мокрых  спин".  Из белых
никто не пострадал, - вставил шериф Уайт. Карпвелл поморщился.
     -  Шерифу  Уайту, - продолжал он,  -  сообщили  по  телефону,  что  это
землетрясение  было вызвано в отместку за то, что Файнштейн информировал обо
всем Вашингтон.  И теперь плату повысили. Она  составляет уже четыре  тысячи
долларов в месяц с каждого из нас. Взгляните на это с другой стороны, мистер
Бломберг. Считайте это просто вложением капитала. Вложением выгодным.
     - Если это такое уж выгодное вложение капитала, займитесь им сами.
     -  Послушайте, Римо,  -  сказал Дорн  Ракер, - это  же для нашей  общей
пользы.
     - Прекрасно. Радуйтесь этому. А я платить не намерен.
     Ракер опустил кулак  на массивный  стол. Римо презрительно посмотрел на
него и качнул ногой.
     -  Я  не  могу взять  на  себя  треть  от  шестнадцати  тысяч  долларов
ежемесячно, -  проворчал Ракер.  -  У меня нет таких денег. Мне и две тысячи
трудно платить.
     Римо  еле сдерживал улыбку.  Его план начинал работать.  Возможно,  ему
удастся провернуть  это  дело  за  один-два дня. Ангельским голосом  -  сама
невинность - он спросил:
     - А зачем вообще затруднять себя какой-то платой?
     - Затем, что я хочу, чтобы моя семья  и мой бизнес были в безопасности.
Эти люди держат нас за яйца. За яйца, Файнштейн.
     - Бломберг, - поправил Римо.
     - За яйца, Бломберг.
     - В таком случае, - сказал Римо, - почему бы Карпвеллу не заплатить всю
сумму?  Я думаю, он  здесь  самый богатый человек. Он ведь фактически хозяин
всей  долины.  Рекламный  буклет утверждает, что, если бы не монахи, которые
появились здесь первыми, город назвали бы его именем.
     - Это верно, - согласился Карпвелл, и Римо заметил,  как напряглась его
спина.
     - Тогда почему бы вам не платить одному?
     - Я думаю, несправедливо, чтобы один человек платил за всех.
     -  Тогда почему  же должны платить только четверо? Почему бы не собрать
необходимые деньги в форме налогов?
     - Потому что все дело нужно сохранять в тайне, - перебил Уайт.
     - Почему? Может  быть, это нечто  вроде братства? Или масонская ложа? -
спросил Римо.
     - Потому что люди, дающие гарантию от землетрясений,  хотят, чтобы было
именно так, - сказал Уайт надменно.  - Вы еще и дня  здесь не прожили, а уже
указываете, как  нам  поступать.  Это нахальство. Настоящая наглость. Только
люди определенного сорта имеют наглость так себя вести.
     - Пожалуйста, прекратите,  -  сказал  Карпвелл  шерифу  Уайту  и  затем
обратился к Римо: - Нас  предупредили, чтобы мы не сообщали властям  об этом
деле. Файнштейн сообщил, и  прошлой ночью землетрясение унесло  семь жизней,
мистер Бломберг.
     - Называйте меня Римо.
     - Мистер  Бломберг, - повторил Карпвелл, - Файнштейн, Харрис Файнштейн,
умер  не  от  пищевого  отравления. Он был  убит. Он  информировал власти  в
Вашингтоне и был за это убит. Вместе с человеком  из министерства внутренних
дел.
     Римо улыбнулся.
     - Прекрасно,  -  произнес он  и заметил,  как  у Ракера  поползли вверх
брови. Бойденхаузен  подался вперед. А  глаза Карпвелла стали холодными, как
лед. И  только  шериф  Уайт  казался  безучастным к  тому, что происходит. -
Прекрасно, -  повторил Римо. Затем он повернулся к Ракеру и Бойденхаузену: -
Вы действительно платите или заодно с Карпвеллом?
     Ракер от неожиданности заморгал. Бойденхаузен сказал:
     - Я не понимаю вас.
     - Вы действительно платите?
     - Да, - ответил Ракер. Бойденхаузен кивнул.
     -  Так, - продолжал Римо. -  Я  собираюсь прямо сейчас избавить  вас от
этих  расходов.  Не  платите.  Есть  человек,  который  гарантирует  вас  от
землетрясений. Я  бы  сказал,  он больше похож на вымогателя. - И Римо ткнул
загнутым кверху пальцем вялой руки прямо в рот Лестера Карпвелла Четвертого.
Мизинец Римо почти касался его лица. - Этот человек выбрал вас, чтобы вы ему
платили. Он угрожал мне смертью. Если вы слушали его так  же хорошо, как  я,
то  должны понять: он только что пообещал, что  я  буду убит, как Файнштейн,
если не стану платить.
     Ракер и Бойденхаузен переглянулись.
     - Нет, - сказали они в унисон, - мы вам не верим.
     Римо  улыбался  про себя:  он  уже выиграл.  Очередной выплаты,  скорее
всего,  не  будет.   Теперь  пришел   черед  действовать  людям,  вызывающим
землетрясения. И когда они обнаружат  себя, Римо  добавит их  останки к  тем
семерым, которые  погибли  прошлой  ночью, и  прежде всего к праху  ребенка,
который, как кто-то рассказывал ему, плакал всю ночь, пока не умер.



     Прийти  к такому  решению  было  нетрудно. Для этого  не нужно  было ни
прибегать  к помощи сейсмографа, ни производить сложные  расчеты  на большом
компьютере в институте Рихтера.
     Римо, или  как там его зовут, должен умереть. Это нужно сделать  во что
бы  то  ни  стало.  Но  почему шериф  Вейд Уайт считает это  необязательным?
Молодые настойчивые женские голоса замолкли в ожидании ответа.
     Вейд Уайт сидел на твердом деревянном  стуле и  смотрел из  окна жилого
автоприцепа на диск луны. Наступала осень.  Век бы не  видеть этих девиц. Он
переменил тему:
     - Вы были с Файнштейном в тот  вечер, не так ли? - спросил  шериф. - Он
ведь не был гомиком? И вы прикончили его, правильно?
     - Да, - произнес мягкий приятный голосок. А другой голосок добавил: - И
федерального чиновника тоже.
     - Я думал, они были педерастами.
     - Такими же, как и ты, свинья.
     - Ну зачем вы опять... - запротестовал шериф.
     - А теперь заткнись, чушка, если не хочешь отправиться тем же  путем. А
так оно и будет, если ты  не возьмешь на себя этого Римо.  Мы  не  потерпим,
чтобы кто-нибудь нам мешал.
     - Я не могу, - промямлил Уайт. - Не могу я его убить.
     -  Но тебе  придется это  сделать. Так  же  как ты  и раньше все делал;
позвонил  в  Вашингтон и  предупредил тамошних  болванов насчет  Файнштейна,
собрал  деньги для нас. Ты сделаешь  это, Потому что побоишься  не выполнить
наш приказ. Мы не позволим, чтобы кто-нибудь все провалил.
     - Но я не хочу это делать.
     - Черт тебя побери. У тебя зарубки на пистолете, свинья. Так и действуй
а том же духе.
     - Я не могу. Я просто не в силах.
     - Сделаешь...
     Вейд Уайт зажмурился. Подождал. Открыл  глаза и осмотрелся.  Они  ушли.
Они его не убили!
     Шериф  встал  и быстро вышел,  посчитав итог своего  разговора  с  ними
ничьей. Ведь он так и не согласился убить  этого Римо Бломберга. Значит, они
не смогут обвинить его потом, что он не сдержал слово.
     Однако  слишком  уж  они круты  эти  девки.  Когда  придет  время,  они
расправятся с Римо. И на  сей раз он постарался  не думать о  том, как будет
выглядеть этот проклятый педик Бломберг.
     Да-а, крутые бабы!



     Прошло   двое   суток  после  землетрясения,   унесшего  жизни  семерых
мексиканцев, когда дон Фиаворанте Пубеско, сидя у себя дома  около огромного
голубого бассейна и подставляя свое большое тело солнечным лучам, услышал от
одного  из  своих  клиентов, которому оказывал покровительство, нечто  очень
интересное.
     Клиент был  хозяином  виноградников. Он жил в Сан-Эквино. Его отец  был
другом отца Пубеско. Да, дон Пубеско хорошо помнил его отца.
     Дон Фиаворанте учтиво  предложил своему гостю  стул и  столь же  учтиво
протянул ему руку для поцелуя.
     - Мы с вами друзья, - сказал он ему. - Мой отец был другом вашего отца.
Наша дружба, Роберт Громуччи, зародилась еще в  утробе наших матерей. Могу я
предложить вам что-нибудь выпить?
     Роберт  Громуччи, одетый в очень светлый летний костюм, робко присел на
красный плетеный стул, стоявший у бровки бассейна.
     - Не верьте всему дурному, что говорят обо мне, - сказал дон Фиаворанте
тихим, мягким  голосом, который звучал почти  умоляюще, если  не знать того,
что дон Фиаворанте никогда не умолял. - Не надо нервничать. Вы думаете, я не
знаю,  что ваши рабочие собираются уйти? Вы думаете,  я не понимаю, что ваша
судьба зависит от сбора винограда в этом году? Что если  вы его не соберете,
вас ждет банкротство? Думаете, я  не  помню,  кому вы  каждый год  посылаете
самое первое  вино?  Думаете, я  не вспоминаю о  вас, когда  пью  это  вино?
Поэтому не надо нервничать, мой друг.
     Роберт Громуччи улыбнулся.  Улыбнулся как  маленький мальчик,  которому
отец сказал, что у него все будет в порядке.
     Нагретая  полуденным  солнцем,  вода бассейна пахла хлоркой,  но Роберт
Громуччи не ощущал запаха. Он не заметил и того, как дворецкий принес свежий
лимонный напиток с холодными каплями на запотевшем стекле бокала.
     Роберт Громуччи говорил и ничего не замечал вокруг: наконец-то он может
откровенно поделиться обо всем с человеком, который его отлично понимает. Он
рассказал о том, что крайне нуждается в деньгах, а также в рабочих руках для
сбора урожая. О последнем землетрясении  и  о том,  что они с  женой даже не
почувствовали  подземных толчков. Он говорил о сборщиках винограда. О шерифе
и о Сонни Бойденхаузене,  который  занимается  страховым делом и  сделками с
недвижимостью  и  с  которым  он  разговаривал  сегодня  утром.  Сонни,  его
закадычный  дружок  с  детства,  казался  непривычно   расстроенным,  и  он,
Громуччи;  захотел  узнать, в  чем  дело. Сначала  Сонни не хотел ему ничего
говорить,  не  хотел,  чтобы  он,  Роберт Громуччи,  утратил доверие к  Лесу
Карпвеллу.
     - К Лесу Карпвеллу? - удивился Громуччи.
     -  Да,  к нему. -  Именно Лес Карпвелл  стоял за последними  событиями,
связанными с землетрясениями. Но Сонни рассказал ему все только  потому, что
и для него это было настоящим шоком.
     Сидя  у бассейна  и  ощущая  покровительство  такого  человека,  Роберт
Громуччи испытывал огромное облегчение и  потому, не задумываясь, отвечал на
вопросы дона Фиаворанте  Пубеско:  кто?  сколько?  как часто? каким образом?
будут они платить или не будут? платит только Сан-Эквино? и никто больше? вы
не знаете сколько? вы сказали - Лес Карпвелл?
     -  Да...   -   задумчиво   произнес  дон  Фиаворанте   Пубеско.  Жаркое
калифорнийское  солнце  все  больше  поджаривало  его   загоревшее  тело.  -
Прекрасный  человек мистер  Карпвелл. Я слышал  о  нем.  Похоже, с ним можно
договориться. Вы говорите, он знает, как вызывать землетрясения?
     Затем  дон  Фиаворанте  сказал,  что  берет очень  небольшие  проценты.
Всего-навсего двадцать процентов годовых.  А в случае... -  бог мой, что это
за слово? Он так плохо разбирается в словах  - да, просрочки, спасибо, тогда
проценты начисляются ежемесячно.
     В ходе дальнейшего разговора дон Фиаворанте заметил, что все  эти слухи
о  том,  что кто-то может вызывать землетрясения, совершенно бессмысленны, и
Роберту Громуччи не нужно больше беспокоиться о таких вещах.
     -  Землетрясения  происходят по воле всемогущего  Бога,  -  сказал  дон
Фиаворанте,  приказав  принести  чашку  чая, поскольку доктор предписал  ему
употреблять только чай, и чековую книжку.
     -  Вам ведь не захочется таскать с собой пятьдесят  пять тысяч долларов
наличными, не так ли, Роберт, мой дорогой друг?
     - Что мне деньги? - сокрушался Громуччи. - Мне нужны работники.
     - Лишние  деньги  -  лишние  работники.  Приплатите  одному,  прибавьте
другому...
     -  Но мои  сборщики говорят, что последнее  землетрясение - это  только
начало.  Они  болтают, что  боги гор  сойдутся  в  схватке  с  богами долин.
Считают,  что  на моих  виноградниках лежит проклятие,  и  поэтому  не хотят
больше работать.
     - Ну,  это дельце мы  уладим двумя путями. Вы  немного прибавите  своим
сборщикам.  Хотя  большую  часть этих денег сохраните про  запас, А  я пошлю
своих людей поговорить с вашими рабочими. Они объяснят им, что для  них есть
кое-что пострашнее землетрясений.
     Роберту Громуччи очень не хотелось возражать дону Фиаворанте, но все же
он сказал:
     - Они все равно уйдут. У нас  в городе появились два человека, какие-то
чужаки. Мои сборщики их боятся.
     - Эти люди угрожали вашим сборщикам? - спросил дон Фиаворанте.
     - Нет, они держатся особняком.
     - Почему же их тогда боятся?
     - Мои сборщики  очень  суеверны. Все они такие темные, эти  мексиканцы.
Они считают, что эти двое несут с собой смерть.
     -  Тогда  мы  уладим  это  дело   тремя  способами.  Я  пошлю  кое-кого
переговорить с этими  людьми и объяснить  им, чем они могут вам  помочь.  Мы
попросим их так убедительно, что они не смогут отказать. Как их зовут?
     - Который  помоложе,  тот, что купил  универсальный магазин Файнштейна,
его зовут Бломберг, Римо Бломберг. А второй  - азиат. Очень старый  и хилый.
Его имя Чиун.
     Дон Фиаворанте спросил Громуччи, где живут  эти двое, и заверил  своего
друга, что все будет  в полном порядке. Взяв  из рук дворецкого чашку  чая и
чековую книжку, он выписал  чек на имя Громуччи, тот почтительно поцеловал у
Пубеско руку и удалился.
     Сразу  же после  этого  дон Фиаворанте  занялся серьезными  делами.  Он
созвал на совет капо - своих главных помощников. И назначил  этот сбор не на
завтра, и даже не на вечер, а  немедленно. Пригласил весьма  любезным тоном,
хотя  на  самом  деле в его приглашении  не было ничего любезного. Только не
знавший его человек мог принять это за просьбу. Когда дон Фиаворанте любезно
назначал кому-нибудь встречу, люди бросали все  свои дела: еду, сон, деловые
встречи и даже занятия  любовью.  Некоторые из них позволили себе  ненадолго
задержаться  в церкви,  чтобы поставить  свечку, Но  ни  один  не  отказался
приехать.
     И вот приглашенные в кабинете дона Фиаворанте. Входя в комнату, все они
целовали  у него руку, а он тепло приветствовал их - как отец  своих сыновей
после  долгой   разлуки.  Доставившие  их  "кадиллаки"   вытянулись  длинной
вереницей,  заняв  всю  подъездную  дорожку и изрядную часть  улицы,  но это
нисколько  не  обеспокоило  хозяина. Совещание  будет коротким.  К  тому  же
городская  полиция на машинах  с изображением  белоголового орла  как всегда
перекроет автомобильное движение, пропуская, разумеется, автомобили тех, кто
приглашен доном Фиаворанте.
     Когда  все  семнадцать  человек  заняли  свои  места,  дон   Фиаворанте
заговорил. Уже через три секунды он обнаружил больше ума и проницательности,
чем  все  сотрудники  государственного  аппарата  Соединенных  Штатов вместе
взятые.
     -  Перейдем  сразу  к делу,  -  сказал  он.  Халат из  ворсистой  ткани
скрадывал  округлый  живот,  лицо его  было  на  удивление  мягким.  Но  все
приглашенные почтительно вслушивались в каждое его слово. А ведь один только
вид  некоторых  из них  мог  превратить в  лед  олимпийский огонь вместе  со
зрителями, наблюдавшими за играми.
     - С некоторых пор, - начал дон Фиаворанте, - у меня появились кое-какие
сомнения. Всего  только  догадки,  которые мелькали  в  голове, не  принимая
отчетливой формы,  -  настолько они казались  невероятными.  А  сегодня  они
получили  подтверждение.  Теперь  мы  можем  стать  более влиятельными,  чем
когда-либо прежде.  Мы можем  завоевать  такое  глубокое  уважение,  которым
никогда не пользовались. Даже среди тех, кто раньше относился к нам свысока.
     Он  замолчал,  всматриваясь  в  знакомые  ему  лица,  взвешивая  хорошо
известные ему их умственные способности, привычки и поступки,  размышляя над
тем,  смогут ли  собравшиеся здесь принять  на себя великую  миссию, которая
выпала на их долю.
     -  Героин  -  это  детские  шалости,  -  продолжил  дон  Фиаворанте.  -
Подпольные лотереи - мелочь. Скачки - ерунда. Кража автомашины -  пустяковое
занятие. Проституция - тоже мелочевка. Все это - сущая безделица.
     Дон  Фиаворанте  видел,  что  слушавшие  его  с  трудом  скрывают  свое
недоверие. Произнеси  эти  слова  кто-нибудь другой,  они  встретили  бы  их
насмешкой и презрением.  Но дону Фиаворанте они внимали с  заинтересованными
лицами и вежливым вниманием.
     Ладно,  он  бросит им еще одну наживку, ведь они обязательно должны все
хорошо понять.
     - То, о чем я говорю, способно нагнать  на всех  такого  страху, какого
нам еще никогда не удавалось напустить.
     - Уж не атомная ли  это  бомба?  -  спросил Гуммо Баруссио, по прозвищу
Труба.
     Наступило  молчание.  Собравшиеся  прикидывали:  если действительно дон
Фиаворанте говорит об атомной бомбе, то почему бы, право, ему и не иметь ее?
Кому, как не ему, можно ее доверить?
     Но дон Фиаворанте сказал:
     -  Нет, мой добрый друг Гуммо.  Атомная бомба по сравнению с  этим тоже
детская  игрушка! - И только сейчас, когда у многих полезли  вверх  брови, у
некоторых  раскрылись  рты  и все забыли  об  осторожности,  дон  Фиаворанте
поделился  с собравшимися своим планом - совершенно новым  видом шантажа. Он
рассказал им  о причуде природы,  называемой  тектоническим разломом Святого
Андреаса.  О том,  что на этот раз  под угрозой будут не какие-то  несколько
жалких  людишек  или витринных  стекол, и  даже не  какой-нибудь городишко в
небольшом округе. Нет, весь штат.
     И платить  будет не горстка богатых  бизнесменов, а  самый  богатый  из
богатых: правительство Соединенных Штатов Америки.
     - А что  в  этом особенного?  У них ведь есть  деньги, -  рассудительно
заключил дон Фиаворанте. - Если они выбрасывают тридцать миллиардов в год на
войну во Вьетнаме, сколько они заплатят нам за Калифорнию, как вы думаете?
     - Не  наш калибр,  не наш, - бормотал Гуммо-Труба  Баруссио. Слова  его
означали,  что  такая  махина, как  правительство Соединенных Штатов,  может
легко стереть их в порошок.
     Дон Фиаворанте улыбнулся.
     - Фактически у нас нет выбора. Либо мы возьмем это оружие в свои  руки,
либо оно  будет  направлено  против нас.  Оно уже  существует. И  есть люди,
которые могут заставить двигаться горы и плясать долины.
     Тут дон Фиаворанте стал отвечать на вопросы,  поясняя, как обстоит дело
с Калифорнией, и рассказывая о том, что он узнал.
     - А  что  это  за штука,  которая заставляет землю  трястись? - спросил
Мэнни Муссо, по прозвищу Шило.
     Но этого Пубеско еще не знал.
     - И мы сможем открывать и закрывать землетрясения, как воду, - краном?
     Этого он тоже пока не знал.
     - Эта  штуковина, она  что, сильнее  атомной  бомбы?  - задал еще  один
вопрос Гуммо-Труба Баруссио.
     -  После того  как  Соединенные  Штаты  разбомбили  Хиросиму, она  была
отстроена.  Когда город уничтожается  землетрясением, он исчезает  навсегда.
Например,  знаменитая  Троя.  Она уже никогда больше не  возродилась. -  Так
отвечал дон Фиаворанте Пубеско.
     - А сколько это даст нам? -  спросил  Муссо, который  любил деньги даже
больше, чем женщин, из-за чего дон Фиаворанте питал к нему особое доверие.
     - А сколько денег  ты мог бы истратить, Муссо, если бы у тебя было  сто
жизней? - Этим вопросом дон Фиаворанте покончил со всеми вопросами.
     Дело  довольно простое, пояснил он.  Муссо возьмет  несколько человек и
отправится повидаться с Лестером  Карпвеллом. Они должны будут заставить его
разговориться.  От него  надо добыть секрет, как вызывать землетрясения. Они
должны  уговорить  его.  Уговорить  так,  чтобы  он  все  рассказал.  Лестер
Четвертый  нуждается в деньгах.  Дон Фиаворанте  знает  это точно.  Капиталы
Карпвелла  сейчас в  большой опасности.  Если  он  захочет  получить  взамен
деньги, Мэнни-Шило должен их ему дать. Сколько бы тот ни запросил.  Столько,
сколько потребуется, чтобы он заговорил.
     Морщинистое загорелое лицо Муссо было неподвижно, как застывший воск.
     - Сколько? - спросил он.
     - Хоть миллион долларов, если он захочет. Люди,  которые манипулировали
всем этим, просто дилетанты, - сказал дон Фиаворанте.  - Любители. Теперь за
дело берутся профессионалы. И миллион за такой секрет - сущая мелочь.
     - А если я добуду секрет безо всяких денег? - спросил Муссо.
     - Это было бы прекрасно. Но выжми  из него все, что он знает. И никаких
отговорок. Я хочу  знать, как  он  это  делает, а если ты не  добудешь такой
простой вещи, я могу подумать, что ты просто хочешь что-то утаить от меня.
     Восковое  лицо  Муссо  не  дрогнуло.  Только  его  ладони  стали  вдруг
влажными.  Ему  придется либо  вытрясти из  Карпвелла  нужные сведения, либо
провести остаток жизни в бегах, спасаясь от людей дона Фиаворанте.
     От  него не ускользнуло,  что  его личная  ситуация оказалась сходной с
той,  в какой  очутилась, судя  по словам  дона Фиаворанте, вся организация.
Либо победить, либо погибнуть. Но разве не  этому  учит вся жизнь, весь опыт
Сицилии?
     Уладить проблемы, возникшие на виноградниках Громуччи,  дон  Фиаворанте
предложил  Гуммо-Трубе.   Он   уверен,  что  для  этого  достаточно  послать
нескольких  людей в  хозяйство  Громуччи  и немного поработать со сборщиками
винограда.
     Гуммо неожиданно опустил голову и  что-то  зашептал  - еще более низким
голосом, чем  всегда. Зашептал очень тихо, чтобы сопровождавший его человек,
сидевший в конце комнаты, не услышал ни слова.
     - Дон Фиаворанте, я ведь всегда хорошо работал для вас, правда?
     - Да, мой друг Гуммо, это так.
     - И никогда не отказывался от предложения потрудиться?
     - Нет, не отказывался.
     -   Дон  Фиаворанте,  тогда  прошу  вас  об   одолжении.  У  меня  есть
предчувствие.  Страхи...   Сны...  В  этот  раз  мне  хотелось  бы  поменьше
рисковать. Нет ли у вас чего-нибудь полегче?
     Дон Фиаворанте кивнул.
     - Как хочешь. Меньше риска - меньше денег,  хотя убедить "мокрые спины"
не бросать работу - не то что идти на вооруженный грабеж. Но ты имеешь право
на  такую  просьбу. Есть  другой  способ  уладить  это  дело.  В  Сан-Эквино
появились  двое  приезжих.  Сборщики винограда  почему-то боятся этих людей.
Какие-то  предрассудки. Пойди и посмотри на них.  Уговори их сказать рабочим
на  виноградных плантациях Громуччи,  что  им нечего бояться.  Пусть рабочие
поглядят на  этих людей. Пусть  поймут, что они  боятся тебя. Думаю, если ты
это сделаешь, никаких проблем у Громуччи больше не будет.
     Гуммо-Труба улыбнулся и горячо поцеловал руку хозяина.
     -   Это  может  показаться  глупостью,   дон   Фиаворанте,  ни  у  меня
предчувствие близкой  смерти. И я  в это верю. Благодарю вас. Я видел во сне
руки, которые двигаются быстрее, чем  стрелы в воздухе. Гораздо быстрее. Еще
раз благодарю вас.
     - Глупость, которая видна всем,  это и есть истинная сущность человека,
- сказал доя Фиаворанте. И перед тем как отпустить Гуммо, дал ему имена двух
людей, с которыми он должен встретиться.
     Одни из них - дряхлый, умирающий азиат по имени Чиун.
     Другой  - новый хозяин  универсального  магазина. И если верить  всяким
басням, то человек он, как бы поточнее сказать, несколько странный.
     Его зовут Римо.



     Изготовленный по специальному заказу "кадиллак" с откидывающимся верхом
шуршал  по гравию,  подъезжая по извивающейся дорожке к дому Римо Бломберга,
новоиспеченного владельца универсального магазина.
     Белый нейлоновый  верх  автомобиля был  опущен, защищая  пассажиров  от
знойного  калифорнийского  солнца. Кондиционер работал  на полную  мощность,
струя  прохладного воздуха обдувала левое колено водителя Фредди  Палермо  и
правое - Марти Альбанезе, сидевшего рядом.
     И все  же Гуммо-Труба  Баруссио, который в одиночестве сидел  на заднем
сиденье,  обтянутом тонкой кожей,  сильно  потел. Это был крупный мужчина  с
морщинистым лицом, но морщины эти не были морщинами смешливого простака, как
не было жирным его большое тело. Он носил короткую стрижку, и, хотя ему было
уже  за  пятьдесят,  в  волосах не  было  ни  одной  седой  пряди. Они  были
блестящими  и  иссиня-черными.  Кожа его  была  покрыта  загаром,  настоящим
оливковым загаром  уроженцев  Средиземноморья,  которые умеют  загорать так,
чтобы кожа их не высыхала.
     Он  потел,  осторожно  вытирая  лоб  дорогим  белым в  полоску  носовым
платком, выглаженным,  когда  они выезжали  из  дома, так,  что  его  острые
складки  были подобны  ножу,  однако  сейчас  это был  просто  сырой  лоскут
материи, впитавший в себя пот  хозяина, который нервничал всю дорогу, добрую
сотню миль.
     Теперь Гуммо был  твердо уверен, что сделал ошибку, взяв с собой Фредди
Палермо и Марти  Альбанезе.  Эти крутые  уличные  парни,  слишком молодые  и
наглые, просто  ищут неприятностей. Они были  бы кстати в  прежние времена в
старом Чикаго.  А  здесь не Чикаго. В  наше  время мафия процветает, избегая
ненужных конфликтов.
     Но  разве  это  объяснишь  такой шпане?  Разве  им втолкуешь, что лучше
убедить человека, разговаривая с  ним, чем прибегать к грубой силе? Хотя сам
он, Гуммо-Труба, не боялся при случае показать, на что он способен. Прозвище
ему дали отнюдь не из-за его привычки курить трубку.
     Можно говорить им сколько угодно, да только они  не  слушают. Ни старые
способы,  ни прежние взгляды им, видите ли, не подходят. Он допустил ошибку,
рассказав о своем предчувствии опасности - о руках, двигающихся быстрее, чем
выпущенная из лука стрела. Оба  они  только  фыркнули. Когда-нибудь научатся
всему, но для сегодняшнего дела они явно не подходят.
     Но как-никак это сыновья двух его сестер, и семья кое-что значит, когда
ты подбираешь себе помощников для работы, для настоящей большой работы.
     Баруссио благодарен судьбе  за то, что дон  Фиаворанте был в подходящем
настроении и  по  его просьбе дал ему другое  поручение. Плохое предчувствие
было слишком реально. Но даже и от этого поручения - заняться старым азиатом
и  чудаковатым  хозяином универсального  магазина  -  Гуммо чувствовал  себя
как-то неспокойно. Хорошо бы сидеть сейчас дома около своего бассейна.
     - Послушайте, - сказал он,  наклоняясь  к переднему сиденью, обтянутому
мягкой красной  кожей, - держите язык за зубами.  Никаких  дурацких выходок.
Говорить буду а.
     - Хорошо, дядя Гуммо, - ответил Палермо. Альбанезе только хмыкнул.
     Автомобиль подкатил  к  большим  двойным дверям  парадного входа в  дом
Бломберга.
     Альбанезе открыл для Гуммо заднюю дверцу и тут же побежал, вперед, даже
не подумав придержать ее, чтобы дать тому спокойно выйти. Дверца снова стала
закрываться, пришлось вновь толкнуть ее ногой, чтобы можно было вылезти. Да,
Альбанезе - это явная ошибка. Он  не  только горяч  и  вспыльчив, но и плохо
воспитан,  никакой  дисциплины...  Выходя  из  автомобиля,  Баруссио  шепнул
Палермо:
     - Не спускай глаз с Марти, чтобы он не натворил чего.
     - Понял, - ответил Палермо.
     Он  вылез из машины и присоединился к Баруссио, подходившему к  входной
двери. Альбанезе уже нервно нажимал кнопку звонка. Баруссио локтем отстранил
его.
     Он  снова  нажал кнопку и услышал,  как в доме  раздается трель звонка.
Внимательно прислушался, но  за дверью было тихо, никаких шагов. Вдруг дверь
бесшумно  отворилась, и он очутился перед старым азиатом, одетым  в  длинный
синий халат из парчи.
     Гуммо-Труба подавил  улыбку облегчения.  Он был рад,  что упросил  дона
Фиаворанте не  посылать  его  разбираться  с  "мокрыми спинами".  Тут  будет
полегче. Этот старикашка? Да ему, наверное, уже все восемьдесят, и ростом он
не более пяти футов. А веса и ста фунтов не наберется.
     Ногти у азиата были длинные и ухоженные. Тонкие пучки волос  на макушке
и  на  подбородке  придавали ему вид хозяина лавки  древностей  из  какой-то
дешевой киноленты.
     - Вы что, приехали сюда на экскурсию? Почему вы так уставились на меня?
- спросил старикашка.
     - Простите,  -  быстро  произнес  Баруссио. - Просто  я  ожидал увидеть
кого-нибудь другого.
     - Я это я, и никто другой.
     Альбанезе  громко  захохотал,  Баруссио, прежде чем  продолжать, строго
посмотрел на него.
     - Вас зовут Чан?
     -  Меня зовут Чиун.  Чан - это китайское имя. - Старик ловко сплюнул на
дорожку  у подъезда,  едва  не попав  на носок  правого  ботинка  Альбанезе.
Баруссио невольно моргнул от удивления.
     - У меня к вам дело. Можно нам войти? Здесь очень жарко, - сказал он.
     - Вы главный в этой группе?
     - Да.
     - Тогда вы можете войти. А ваши слуги пусть подождут  снаружи. Особенно
вот этот - противный и грубый. - И старик слегка кивнул в сторону Альбанезе.
     - Хорошо, - сказал Баруссио и вошел в дом.
     Глаза Альбанезе сузились. Ну уж нет, Марти Альбанезе не потерпит этого.
Какая-то  разряженная  обезьяна  обозвала его  слугой!  Да  еще противным  и
грубым. А этот выживший из ума дядюшка  Баруссио проглотил такое! Почему  он
не  ответил ему  как  следует?  Альбанезе  почувствовал  себя  по-настоящему
несчастным  и сделал шаг  вслед за Баруссио.  Вдруг он ощутил удар в живот и
схватился за него, а старый клоун захлопнул дверь перед самым его носом.
     - В чем дело? - спросил Палермо.
     -  Не  знаю.  Небольшая  судорога  или что-то  вроде этого,  -  ответил
Альбанезе, все  еще держась за живот. -  Ну вот, уже все в порядке. - Мелкий
азиатский поганец! Приятно будет выбить из него спесь.
     Старик провел Баруссио в прохладную комнату и жестом предложил присесть
на софу, обтянутую синей замшей.
     Сицилиец сел, Чиун  стал перед  ним.  Глаза их оказались почти на одном
уровне.
     - Ну, что у вас за дело?
     - Я несколько затрудняюсь объяснить... - начал Баруссио.
     - Тогда говорите то, что приходит вам в голову.
     - Ну хорошо, мистер Чиун, у одного моего друга возникли проблемы на его
виноградной плантации, и, похоже, вы тому причиной.
     - Я?
     - Да. Его  рабочие,  знаете ли, очень суеверны. Недавно ночью произошло
небольшое землетрясение, и теперь они отказываются работать из-за, того, что
вы приехали в этот город. Они  говорят,  что вы  принесли с  собой  какое-то
восточное проклятие, простите мне такое выражение.
     Баруссио перестал потеть.  Теперь  он был  совершенно  спокоен  и  даже
позволил себе небрежно откинуться на замшевые подушки софы.
     Чиун только кивнул, но не произнес ни слова.
     Баруссио подождал ответа и, когда его не последовало, продолжал;
     - Они думают также, что ваш хозяин... его зовут Римо?
     - Да, Римо, - подтвердил Чиун.
     -  Так:  вот, рабочие думают, что он также обладает какой-то непонятной
силой, и поэтому они отказываются выходить на работу.
     - И что же? - спросил Чиун.
     Проклятие! Этот тип кого угодно выведет из себя. Ни шагу навстречу.
     - Поэтому нам бы хотелось, чтобы вы и мистер Римо поехали вместе с нами
на виноградники  и сказали рабочим, что им нечего вас бояться.  Просто дайте
им  посмотреть на себя, пусть они увидят, что вы не привидения  или что-то в
этом роде.
     Чиун  вновь  кивнул  и скрестил  руки под  широкими спадающими рукавами
своего халата. Он  подошел к окну, выходившему на фасад дома, и посмотрел на
улицу, где стояли Палермо и Альбанезе, облокотившись на капот "кадиллака".
     - Это все? - спросил азиат.
     -  Да, -  ответил Баруссио и хмыкнул. -  Довольно глупо, конечно. Вы  и
мистер Римо имеете полное право  считать это чепухой. Но это очень важно для
моего приятеля, потому что сейчас время сбора винограда, и если его сборщики
перестанут работать,  он разорится. Поездка займет всего несколько минут.  -
Баруссио был рад,  что убедил  дона Фиаворанте  уладить это дело  мирно,  не
прибегая 
 насилию и угрозам. - Так вы согласны?
     - Я поеду, - сказал Чиун. - Но не знаю, как мистер Бломберг.
     - А он дома? Могу я попросить его об этом?
     - Он дома. Я сам спрошу его. Подождите, пожалуйста.
     Чиун повернулся и заскользил из комнаты, руки его все еще были спрятаны
в рукава халата, ноги даже по каменному полу двигались совершенно  бесшумно.
Медленно  поднявшись на  две маленькие  ступеньки,  ведущие  в столовую,  он
раздвинул  стеклянную, во всю стену, дверь и  вышел на залитый ярким солнцем
внутренний дворик.
     Баруссио наблюдал, как он уходил. Волна горячего воздуха, ворвавшаяся в
комнату, когда Чиун отодвинул стеклянную  дверь, прошла через  всю столовую,
достигла гостиной и пахнула прямо в лицо  Баруссио. Но он даже не  потянулся
за носовым платком: у него уже не было причины потеть.
     Чиун  пересек дворик, вымощенный серыми плитками, и  подошел к большому
бассейну, имевшему  форму человеческой почки. Встав на край, он  укоризненно
посмотрел вниз.  Так дотошная хозяйка с  удивлением  разглядывает неизвестно
откуда взявшееся пятно.
     Кристально  чистая вода бассейна  была  неподвижна. На  дне  на глубине
восьми футов прямо под собой Чиун увидел Римо. Тот  лежал  на спине, держась
руками за нижнюю ступеньку металлической лестницы. Заметив Чиуна, он помахал
ему рукой.
     Чиун протянул к Римо согнутый палец и повелительным  жестом поманил его
к себе.
     Римо отмахнулся.
     Чиун снова поманил его указательным пальцем.
     Тогда Римо перевернулся в воде лицам вниз,  чтобы не видеть Чиуна, нога
его слегка шевелились, удерживая тело под водой.
     Чиун огляделся вокруг. На столике рядом с бассейном  он заметил большую
хромированную шестеренку, служившую  декоративной  пепельницей,  и  взял ее.
Вытянув  до отказа руку,  он  тщательно примерился  и разжал пальцы  - прямо
против металлической лестницы. Пепельница с плеском ушла под воду  и ударила
Римо по затылку.
     Римо,  как  ужаленный,  крутанулся  в воде, увидел железную  штуковину,
подобрал ее и вынырнул на поверхность.
     Как только голова его показалась над водой, он закричал:
     - Черт возьми, Чиун, мне же больно!
     - Ты как  тот  осел  из пословицы. Работаешь  хорошо, но сначала нужно,
чтобы ты заметил работу.
     Римо повис на лестнице, держась за нее правой рукой, и взглянул на часы
на левом запястье.
     - Ты мне действительно все испортил, - сказал он. - Пять минут двадцать
секунд. А я наметил на сегодня пробыть под водой ровно шесть минут.
     - Если бы я знал, что доктор Смит послал  тебя сюда тренироваться перед
олимпийскими играми, я бы не стал тебя беспокоить. Но поскольку, я  думаю, у
него на уме было совсем другое, я решил известить тебя, что у нас гости.
     Римо выпрыгнул из бассейна и переспросил:
     - Гости? - Он отбросил металлическую штуковину,  и она с резким  стуком
упала на вымощенный каменной плиткой пол.
     -  Да,  гости,  - подтвердил  Чиун. -  Мне  кажется,  они  представляют
криминальные элементы вашей страны.
     - Что они хотят от нас?
     -  Они  хотят, чтобы мы отправились убедить мексиканцев продолжать сбор
винограда.
     - Почему мы? Я же не римский император!
     - Видимо, последнее землетрясение и наше прибытие в этот город  вызвали
какие-то  страхи среди мексиканских рабочих.  Они считают нас  кем-то  вроде
богов.
     - И что ты думаешь по этому поводу?
     - Я думаю, нам следует пойти и рассказать им правду, - ответил Чиун.
     - Какую правду?
     - То, что я всего-навсего  старый  и хилый слуга-азиат, а ты чемпион по
плаванию, тренируешься перед соревнованиями. Посмотрим, что еще нужно от нас
этим бандитам.
     - Как тебе угодно, папочка, - сказал Римо, кланяясь Чиуну в пояс.
     - Оденься, мой уважаемый сын, - произнес Чиун.
     Через стеклянную дверь он вошел обратно в столовую, а Римо через другую
такую же дверь направился в спальню - вытереться и одеться.
     Баруссио взглянул на вернувшегося Чиуна.
     - Он согласен, - коротко сказал тот.
     Баруссио почувствовал облегчение.
     - Мой друг будет счастлив, - произнес он. - Это очень важно для него.
     Чиун промолчал.
     Спустя две  минуты  в  комнату, мягко  ступая, вошел  Римо. На нем были
кожаные теннисные  туфли без  носков, белые широкие брюки  и белая  сетчатая
рубашка с короткими рукавами.
     -  Привет, я  Бломберг, - представился он и  протянул  Баруссио крепкую
руку, не успев вспомнить, что его рука должна выглядеть вялой.
     Баруссио поднялся с софы:
     - Ваш  человек объяснил  ситуацию?  -  спросил  Гуммо,  приглядываясь к
вошедшему. Пожалуй,  этот  малый  совсем не  кажется странным, подумал он. У
него  хорошее  рукопожатие.  Хотя  с налета  и  не  разберешься.  Особенно в
Калифорнии. Загар может скрывать все, что угодно.
     - Да, объяснил,  - подтвердил Римо. - Все это не имеет большого смысла,
но в такой прекрасный день приятно с кем-нибудь прогуляться.
     Эти слова почему-то насторожили Баруссио, но Римо продолжал простодушно
улыбаться. Вроде бы, он не имел в виду ничего особенного.
     Чиун  первым показался в дверях. Палермо  и  Альбанезе  все еще  стояли
рядом  с  автомобилем.  Увидев  Римо,  замыкавшего  шествие,  Альбанезе,  не
удержавшись, поднес руку ко рту.
     - Вы только поглядите на это чучело, - произнес он театральным шепотом,
явно рассчитывая на то, что Римо услышит его слова.
     Баруссио  еще раз смерил  Альбанезе  яростным  взглядом.  Чиун  казался
совершенно невозмутимым. Римо же подошел к Альбанезе и произнес:
     - Здорово, парень. Как делишки?
     - Лучше некуда, - отозвался Альбанезе. - Просто лучше всех.
     С притворной учтивостью он открыл дверцу "кадиллака" и жестом пригласил
их занять места в машине. Чиун влез первым, за ним Римо, а Баруссио, проходя
мимо Альбанезе, прошептал:
     - Еще  одна выходка, и я вырву  тебе  глаза и раздавлю  о стену как две
виноградины.
     Лицо Альбанезе дрогнуло. Да, надо  следить за собой. Он тихо забрался в
машину. Палермо сел за руль.
     - Куда ехать, дядюшка Гуммо?
     -  На  ферму  Боба  Громуччи,  -  сказал  Гуммо-Труба.  Мотор  заурчал,
включился кондиционер, хотя необходимости в нем уже не было.  Лицо  Баруссио
было совершенно сухим, ему было даже прохладно. Да и с чего бы ему потеть?



     Однако на другом конце  города в Первой доверительной компании развития
Сан-Эквино покрывался липким потом Лестер Карпвелл Четвертый.
     Он находился  лицом  к  лицу  с двумя  мужчинами.  Как только  они, без
предварительной  договоренности, вошли к нему в  кабинет,  он понял,  что их
приход  грозит ему неприятностями.  Вошедший первым высокий  мужчина  был  в
отлично сшитом темно-синем костюме. Но портновское искусство не могло скрыть
мощи его мускулатуры. При каждом его шаге ткань костюма морщилась складками.
     На втором был коричневый костюм в светлую  полоску.  Его  крысиное лицо
искажала  кривая усмешка, будто  он  знал что-то очень  смешное, о чем никто
больше не догадывался.
     Громадный мужчина  сел  на  стул  напротив  Карпвелла.  Другой  стал за
спиной,  даже  не  стараясь скрыть намерения заблокировать вход в кабинет, и
начал чистить ногти перочинным ножиком.
     -  Почему бы  вам  не  сесть поудобнее?  - предложил  Карпвелл  мужчине
сидевшему напротив него.
     - Ничего, благодарю. Мне и тут неплохо, - ответил мужчина.
     - Ну, хорошо, раз вы уже здесь,  объясните,  что вам  от  меня нужно, -
спросил Карпвелл.
     - Обязательно. Скажу вам просто и ясно, Карпвелл. Вы ведь бизнесмен, не
так ли?
     - Да.
     -  Отлично,  я тоже деловой человек. Так  что  никаких уверток и пустой
траты времени! Я  хочу знать, как делать землетрясения. И  плачу вам за этот
секрет.
     -  Секрет  землетрясений?  - удивился  Карпвелл.  Внутри у  него что-то
оборвалось. Харрис Файнштейн был прав. Карпвелл должен был ехать в Вашингтон
вместе с ним. Недаром Файнштейн предупреждал, что рано или поздно все выйдет
наружу.  Это всего лишь  вопрос времени. И он не  ошибся.  Дело уже попало в
чужие руки.
     - Да, секрет землетрясений. Я хочу знать,  как вы  это делаете. Ну, как
вам удастся вытряхивать деньги у здешних жителей.
     - Боюсь, мистер... -  Карпвелл  сделал  паузу, чтобы  собеседник назвал
себя, но ответа не последовало,  и ему пришлось продолжить,  - что я не имею
представления, о чем вы говорите. У меня нет такого секрета. Если вы  хотите
что-либо выяснить  насчет землетрясений, обратитесь  в  институт  Рихтера  к
доктору  Куэйку. Запишитесь на один из его семинаров, а не отнимайте  у меня
время подобной ерундой.
     - Карпвелл,  наш разговор  может быть легким, а может быть  и  трудным.
Выбирайте  сами,  -  сказал  Мэнни-Шило Муссо. - Я хочу знать,  как  вы  это
делаете.
     - Я не знаю, о чем  вы говорите,  - повторил Карпвелл, опуская глаза на
стол, где лежала стопка финансовых отчетов, ясно свидетельствовавших о  том,
что  империя Карпвеллов очутилась перед финансовым крахом. Он смотрел вниз и
потому  не заметил, как  плотный  мужчина в синем  костюме кивнул  человеку,
стоящему у двери, и тот, размахнувшись, ударил его в затылок.
     Карпвелл потерял сознание  и уже не видел,  как громадный мужчина вынул
из внутреннего  кармана своего  пиджака блестящее шило и аккуратно освободил
его сверкающее острие от бутылочной пробки, в которую оно было воткнуто.
     Погружаясь  в  беспамятство,  Карпвелл  пожалел,  что  в  разговоре   с
помощником президента не представил все случившееся в более тревожном свете.
Возможно,  тогда  правительство не  оставило  бы его  доклад без внимания  и
поручило кому-нибудь разобраться в этом  деле. Кому-нибудь, кто смог бы хоть
что-нибудь сделать.



     Белый "кадиллак" катился по пыльной дороге между двумя рядами  тенистых
деревьев,  вздымая за собой тучи красного песка, казавшегося порошкообразной
кровью. Такая мелкая пудра покрывала всю южную Калифорнию.
     С  правой стороны дороги Римо  видел ряд жалких лачуг, покрытых толем -
их было  около пятнадцати, - и  мусорные кучи  на  месте  уже  развалившихся
хижин.  Перед этими  домами стояли, сидели и  разговаривали взрослые, бегали
дети, забавляясь прутиками, обрывками веревок и лент.
     "Кадиллак"  заскрипел тормозами и остановился,  раскачиваясь  на мягкой
подвеске.   Альбанезе  выскочил   из  машины,   прежде   чем  она  перестала
раскачиваться.
     Когда остальные неторопливо  вышли из хорошо охлажденного кондиционером
салона в жар летней Калифорнии, Альбанезе был уже в  двадцати пяти футах  от
"кадиллака" и разговаривал с жилистым человеком со свисающими черными усами,
одетым в  грязные  белые  штаны  и рубашку  из  грубого, похожего на  холст,
материала.
     И штаны,  и  рубашка были ему по  росту,  но висели  на нем  так, будто
человек вдруг похудел на целых тридцать фунтов, и одежда, сшитая когда-то по
фигуре и, видимо, удобная, стала ему велика.
     Слушая Альбанезе, мексиканец снял соломенную  шляпу и тыльной  стороной
ладони вытер  со  лба  пот.  Пожав плечами  -  движение,  выработавшееся  за
столетия труда на чужой земле, - он повернулся и пошел к лачугам, выкрикивая
на ходу испанские имена.
     Альбанезе  направился  обратно  к машине.  Римо,  Чиун  и  двое  других
медленно шли ему навстречу, поднимая ботинками облачка красной пыли.
     - Все в порядке, - сказал  он, улыбаясь. - Это Мануэль, их старший.  Он
пошел собирать остальных. Тогда эти двое смогут поговорить с ними.
     - А что мы должны сказать? - спросил Римо.
     - Скажите им, -  предложил  Баруссио,  -  что бояться  вас - это просто
предрассудок.  Скажите, что  для  них же будет  лучше  вернуться  обратно на
работу.
     - Все, что пожелаете, - сказал Римо.
     Чиун  крутил  головой, внимательно  оглядывая  поля  и  холмы,  занятые
виноградниками.
     Альбанезе встал рядом с Римо и тихо проворчал:
     - Не испорти дело, дорогой.
     - Дорогой? Я не знал, что ты меня обожаешь, - заметил Римо.
     - Попробуй  только напакостить,  тогда  узнаешь, как я тебя  обожаю,  -
ответил Альбанезе.  -  Может быть, придется даже  запачкать  твой  беленький
костюмчик.
     - Господи, спаси меня! - воскликнул Римо.
     Вокруг уже собрались люди: Мануэль привел из лагеря взрослых рабочих, и
вместе с детьми они образовали небольшую толпу. Мануэль вышел вперед.
     - Здесь все, - сказал он.
     Альбанезе подтолкнул Римо локтем в бок и приказал;
     - Скажи им!
     Римо шагнул вперед.
     - Меня зовут Римо. А это Чиун. Чем мы вам мешаем?
     Взрослые молча переглянулись, затем повернулись к Мануэлю.  На них была
та же белая одежда, что и на нем. Мануэль заговорил:
     - Во-первых, недавно  разорвалась  земля,  и многие  из  наших  умерли.
Теперь наши старики говорят, что смертей будет еще больше.  Они говорят, что
нас окружает смерть. И что эта смерть идет от вас.
     - Они говорят именно о нас? - уточнил Римо.
     - Они говорят о  пожилом  восточном  человеке великой мудрости. И о его
белолицем  спутнике,  чьи  руки быстрее,  чем взгляд,  и  смертоноснее,  чем
стрелы.
     Альбанезе загоготал. А Баруссио вдруг осенило:  вот  они - руки из  его
сна.  Руки,  двигающиеся быстрее взгляда и несущие смерть.  Он почувствовал,
как на лбу у него снова выступила испарина.
     - Кто эти старые люди, о которых вы говорите? - спросил Римо.
     Мануэль  обернулся к толпе и тихо произнес  несколько слов по-испански.
Толпа расступилась.  Женщина, старая, как жизнь, и усталая, как смерть, едва
волоча  ноги, вышла вперед. Одета она  была во все черное, на плечи накинута
черная шаль. Морщинистое лицо словно высушено вековой печалью.
     Она остановилась рядом с Мануэлем.
     - Мне было видение, - сказала она, обращаясь к Римо. - Я видела смерть,
которую несли быстрые руки.
     - Ну, хватит, - огрызнулся Альбанезе, обращаясь к Римо. - Давай кончать
с этим. Скажи им, чтоб не волынили и возвращались на работу. Если ты с твоим
азиатом немного соображаете, то сейчас же начинай.
     Римо оценивающе  взглянул  на Альбанезе,  отметив его размеры и вес,  и
вновь  повернулся к  Мануэлю. Но  тут вперед  выступил  Чиун, в своем  синем
одеянии, как всегда спокойный и невозмутимый.
     Он  подошел к старой  женщине и взял ее за руки. Они были очень похожи.
Какое-то время Чиун  и старуха стояли неподвижно, глядя друг другу в  глаза.
Никто из них не произнес ни слова. Затем Чиун отступил назад.
     Его голос прозвучал над полем, эхом отозвавшись в опустевших лачугах.
     - Слушайте внимательно мои слова, - проговорил  он так, будто обращался
к громадной  толпе. -  Ваши  старики говорят правду: здесь ходит смерть. Они
говорят  вам  правду, когда предсказывают, что смерть еще  придет сюда.  Они
говорят  вам правду,  когда рассказывают  о человеке,  чьи руки быстрее, чем
стрелы.
     -  Что  он  делает?  -  прошипел  Альбанезе. Он и Палермо  одновременно
шагнули вперед и оказались за спиной Чиуна.  Их возвышавшиеся над ним фигуры
должны были запугать его.
     - Люди за моей спиной - это злые люди,  - продолжал Чиун. - И для таких
людей единственным возмездием является смерть. Это  справедливая расплата за
все их преступления.
     Альбанезе и Палермо схватили Чиуна каждый за ближайшее к себе плечо. Но
затем вдруг выпустили его и, вытянувшись во весь  рост  на цыпочках, застыли
как истуканы. Лица их исказились от боли. Чиун, не оборачиваясь и не отрывая
глаз от  толпившихся  перед  ним  людей,  впился обеими  руками точно в  пах
каждому.
     - Я говорю  вам, - продолжал он, - вы должны бежать от  смерти, которая
идет сюда. Слушайтесь ваших стариков. Возвращайтесь на родную землю. Старики
скажут, когда настанет время вернуться и снова работать на этих полях.
     - Заткните ему глотку! - заорал Баруссио своим подручным.
     Руки Чиуна  ослабили свою  железную хватку. И тогда они оба ринулись на
хилого желтолицего человека в синем кимоно.
     Палермо  достиг его первым и тут же рухнул  к ногам Чиуна,  как если бы
тело его каким-то образом испарилось из  его костюма, и пустая одежда  упала
на землю под собственной тяжестью.
     - Азиатский выродок! - выругался Альбанезе, - Это уже интересно!
     Он протянул руки к  горлу Чиуна, чтобы медленно выдавить жизнь из этого
старого  призрака. Однако руки его так и не достали корейца. Чудовищный удар
локтя разорвал  ему  горло, вдавив его  в  нижнюю челюсть, и  Альбанезе, уже
бездыханный,  пролетев  по  воздуху, с глухим стуком  упал перед старухой  в
черном. Взглянув на  еще корчившееся  в судорогах тело, она  плюнула  ему  в
лицо.
     Затем старуха повернулась, и толпа раздалась, чтобы дать ей  дорогу. Не
произнося  ни  слова, она,  тяжело  ступая,  удалилась,  за  ней  потянулись
взрослые, подталкивая детей шлепками и что-то тихо говоря им.
     - Вернитесь! - закричал Баруссио. - Вернитесь! Это обман!
     - Нет, не обман, - отозвался Римо.
     Баруссио потянулся к карману  за пистолетом - движение,  которого он не
делал уже многие годы, но все-таки оно ему хорошо удалось.
     Пистолет оказался в его руке и  был направлен на Чиуна, а палец нажимал
на курок. Но оказалась, что  Гуммо нажимает на  воздух: пистолет, совершенно
бесполезный, уже падал к его ногам.
     Баруссио хотел  повернуться  к Римо. Тогда,  в своем  сне, он так  и не
увидел руки, которая его  убила. Он не увидел ее и наяву. Даже не заметил ее
движения. Он успел  только почувствовать, как на лбу у  него выступили капли
пота, подмышки вдруг стали липкими, а по  внутренним сторонам бедер  потекли
обильные струйки.
     Этот пот проступил сквозь ткань  брюк, когда его уже мертвое тело упало
на землю, взметнув облако цвета высохшей крови.
     Глаза  Римо  встретились  с  глазами Чиуна, и  старший  отвесил  поклон
младшему. Римо с насмешливой учтивостью, поклонился в ответ.
     - Порядок,  Чиун, теперь пошли, - сказал  он. -  Мне нужно сделать  еще
кое-что.
     Когда они медленно возвращались к белому  "кадиллаку", оставив на земле
три мертвых тела, Чиун спросил:
     - Куда теперь?
     -  Теперь мне все  стало  ясно.  Я  собираюсь навестить  парня, который
натравил на нас этих головорезов.
     - Кто это может быть? - спросил Чиун.
     - Лестер Карпвелл  Четвертый, - ответил Римо. -  Человек, который стоит
за всем этим.



     - А где Карпвелл, сладкая моя? - спросил Римо.
     - У себя в кабинете,  - ответила молодая, очень загорелая девица. -  Но
он распорядился не мешать ему. - Она  осмотрела Римо с ног до головы, как бы
сожалея, что вынуждена огорчить его.
     - Превосходно. Он меня примет, - произнес Римо, устремившись мимо стола
с девушкой  к массивной деревянной  двери с инкрустацией, ведущей  в кабинет
Карпвелла.
     - Нет, нет, нельзя, - слабо запротестовала девица. - Сегодня к нему уже
врывались двое. Нельзя.
     -  Спокойно,  дорогая,  или  я  разорву  на  мелкие  куски  твою  книгу
посетителей. Я - Римо Бломберг, хозяин универсального магазина.
     Дверь была заперта. Это был замок того типа, в котором повороту дверной
ручки  препятствует небольшая шпилька, выскакивающая  в  закрытом положении.
Но, как  тут же  убедился  Римо,  если  ручку  с  силой  повернуть,  шпилька
срезается, и дверь открывается.
     Он  распахнул  дверь  настежь.  Карпвелл  сидел,  всей  своей  тяжестью
навалившись  на  стол.  Римо  в  три  прыжка  преодолел  пятнадцать   футов,
отделявших его от стола.
     У  Карпвелла был очень нехороший вид. Он лежал, обхватив голову руками,
на книге деловых записей. По рукам его тянулись струйки крови, сочившейся из
ранок,  проколотых на  каждом пальце и  на верхней стороне кистей. Такие  же
точечные ранки  виднелись на ушах и щеках. Пытаясь нащупать пульс  на шее  у
Карпвелла, Римо ощутил под пальцами липкую кровь. Пульс едва бился.
     Секретарша стояла в дверях, прижав руку ко рту.
     - Быстро врача! - приказал Римо. - Он ранен. Потом позвоните шерифу. И,
ради Бога, закройте дверь.
     Доктор, конечно, вряд ли поможет. Он приедет, когда будет уже поздно. И
от  шерифа  пользы не  больше,  чем от улыбки крупье, когда проигрываешь. Но
Римо  хотел, чтобы дверь в кабинет была  заперта. Ему  нужно  было побыть  с
умирающим наедине.
     Он  просунул  руки  под рубашку  Карпвелла и  начал массировать грудь в
области сердца. Откинув  его в кресле навзничь, Римо проговорил ему  прямо в
ухо:
     - Карпвелл, я Римо, Римо Бломберг. Что случилось?
     Глаза Карпвелла открылись,  и Римо увидел,  что  зрачки тоже проколоты.
Залитые  кровью глаза смотрели прямо перед собой, ничего не видя. Через  них
скоро уйдет из него жизнь.
     - Что случилось, Карпвелл? - повторил Римо.
     - Римо, - медленно повторил умирающий, - они думали, что это я  вызываю
землетрясения. Хотели, чтобы я открыл им секрет.
     - Кто это был? - спросил Римо.
     - Мафиози. Его звали Муссо. С острым шилом.
     Руки Римо  продолжали  массировать грудь Карпвелла, и теперь  голос его
стал немного тверже.
     - Вы Римо? Римо Бломберг?
     - Да. Это я.
     - Мафия хочет выведать  секрет землетрясений.  Позвоните... свяжитесь с
капитаном Уолтерсом  из  полиции  штата.  Расскажите ему.  Нужно,  чтобы  он
знал...
     - Капитан Уолтерс?
     - Да. Обязательно передайте. Важно... - Карпвелл задыхался, он с трудом
сделал глубокий вздох.
     - Карпвелл,  мне  нужно кое-что узнать. Мафиози пришли и ко мне. Это вы
их послали?
     - Нет, я ничего не знаю...
     - Вам известно, кто вызывает землетрясения?
     - Нет...
     - Куда отправился этот Муссо?
     - Куда отправился?.. Муссо?.. О... -  Лицо  Карпвелла  исказилось,  как
будто  он старался вспомнить  нечто  очень важное. -  Думаю...  к профессору
Форбен...  да...  к доктору Куэйку. Они убьют его. -  Он снова  сглотнул,  в
горле его что-то булькнуло,  и, будто захлебнувшись, он  затих  и  повалился
вперед.
     Римо  перестал массировать ему грудь.  Теперь это  уже  бесполезно.  Он
осторожно положил голову Карпвелла на спинку кресла. Но вдруг Карпвелл снова
заговорил.
     - Римо. Скажите мне правду. Вас прислало правительство?
     Римо наклонился к самому его уху.
     - Да, - прошептал он.
     - Хорошо, - сказал Карпвелл, и какое-то подобие улыбки появилось на его
покрытом засохшей кровью лице. -  Нужно остановить людей, которые занимаются
землетрясениями. Не давайте мафии наложить на это свою лапу.
     - Не тревожьтесь, Лес. Я им не позволю.
     Карпвелл умер, чувствуя  руку Римо. Слабая улыбка застыла на исколотом,
окровавленном лице. Римо бережно положил его голову на стол.
     Когда он выходил из кабинета, секретарша все еще звонила по телефону.
     - Можете не торопиться, - сказал он. - Спешить уже некуда.
     Римо оставил белый "кадиллак" у своего дома, когда высаживал там Чиуна.
Теперь,  выскочив из офиса Карпвелла,  он забрался  в  свой взятый на прокат
красный  автомобиль,  включил мотор и помчался  к  горам,  возвышавшимся над
долиной, где, как он знал,  находится  институт Рихтера.  До  него донеслись
звуки сирены. Это может быть доктор. А может быть, Уайт.
     Итак,  он здорово  ошибся. Это не  Карпвелл. Умер  совершенно  невинный
человек. И вполне возможно, что он,  Римо, сыграл определенную  роль в  том,
что  его убили: отказавшись  платить  свою долю страховки от землетрясений и
обвинив Карпвелла в том, что за всем этим стоит он. Теперь нужно позаботится
о докторе Куэйке.
     За городом  на шоссе кончился обрамлявший его  бордюрный камень,  затем
перестали попадаться и без того редкие  заправочные станции и автоматические
мойки  машин,  Шоссе  стало  голым  и  пышущим  жаром,  от него  поднимались
колышащиеся волны теплого воздуха, придавая простирающемуся впереди асфальту
влажный вид.
     На обочине Римо увидел стеклянную телефонную будку.
     Разбрасывая из-под колес  грязь и мелкие камешки,  он  резко  свернул и
остановился у будки. Рванув ручной  тормоз,  через правую дверцу выскочил из
машины. Взглянул на часы. Уже почти полдень. Смит должен быть на месте.
     Он набрал "800" - код  прямого  соединения со Смитом  из  любого места.
Трубку взяли на первом же гудке.
     - Смит, - ответил голос.
     - Римо.
     - Что случилось?
     - Убит человек по фамилии Карпвелл. Теперь в это  вмешалась мафия.  Они
хотели заставить его  рассказать, как вызывать землетрясения.  Другая группа
головорезов из мафии пыталась сегодня убить меня и Чиуна.
     - Мафия... -  сказал  Смит, как бы  повторяя  про  себя последний ход в
неизвестном ему варианте шахматной партии. - Мафия, гм-м...
     - Черт побери, Смит, хватит бормотать себе под нос.
     - Ни  при  каких  обстоятельствах  мафия не  должна  заполучить  людей,
замешанных в землетрясениях.
     - Я и сам это знаю, - запальчиво сказал Римо, - Еще одна вещь.
     - Что такое?
     -  Прежде чем  умереть, Карпвелл  сказал,  что  я  должен  связаться  с
капитаном  Уолтерсом  из  полиции   штата   и  сообщить   ему,   что   мафия
заинтересовалась землетрясениями.
     Смит прервал его.
     - Забудьте об этом.
     - Почему?
     -  Потому  что  капитан Уолтерс один  из  наших людей.  Так  же,  как и
Карпвелл.  Они,  конечно,  не  знали, что  работают  на нас. Уолтерс  -  это
следующее звено в  цепочке,  которая  связывала  нас  с  Карпвеллом.  Вы уже
передали сообщение, так что выбросьте это из головы.
     - Почему  же, черт  побери,  вы не сказали, что  Карпвелл был одним  из
наших людей?
     - Мне не хотелось мешать вашему расследованию, - ответил Смит.
     - Но вы, без сомнения, помешали Карпвеллу выжить. Он умер.
     Смит пропустил замечание мимо ушей.
     - Куда вы теперь направляетесь?
     - Думаю, эти бандиты поехали к доктору Куэйку. Я двигаюсь туда.
     - Будьте осторожны.
     - Постараюсь,  мой дорогой. Мне страшно не хочется, чтобы вы затрудняли
себя, доставляя государственный флаг на мои похороны.
     Римо  повесил  телефонную трубку  и  вскочил в машину. Несколько секунд
спустя  он  уже  мчался  на  полной скорости  к  горам,  у подножия  которых
находился институт Рихтера.
     Значит, Карпвелл был одним из своих. А мафия, протягивая грязные лапы к
тем,  кто  вызывает  землетрясения, может  случайно похоронить  целый  штат.
Ничего себе могила - от Орегона до Мексики. Он, Римо, во что бы  то ни стало
должен первым добраться до этих "мастеров" землетрясений.



     Институт Рихтера примостился на одном из уступов на  склоне гор Святого
Бернардино.   Небольшое  одноэтажное  здание  из  красного   кирпича,  уютно
пристроившееся  под  нависшей  над  ним  скалой, выглядело  точь-в-точь  как
маленькая  вилла,  которые  строили  в  семидесятые годы  в больших поселках
Калифорнии.
     С  дороги, петляющей  от самого  подножия,  здания видно  не  было.  Но
дорожные указатели вели путников вверх  по  склону,  затем через  деревянный
мостик, который  так  и заходил ходуном  под  автомобилем Римо,  и далее  на
уступ, к институту.
     Римо подъехал к самому краю выступа и посмотрел вниз.
     Там, всего  в тридцати футах под  ним, лежал разлом Святого Андреаса  -
бомба замедленного действия, заложенная под Калифорнию. Земля здесь треснула
и  разошлась.  Римо  вспомнил  аэрофотоснимки  этого разлома,  помещенные  в
учебнике по геологии. На  снимках он казался почти прямой линией, проходящей
через  всю  Калифорнию  и  разрезающей ее на две части.  На  этой прямой был
один-единственный  искажавший ее  изгиб. Именно  здесь,  на этом  изгибе,  и
расположился институт Рихтера. Он находился в той точке, где разлом был сжат
и где  уже около  пятидесяти  лет  накапливалось давление, которое  в  любой
момент могло вызвать взрыв и разнести Калифорнию на части.
     Глядя  вниз,  Римо  понял,  почему  мостик,  ведущий  на эту  площадку,
раскачивался, когда он проезжал по нему. Его специально  спроектировали так,
чтобы  он  мог  слегка  перемещаться  при  подземных толчках.  Если  бы  его
закрепили намертво, он давно бы обрушился.
     Внизу,  рядом  с  краем разлома,  около изгиба, образующего этот уступ,
Римо заметил пару труб,  выходивших из-под  земли. Возле них стоял небольшой
жилой автоприцеп, а  перед ним -  микроавтобус марки "Фольксваген". Взглянув
влево, Римо различил вдали  еще пару  труб, едва  заметных на таком  большом
расстоянии даже при его остром зрении.
     Римо  включил  передачу  и  на  максимальной  скорости,  сжигая  резину
покрышек, рванул к зданию института.
     Там  перед входом  стояла  только одна машина: темно-синий  двухместный
"кадиллак". Римо остановился рядом  с ним. Протянув  руку, он  ощупал  капот
"кадиллака". Тот был еще теплым, слишком  теплым  для машины, стоящей в тени
скалы. Здесь в голову Римо пришла  позабавившая его на какой-то момент мысль
о том,  что, может  быть, существует очень простой способ избавить страну от
мафии, а  именно:  прекратить выпускать автомобили  марки  "кадиллак". Стоит
как-нибудь поделиться этой идеей с доктором Смитом.
     В здание  вела только  одна дверь. Римо толчком распахнул ее и, войдя в
прохладное  помещение,  секунду  прислушивался.  До  него  донеслись   звуки
нескольких голосов,  идущие слева. Он  пошел в  этом направлении по длинному
коридору,  который  тянулся вдоль  фасада  здания, и куда  с правой  стороны
выходили двери всех комнат.
     Одна из дверей  была открыта.  Римо вошел и оказался  в  лаборатории  -
большой,  просторной комнате, ярко освещенной лампами  под потолком. Свет их
блестел  на  стеклянных  и   хромированных  столах,  где  стояло   множество
всевозможных приборов и лежали груды различных камней и минералов.
     В  одном углу  комнаты  помещалась  огромная  вертикальная компьютерная
панель, занимавшая почти полстены.  Расположенные  на ней диски с магнитными
лентами вращались с мягким жужжанием. Разноцветные огоньки то вспыхивали, то
гасли, светились различные табло,  заполненные информацией, поступающей сюда
бог весть откуда.
     Голоса  слышались  из-за  двери,  расположенной  рядом  с  компьютерной
панелью.  Римо подошел  ближе  и прислушался. Голоса  заглушались  ритмичным
стуком какой-то машины, и Римо пришлось напрячь слух.
     Грубый голос говорил:
     - Бросьте эту научную болтовню. Как вы делаете  землетрясения? Это все,
что мы хотим услышать от вас.
     Самый  низкий  голос,  который  когда-либо  приходилось  слышать  Римо,
отвечал.  Обладатель его так медленно цедил  слова, будто  вся  его  энергия
уходила  на  то, чтобы понизить тон  голоса  до  самого  основания голосовых
связок:
     - Но вы не  можете  понять  это без  научного объяснения,  разве вам не
ясно?
     - Ладно, только скажите нам, как вы это делаете.
     - Я  этого  не  делаю. Но  это,  действительно, может  быть  сделано, -
размеренно продолжал голос. - Постарайтесь, наконец, понять. Вдоль различных
разломов,  а разлом  -  это  трещина  в  земной  коре,  постоянно  нарастает
давление.  Когда оно становится слишком высоким,  происходит  землетрясение.
Значит, то же можно сделать искусственно. Заметьте,  только  можно  сделать.
Можно несколько ослабить нарастающее давление, не допуская до  того момента,
когда  оно  станет  настолько высоким,  что  неизбежно последует взрыв.  Это
немного похоже на ситуацию с  водой, кипящей в закрытой кастрюле, стоящей на
огне.  Если слегка приподнять крышку, то  это ослабит давление в кастрюле, и
вода не  будет переливаться  через край, иначе  крышку сбросит с кастрюли. В
данном случае действует тот же принцип.
     - Ну, хорошо, хорошо. А как вы ослабляете давление?
     - Никто этого  сделать пока не в  силах.  Я  пытаюсь создать  новый тип
водяной  помпы,  которая использовала бы  в этих целях давление воды.  Такой
механизм вызывал бы  множество  мелких  подземных  толчков,  что  постепенно
ослабляло  бы   давление   и   таким   образом  предотвращало   бы   крупные
землетрясения.  Но  работа  идет   медленно,  особенно  с   тех   пор,   как
правительство урезало ассигнования на наши исследования. Не знаю, смогу ли я
их когда-нибудь завершить.
     Последовала длинная пауза. Затем первый голос сказал:
     -  Доктор Куэйк,  я вам не верю.  Кто-то здесь  вызывает землетрясения.
Либо это  делаете вы, либо вы знаете, кто  этим  занимается. Так  что или вы
добровольно расскажите нам об этом, или мы заставим вас это сделать.
     - Я  не верю, что вы действительно из  ФБР. -  В  голосе доктора Куэйка
слышалась обреченность.
     - Вы очень  сообразительны, профессор. Если вы действительно так хорошо
соображаете, то расскажите нам все, что мы хотим знать.
     Так,  все  понятно,  пора,  подумал  Римо  и  вошел  в  комнату  сквозь
полуоткрытую дверь.
     - Добрый  день,  профессор,  - сказал он с  глупой  улыбкой.  В комнате
находилось трое мужчин, но не требовалось большого ума, чтобы понять, кто из
них  доктор  Куэйк.  Это был полный  мужчина, не очень толстый,  но  полный,
одетый в твидовую куртку и  брюки, которые совершенно  не сочетались друг  с
другом. У  него было абсолютно  круглое лицо  и взъерошенная копна  седеющих
черных  волос,  ниспадающих  на   лоб,  где  они  встречались   с  огромными
серо-черными бровями, торчавшими во все стороны так, будто они были схвачены
морозом. Брови спускались и по щекам, и по стеклам его очков в металлической
оправе. Он  сидел на  высоком стуле рядом с лабораторным столом. Двое других
стояли. Типичные молодые мафиози.
     Настоящая  пара бандитов.  Один из них выглядел  так, будто коэффициент
его  умственного развития  был на нуле. Второй казался  более  смышленым, но
лицо  его  было  похоже  на  лицо  третьего  мальчика  слева  в  театральной
постановке "Клоуны и куклы", которую показывают труппы бродячих актеров.
     Тот, который с коэффициентом, повернулся к доктору.
     - Черт возьми, это что за  пижон? - спросил  он, кивком головы указывая
на Римо,  на  котором  по-прежнему  были  утренние  белые  брюки,  рубашка с
короткими рукавами и теннисные туфли на босу ногу.
     - Я  -  Римо Бломберг, ассистент  профессора, -  быстро сказал Римо.  -
Профессор, нет смысла пытаться и дальше дурачить этих людей. Я думаю, что мы
должны выдать им секрет землетрясений.
     Оба мафиози уставились на Римо и  даже не  обратили внимания на то, что
доктор Куэйк начал было что-то говорить.
     Теперь Римо обращался прямо к двум мужчинам.
     -  Мы изобрели  новую машину, - ему  приходилось повышать голос,  чтобы
перекричать какой-то постоянный механический стук, заполнявший комнату. - Мы
назвали  ее  "Скэйлрайзером   модифицированной  шкалы   силы   землетрясений
Меркалли". -  Дань уважения  геологическому  учебнику,  присланному  Смитом,
подумал мельком Римо.
     - Да-а? - пробормотал более смышленый. - Ну и как она работает?
     - Она работает на компонентах  витамина Е. Понимаете,  вы обращаетесь с
землей  так, как будто это дрожжи, и  закачиваете в нее, насколько возможно,
двуокись  углерода. Это нарушает газовый баланс. Затем вы впрыскиваете  туда
огромное количество  витамина Е, естественно, не ту дрянь, которую продают в
аптеках,  а  чистый  витамин,  содержащий   концентрированную  энергию.   Вы
закачиваете его  в  трещины  почвы пневматическим способом,  как  это делают
ниндзя. Это высвобождает энергию газового дисбаланса в земле, и вы получаете
землетрясение. Все это довольно просто, - закончил он и наклонился, будто бы
для того, чтобы поправить складку на брюках, но  на самом деле, чтобы скрыть
душивший его смех.
     - Это может сделать кто угодно. Простое геологическое извержение. Таким
способом  мы смогли уже вызвать несколько небольших землетрясений. Не хотите
ли купить у  нас  возможность  устроить еще  что-нибудь такое  же  по своему
выбору?  Может быть, у  вас  есть на примете городок,  который вы хотели  бы
разрушить?
     Теперь смутились бандиты. Полученные  ими  инструкции явно  не заходили
так далеко. Они переглянулись, затем тот, который посмышленее, сказал:
     - Сперва мы хотим увидеть эту машину.
     Римо повернулся к доктору Куэйку:
     -  Профессор,  действительно,  нет  никакого   смысла  отказываться  от
сотрудничества.  Я покажу им скейлрайзер Меркалли. - Еще одна  дань уважения
Смиту,  подумал  он  про  себя.  Пусть знает, как  быстро  Римо обращается в
поборника образования и эрудита.
     Римо  повернулся   и  пошел  к  двери.  Нужно  поскорее  увести  их  от
профессора.  Тот  бандит,  что  разговаривал  с  профессором,  погрозил  ему
кулаком:
     - Вы останетесь здесь, профессор, и без  глупостей. Мы не забудем,  как
вы пытались одурачить нас. Мы еще вернемся.
     Двое  мужчин последовали  за  Римо.  Он  вывел их  через лабораторию  в
коридор. Римо услышал, как один из них сказал другому:
     - Бломберг, да? Еврею можно верить, он знает, куда ветер дует.
     По  коридору с каменным полом  Римо  повел их на  другой конец  здания,
высматривая дверь, которая  наверняка была бы  не заперта. Наконец, слева от
себя он увидел слегка приоткрытую дверь.
     - Это здесь, ребята, - уверенно произнес он, делая широкий приглашающий
жест. Римо  полностью распахнул дверь  и вошел. Двое неотступно следовали за
ним.
     Они оказались в маленькой кухне.
     - Это же кухня... - удивленно сказал один.
     - Конечно, - парировал Римо. - Мы держим его в холодильнике. Не думаете
же вы, что мы бросаем его где попало, чтобы кто-нибудь на него наткнулся?
     Он открыл дверцу холодильника и поманил их поближе.
     - Вот  он, -  сказал  Римо,  величественно указывая на четвертьфунтовую
пачку маргарина, сиротливо лежавшую на красном блюдечке.
     Оба мафиози  сделали шаг вперед. Еще шаг, и  вот они уже у самой дверцы
холодильника. В эту секунду  Римо взвился в воздух и ударил сверху локтем по
черепу того,  кто собирался что-то сказать;  череп  проломился  как  мягкая,
пористая бумага. Человек рухнул на пол.
     Римо уже был за спиной другого  мафиози и правой рукой вцепился сзади в
его  шею. Пальцы Римо как  когти раздирали пучки нервных окончаний под кожей
бандита.  Тот закричал. Его  руки,  парализованные  болевым  шоком, казалось
намертво приросли к телу.
     - Все в порядке, - сказал Римо, - который из вас Муссо?
     Он чуть-чуть разжал пальцы, чтобы парень мог говорить.
     Тот с трудом выдохнул.
     -  Муссо здесь нет. Он вернулся назад. Велел нам позвонить  ему позже и
сообщить, что мы здесь выяснили.
     Римо вновь надавил на шею парня.
     - Кто из вас убил Карпвелла? - и снова чуть отпустил шею.
     Мафиози едва мог прошептать:
     - Это Муссо. Своим шилом. Он всегда им орудует.
     -  За  кем  вы  охотитесь?  -  спросил  Римо.  Руки  мафиози,  все  еще
одеревенелые, были прижаты к бокам.
     - Здесь кто-то устраивает  землетрясения и вымогает у людей деньги. Дон
Фиаворанте послал Муссо узнать, кто это делает, - ответил он.
     - Дон Фиаворанте?
     - Да-а. Пубеско. Он глава нашего клана.
     - А как твое имя?
     - Феста, Сэмми Феста, - всхлипнул парень.
     - Ну, ладно, Сэмми. Я готов оставить тебя в  живых.  На время.  -  Римо
вновь  сдавил ему шею. - Ты поедешь  назад.  Скажешь Муссо и своему Пубеско,
пусть  держатся  отсюда  подальше. И  забудут про  землетрясения, если хотят
уцелеть. И  чтоб никто не приближался к доктору  Куэйку.  Если они  еще  раз
появятся  в округе  Сан-Эквино,  то  отправятся  обратно в  собачьем  ящике.
Особенно  Муссо. Передай ему это.  - И он еще сильнее  сжал шею парня. - Все
понял?
     - Понял, понял!
     Римо  освободил шею парня от  железной  хватки, и Феста  тут  же сделал
неуклюжее движение, попытавшись дотянуться до своего пистолета под пиджаком.
Он  было повернулся к Римо, но в следующее мгновение рука Римо  схватила его
кисть и его пистолет.
     - У "кадиллака" автоматическая коробка передач?
     - Да-а.
     - Ты можешь управлять машиной одной рукой?
     - Да-а.
     - Вот и ладно, -  проговорил  Римо и правой рукой перебил  Фесте  кости
предплечья. Пистолет упал, громко стукнувшись об пол. Феста  заорал от боли,
взглянул на пистолет, затем в страхе перевел взгляд на Римо.
     Тот улыбался.
     - Не забудь передать Муссо то, что я сказал. Меня зовут Римо. Возможно,
он захочет узнать мое имя.
     Феста  схватился за свою  сломанную руку, боль исказила его хорошенькое
мальчишеское лицо.
     - Конечно, он обязательно захочет его узнать.
     - Вот и передай ему это. Запомни - Римо. А теперь убирайся отсюда, пока
я не передумал.
     Прежде чем Римо вышел в  коридор, Феста уже выскочил из здания. Проходя
мимо входной двери, Римо увидел, что "кадиллак" выехал со стоянки и, набирая
скорость, отъезжает от института.
     Прекрасно. Теперь Муссо вернется. А он нужен Римо. Из-за Карпвелла.
     Ведь  его главная  задача  найти  тех, кто занимается  землетрясениями,
поэтому он не имеет  права  тратить время  на что-то еще. Другое  дело, если
Муссо сам придет к Римо... В этом случае даже Смит не сможет упрекнуть его в
том, что ему пришлось  защищаться. В  конце концов, что еще остается делать,
когда имеешь дело с человеком, вооруженным шилом?

     Когда  Римо  вернулся в лабораторию,  доктор  Куэйк все так же сидел на
своем высоком стуле.
     Адская  машина в углу  продолжала работать, наполняя комнату  стуком, и
Римо спросил:
     - Не можете ли вы остановить эту проклятую штуковину?
     - Нет, - ответил доктор, - идет  тест на длительность. Машина  работает
уже  трое суток,  а  должна  - целую неделю. Вы знаете, мне кажется, что эти
люди совсем не из ФБР.
     - Не оттуда, - согласился Римо. - Это мафиози.
     - Мафиози? О, Боже...  Что им нужно от меня? - Брови доктора поднялись,
как будто они  жили  самостоятельной  жизнью.  Когда брови снова опустились,
они, казалось, совсем прикрыли его глаза.
     - Им нужно знать,  как устраивать землетрясения. Кто-то  здесь об  этом
знает, и эти два бандита думали, что это вы.
     - Два? Ах да, два. Однако сначала их было четверо.
     - Как четверо? А где же остальные?
     - Ушли с моими девочками. Они помогают мне в лаборатории.
     - Но куда же они могли деться, черт возьми? Девушки могут пострадать, -
забеспокоился Римо.
     В этот момент в комнате раздался еще один голос:
     - Мы ничуть не пострадали.
     Римо  стремительно  обернулся  к  двери,  и  его  глаза  раскрылись  от
удивления.  Там  стояли  две  девушки.  Каждой,  наверное, было  чуть больше
двадцати. Одеты  они были в одинаковые белые  майки с короткими  рукавами, с
нарисованными на них  кулаками  красного цвета  и печатными буквами "НОЖ"  -
Национальная  организация  женщин,  -  и  синие  джинсы. Но  совсем  не  это
приковало взгляд Римо.
     Его  привлекли чрезвычайно большие  бюсты обеих девушек. Они  не носили
лифчиков, грудь у каждой была крепкой и вызывающе колыхалась. Она была такой
необъятной,  до предела  растягивающей  ткань  рубашки,  что  Римо  невольно
подумал о них,  как  о восьмом и девятом  чуде  света. А если учесть, что  у
каждой было сразу  по  два  чуда, то их  можно  было  смело считать восьмым,
девятым, десятым и одиннадцатым чудом света.
     Только потом Римо взглянул  на их лица - белые, как алебастр,  и  очень
привлекательные,   обрамленные  черными,   как  смоль,  волосами.  Римо  уже
достаточно  находился а  Калифорнии, чтобы  ему  показалась  странной  любая
девушка, которая не выглядела бы блондинкой и не  казалась бы загорелой. Эта
мысль мелькнула у него прежде всего, лишь потом он заметил, что девушки были
похожи друг на друга как две капли воды.
     - С тобой все в порядке,  папа? - осведомилась одна из них. Они подошли
к доктору,  груди их колыхались и  подпрыгивали под  тонкой  тканью;  плотно
обтянутые джинсами ягодицы так и ходили из стороны в сторону. Внезапно  Римо
почувствовал острый прилив вожделения, показавшийся ему чем-то болезненным и
ненормальным. Чтобы как-нибудь скрыть его,  он  отступил назад, опустился на
стул и благоразумно  положил ногу  на ногу.  Если бы он мог еще краснеть, то
наверняка бы покраснел. Подумать только! Такие классные девицы!
     Одна из них опустила руку на плечо доктора и сказала:
     - Мы так за тебя беспокоились!
     - Пустяки. Вот этот джентльмен все уладил.
     Теперь девушки  пристально посмотрели  на Римо, а одна подошла и встала
рядом с его креслом.
     - А мы начали беспокоиться за вас, - сказал  Римо. -  Это были мафиози,
вы догадались? А куда делись те двое, с которыми вы ушли?
     Девушка, стоявшая рядом с доктором, несколько замявшись, ответила:
     - Они ушли.
     - Без машины?
     Девушка, казалось, смутилась. Тогда заговорила другая, стоявшая рядом с
Римо:
     - Они решили размяться и пройтись. Сказали, что  по дороге  их подберут
друзья. - Вторая девушка прыснула. Очевидно, это показалось ей смешным.
     - А-а... - произнес Римо.
     - Кстати, - сказала девушка, стоявшая около доктора, - а вы кто?
     - Меня зовут Римо, Римо Бломберг.  - Он отчаянно  пытался смотреть ей в
лицо, в глаза, на что угодно, только не на ее грудь.
     Но  ничего не выходило, он видел только  ее груди. Впрочем, он бы очень
удивился, если  бы ему все же удалось справиться с собой.  Девушка, стоявшая
рядом, подвинулась еще ближе и положила руку на спинку его стула. Теперь она
почти  касалась его, и каждый  удар ее  сердца, каждый  вздох вызывали в нем
нервную дрожь и учащенное сердцебиение.
     - А как вас зовут? - спросил Римо.
     - Извините  меня, - встрепенулся доктор. - Это мои дочери. Они помогают
мне в опытах. Это Джекки, а та Джил.
     Римо  взглянул на  лицо  девушки, которое  почти  заслоняла ее  высокая
грудь, и поймал взгляд ее глаз.
     - Значит, Джекки и Джил, - повторил он. - Замечательно.
     Девушка наклонилась к его уху и прошептала:
     - А будет ли замечательно, если я сейчас схвачу вас кое за что и нажму?
     - Нет. Или даже нет-нет. А может быть, и нет-нет-нет, - ответил Римо, -
на ходу внося поправки в свои арифметические подсчеты.
     - Они близнецы, - запоздало и без всякой надобности пояснил доктор.
     Римо кивнул, затем тихо сказал девушке, стоявшей рядом:
     - На самом деле вы не совсем одинаковые.
     - Не совсем?
     - Да. Я думаю, у вас объем груди 42, а у нее только 41,5.
     - Мама всегда любила меня больше, - сказала Джил и добавила: -  Никогда
бы не подумала, что вы это заметите.
     - Вот если  бы я оказался сейчас в Сикстинской капелле, то, пожалуй, не
заметил бы знаменитых фресок на потолке.
     - Подумаешь, многие мужчины не заметили бы... Во всяком случае, здесь в
Калифорнии. Вы знаете, какие они... Я подумала, может, вы не такой.
     "Не дай морю обмануть себя", - вспомнил Римо и громко спросил:
     - А что вы здесь делаете?
     Этот вопрос Римо задал доктору, но  ученый, повернув голову, смотрел  в
угол, откуда шел надоедливый стук.
     Римо повторил вопрос, на этот раз уже обращаясь к девушкам:
     - Чем вы здесь занимаетесь?
     - Если вы можете, не затрудняя себя, встать со стула, - сказала девушка
с размером бюста 41,5, стоявшая рядом с доктором, - мы покажем вам.
     Так,  нужно  сделать  глубокий вдох. Набрать побольше кислорода.  Чтобы
кровь отлила  от  низа  живота и наполнила легкие  и  мозг. Думать  только о
полянах с  маргаритками... о  прекрасных маргаритках... На это  у  Римо ушла
доля секунды, и вот он уже в состоянии встать, почти прямо.
     Вот что значит дисциплина сознания! - подумал он. Но тут стоявшая рядом
Джил положила ему руку на пояс, и Римо снова опустился на стул.
     - Впрочем, почему  бы вам не  рассказать мне об этом, пока я  сижу? Мне
так удобнее. - И он неловко положил ногу на ногу.
     - Не смущайтесь, -  с жаром прошептала Джил ему на ухо. - Мы иногда так
шутим  с мужчинами. - Но ему  отнюдь не стало легче от ее жаркого дыхания. И
от левой груди, прижавшейся к его плечу.
     -  Вы  просто  знойная  мечта любителя порнографии,  - произнес Римо. -
Вперед. Уступаю вам старт.
     Джил  отошла  от  Римо  в дальний угол комнаты, где  продолжала стучать
машина. Очень осторожно,  прилагая большие усилия, Римо поднялся  со стула и
последовал за ней. Когда он проходил мимо Джекки, та насмешливо оглядела его
и пошла следом. Доктор замыкал шествие.
     -  Это  изобрел  папа.   Способ,  с  помощью  которого   мы  собираемся
обезопасить  мир от  землетрясений,  - начала  Джил,  показывая  на  машину,
стоявшую на столе. Формой и размером она напоминала большой газовый баллон и
была выкрашена в ярко-голубой цвет.
     - Что это такое? - спросил Римо.
     - Ну, можно назвать это водяным лазером.
     - Водяной лазер?  - Римо постарался припомнить тот единственный процент
прочитанного им  когда-то геологического пособия,  который еще остался в его
голове. Затем честно признался:
     - Никогда не слышал ни о чем подобном.
     - И не  могли слышать, разумеется.  Это еще  на  стадии эксперимента, -
раздался голос Джекки из-за плеча Римо.
     - Как действует этот лазер?
     Джил начала объяснять:
     -  Вы слышали о световом лазере, который усиливает силу светового луча,
умножая световые волны?  Такие  лазеры могут резать камень  и  металл.  Даже
алмазы. Так вот, профессор изобрел такой же аппарат,  но работающий на воде.
Обычно поток воды содержит волны с неизбежными гребнями и впадинами. Доктору
удалось  сгладить эти  волны так,  что поток  стал постоянным  и ровным, без
всяких  колебаний  и вибраций. От этого его сила колоссально  возросла.  Эта
машина способна фокусировать поток воды в струю, обладающую огромной мощью.
     - А  какое  это  имеет  отношение к землетрясениям? - спросил  Римо, на
какой-то момент даже позабыв про груди Джил.
     Теперь   заговорил  сам  доктор  Куэйк,  своим  похоронным,  как  будто
потусторонним, голосом:
     - Разлом Святого Андреаса тянется на шестьсот миль, мистер Бломберг. На
каждой миле вдоль всего разлома мы пробурили отверстия и опустили туда трубы
с   датчиками,  которые  следят  за   температурой,  давлением   и   другими
параметрами; их показания поступают на компьютер в соседней комнате.
     Располагая  такими  данными, мы  можем  своевременно  установить, когда
давление  на одной стороне разлома становится выше, чем на  другой.  А это и
есть  та самая причина, которая вызывает  землетрясение. Землетрясение - это
способ, с помощью которого природа уравновешивает давление по обеим сторонам
разлома.
     Здесь доктор остановился, как бы сочтя свой ответ исчерпывающим.
     - Понятно, - сказал Рима. -  Но все же какое отношение имеет эта машина
к землетрясениям?
     -  Ах  да, водяной лазер. Ну, подключив  это устройство к трубам, можно
направить мощь водяной струи  в недра разлома прежде, чем давление в пластах
достигнет критической  точки.  Ее  колоссальная  сила может  дробить скалы и
вызывать умеренные подземные толчки. Но эти толчки сразу же снижают давление
в земных недрах, предотвращая тем самым крупные землетрясения.
     -  Если  это  сработает,  -  заметил  Римо,  -  то  станет   величайшим
изобретением.
     - А это уже работает, - произнесла  Джекки, становясь рядом с доктором.
-  Мы знаем, что это работает. Но  вы думаете, мы в состоянии  убедить  ваше
идиотское  правительство в том, что оно  должно помочь  нашим исследованиям?
Нет, - прошипела она. - Ваше правительство скорее  будет  тратить миллиарды,
чтобы делать бомбы и уничтожать людей в Азии. А  профессор должен продолжать
свою работу без денег!
     -  Без денег?  -  переспросил Римо.  -  Но ведь кто-то же построил  это
здание и платит вам зарплату.
     В разговор вмешалась Джил:
     -  Друзья, - сказала  она.  - Пожертвования друзей  и  тех организаций,
которые  понимают важность нашей работы. Без  них мы никогда бы  не добились
таких успехов.
     - И как далеко вам удалось продвинуться?
     - Достаточно, чтобы  испытать это устройство, -  ответила  Джил.  - Оно
работает!   По   крайней   мере,    теоретически.   Теперь   нам   предстоит
усовершенствовать    наш   водяной    лазер.   Повысить   его   мощность   и
продолжительность действия. - Она похлопала  по  боку голубой  металлической
помпы. Как  только она  подняла руку,  груди  ее под  тонкой  тканью  так  и
дернулись.
     Джил улыбнулась Римо и спросила:
     - Хотите покажу?
     -  В  любое время,  -  машинально  ответил  он  и лишь спустя мгновение
сообразил, что она говорит о водяном лазере. - Конечно, хоть сейчас.
     Из стоящего на столе кувшина Джил налила небольшой стакан воды.
     -  Имейте в  виду, - сказала  она, -  это всего  лишь экспериментальная
модель, но по ней вы можете понять принцип действия всего устройства.
     Она  выключила мотор, и лаборатория вдруг погрузилась  в тишину. Подняв
верхнюю часть водяного лазера, Джил влила туда стакан воды.
     - Машина работает на воде, - пояснила она.
     На боку  водяного лазера  имелось  сопло,  похожее  на  горло  газового
баллона. Она стала завертывать на нем рифленую гайку.
     - Вот так  уменьшается сечение струи, - продолжала она свои объяснения.
- Его можно регулировать.
     Джил повернула лазер, направив его сопло в сторону Римо. Затем взяла со
стола  стальную пластинку, площадью примерно в двенадцать квадратных дюймов,
и передала ему.
     - Держите ее прямо перед соплом, - приказала  она, - и  сами  держитесь
крепче.
     Римо стиснул  в руках стальную пластинку и подставил ее к соплу лазера.
В нем всего лишь стакан воды, подумал  он. Ну какую мощность можно  получить
от одного-единственного стакана?
     Джил  повернула  какой-то  диск,  и   помпа   начала   издавать  звуки,
напоминающие тяжелые вздохи. Римо слышал, как внутри машины что-то закипало,
темп этих звуков все убыстрялся. Было ясно, что там нарастает какая-то сила.
Вдруг Римо почти  сбило с ног: это из сопла водяного лазера вырвалась  струя
воды и ударила  в стальную пластинку. Он напрягся, изо всех сил вцепившись в
нее, но водяная струя, как таран, отбросила его примерно на пять футов.
     Руки  Римо  дрожали,  сопротивляясь  давлению  воды  на  пластинку,  но
внезапно   оно  прекратилось,  машина  снизила  обороты,   вновь  послышался
постоянный глухой стук.
     Джил засмеялась, увидев выражение лица Римо.
     - Я потрясен, - произнес он.
     - Весь секрет - в отсутствии волновой структуры  в  водяном  потоке,  -
сказала Джил. - В нем нет никаких волн, одна ровная,  постоянная сила.  Если
направить  этот поток воды через крошечное отверстие,  то такая струя сможет
резать металл. А если использовать  отверстие  с более широким сечением,  то
такой поток будет все сметать  на своем пути. Вы  только что видели, как  мы
использовали один-единственный стакан  воды. А полный водяной лазер содержит
пять галлонов.
     Джил повернула диск, и машина стала стучать медленнее.
     - Сейчас  мы испытываем это устройство на продолжительность действия, -
сказала она.
     - Эта машина у вас единственная? - спросил Римо.
     Джил помедлила.
     - Да, только одна. А что?
     - Я  думаю, кто-то,  должно быть,  украл  чертежи  этого устройства. Вы
знаете,  что есть люди,  которые могут вызывать землетрясения?  Они пытаются
шантажировать  жителей  этого района,  требуя  с них  деньги  за  то,  чтобы
избежать этого бедствия.
     - Но они не могли использовать  это устройство.  Оно слишком  мало. Это
всего лишь опытный образец, - добавила Джил. - А что касается чертежей, то у
нас их просто  нет. Мы строим водяные лазеры из разных подсобных материалов,
импровизируя  по  ходу  дела. К тому  же, разве найдется  такой сумасшедший,
который пойдет на то, чтобы вызвать землетрясение?
     - Да, разве найдется такой? - фыркнула позади Римо Джекки.
     - Если в деле замешаны большие деньги, - сказал Римо, - всегда найдется
какой-нибудь тип,  готовый на  все,  что угодно. Именно поэтому  ваши друзья
мафиози побывали здесь сегодня. Они пытаются взять это дело в свои руки.
     - Вы  что, сыщик, Римо? - вдруг спросила Джил. - Что-то вы слишком всем
интересуетесь.
     - Сыщик? Нет уж, увольте. Я всего лишь хозяин универсального магазина и
этим зарабатываю  себе  на жизнь.  Но  я  не смогу этого  делать, если  буду
платить всяким шантажистам.
     Доктор Куэйк  отошел в сторону  и,  сев за  стол,  начал  просматривать
стопку бумаг.
     - Послушайте,  - сказал девушкам Римо,  понизив голос. -  Мне  кажется,
пока  это  дело  не  прояснится,  вам  нужно  установить  здесь  охрану  или
что-нибудь в этом роде. Мафиози могут появиться снова.
     -  А я думаю, что все это глупости, - откликнулась Джил.  - Кстати, что
случилось с теми двумя мужчинами, которые здесь остались? Что вы им сказали?
Мы видели, как они на большой скорости удирали отсюда.
     - Удирал только один. Второй лежит мертвый в вашей кухне.
     - Мертвый?
     - Да.
     Джил  хотела было сказать что-то, но остановилась.  Повернувшись, чтобы
уйти, она бросила:
     - Если у вас, Римо, нет больше вопросов, мы займемся работой.
     -  Конечно, -  согласился  Римо.  - Мы еще  поговорим.  Почему  бы  вам
как-нибудь не заехать ко мне и не поплескаться в бассейне?
     - Может, и заедем, - сказала Джил.
     - Обязательно заедем, - пообещала Джекки.



     Вейд Уайт  стоял  на  краю  шоссе и извергал в  кювет ленч, съеденный у
Герти.
     Возвращаясь из института в город,  Римо  заметил у  обочины черно-белый
автомобиль шерифа  и  подумал: шериф ловит  водителей, превышающих скорость.
Но,  поравнявшись с патрульной машиной, украшенной звездами, он увидел,  что
широкая спина Уайта содрогалась - его выворачивало наизнанку. Рядом с Уайтом
стоял  очень худой  человек, так  же,  как  и  шериф,  одетый  в  хаки.  Его
заместитель, сообразил Римо.
     Он  свернул на  обочину,  не  выключая  мотора,  вышел из машины  и, не
торопясь, подошел к шерифу, которого все еще рвало.
     - Наверное, что-нибудь не то съели, шериф, - участливо сказал он.
     Уайт повернулся.
     -  А,  это  вы, - бросил он и показал рукой в ров, после чего его снова
вырвало.
     Римо посмотрел вниз.  На дне рва валялись  тела двух мужчин. Оба были в
синих  костюмах, а их  модные  прически могли  бы удовлетворить вкус  любого
изготовителя лака для укладки волос. Выглядели они так,  словно захлебнулись
собственными внутренностями. Клубки  кишок свисали изо  рта, будто животы их
так сильно сдавили,  что  кишкам  не оставалось ничего другого,  как вылезти
через рот.
     - Глядите-ка, они, должно быть, поели в том же месте, что и  вы, шериф,
- сказал Римо.
     Уайту удалось несколько справиться с позывами желудка.
     Его заместитель повернулся к Римо:
     - Вам не следовало бы разговаривать с шерифом в подобном тоне.
     - Я - налогоплательщик, сын мой, - с достоинством парировал Римо.
     - Даже налогоплательщик  не  имеет права разговаривать с шерифом Уайтом
так неуважительно.
     - Извините, - сказал Римо, - я никого не хотел обидеть.
     - Ладно, -  снисходительно  произнес  заместитель  Уайта. - Это  вам на
будущее.
     Уайт подтянул брюки и спустился в ров.
     - Кто это, шериф? - крикнул ему Римо.
     - Еще неизвестно. Какие-то итальяшки,  - ответил  тот.  -  Нисколько не
удивлюсь, если окажется, что именно эти макаронники убили Карпвелла.
     - Здравая  мысль,  - сказал Римо, ему-то было хорошо  известно, кто это
сделал. - А как их обнаружили?
     В это время  Уайт осторожно шарил рукой  в  кармане первого человека  в
поисках бумажника.
     - Позвонил проезжавший мимо водитель, - ответил он.
     Удостоверившись, что  карманы пусты,  Уайт стал  исследовать содержимое
карманов  второго.  Однако  и там ничего не нашел.  Стоя  на краю  рва, Римо
заметил, что  ширинки  на брюках  обоих  мужчин были расстегнуты. Он обратил
внимание  и на другое. Нижняя часть их  рубашек и  брюки  на  пояснице  были
слегка обесцвечены,  как  будто эти  места сильно  намокли,  а потом  быстро
высохли под жарким солнцем.
     Уайт снова  выбрался на  дорогу.  Как бы  обращаясь  к  самому себе, он
вполголоса произнес.
     - Итак, двое неизвестных белых мужчин. Жертвы дорожного происшествия.
     - Жертвы дорожного происшествия? - удивился Римо. - Никогда в  жизни не
видел сбитого машиной, который бы выглядел так, как эти.
     - Да-а? А что вы еще  знаете об этом? Сдается мне, вам известно слишком
многое и о многом, не так ли? - внезапно выпалил Уайт.
     - Абсолютно ничего, - ответил Римо. - Извините за вмешательство.
     - То-то же. Вы вообще большой любитель  совать нос в чужие дела. Сперва
в офисе Карпвелла. Теперь здесь. Мы еще поговорим с вами об этом. - В голосе
Уайта звучала угроза.
     -  Ладно, не собираюсь мешать вам заниматься  делами, -  сказал Римо. -
Кстати, шериф, один вопрос.
     - Ну, что там еще?
     - Не знаете ли вы в  городе местечка, где можно было бы отведать свежих
устриц? Ну, таких скользких и липких, которых подают на открытой раковине?
     Уайт резко отвернулся, его опять начало рвать.
     -  Похоже,  не знает,  -  заметил  Римо,  обернувшись к заместителю,  и
отошел.
     - Педик, - прошипел Уайт, когда автомобиль Римо тронулся с места.
     Его еще немного вытошнило. Но вовсе  не  мысль  о липких устрицах снова
вызвала у него приступ  рвоты,  и даже не вид двух искалеченных тел.  Он уже
видел людей, умерших такой смертью. Когда убили Файнштейна и Мак-Эндрю.
     На  желудок  шерифа подействовал сегодняшний телефонный звонок. Молодой
женский голос сообщил  ему, где следует искать трупы, и добавил еще кое-что.
Встреча была назначена на сегодняшний вечер и не сулила ничего хорошего.



     Римо, Римо и опять  Римо... Дон  Фиаворанте Пубеско швырнул  телефонную
трубку на рычаг аппарата.
     - Все время  Римо. Неужели вся моя жизнь будет  разбита из-за какого-то
жалкого хозяина универсального магазина?!
     Он смотрел  на Мэнни-Шило Муссо, понуро сидевшего перед ним на плетеном
стуле рядом с бассейном. Муссо сильно потел.
     - Мне не везет с тобой, Эммануэль, - сказал Пубеско, - очень не везет.
     Муссо прижал руки к бокам,  ладонями наружу, и  вздрогнул.  Он  пытался
выдавить  из себя  заискивающую  улыбку,  но  она  превращалась  в  какую-то
болезненную гримасу.
     - Это звонил  Громуччи. Гуммо убит.  Альбанезе убит. Палермо тоже убит.
Все  убиты этим Римо, кто бы он там ни был.  И ты  тоже хорош! Я послал тебя
узнать кое-что  относительно  землетрясений.  Ты  же  кончил тем,  что  убил
человека.   Затем,  вместо  того  чтобы   делать  дело,  ты  вернулся  сюда,
предоставив  разговаривать с профессором  своим людям.  А  теперь  двое этих
парней пропали, один убит, а у другого сломана рука! И все из-за кого? Из-за
этого Римо!
     Высокий,  загорелый,  в  плавках,  украшенных  бледным  орнаментом,  он
наклонился и потряс пальцем перед сразу вспотевшим лицом Муссо.
     - Ты знаешь, в чем  моя ошибка, Эммануэль?  Скажу тебе прямо. Я слишком
люблю людей!  Доверяю и  верю глупцам. Я доверил Гуммо  урегулировать совсем
небольшую  проблему  на  виноградной ферме.  И  даже это оказалось для  него
слишком. Он мертв.
     Тебе  я доверил раздобыть совсем небольшую информацию. Ты  сделал  это?
Нет. И  для  тебя это  оказалось  невыполнимым.  Ты возвратился сюда, поджав
хвост. А все из-за чего? Из-за какого-то человека по имени Римо!
     Пубеско отвернулся  и  подошел  к краю  бассейна,  а затем, снова встав
перед Муссо, продолжал:
     - Что же мне теперь делать с тобой, Эммануэль?
     Муссо открыл  было рот, собираясь что-то сказать, но быстро закрыл его,
поскольку Пубеско не дал ему произнести ни слова:
     - Нужно ли мне поступить с тобой так, как это делали в прежние времена,
когда наказывали  провинившегося?  У  меня есть  для этого все основания.  И
никто  не  сможет  указать  на  меня пальцем  и сказать: вот  дон Фиаворанте
Пубеско, который  в  гневе несправедлив к своим  людям. Ни один  человек  не
сможет этого  сказать, сделай  я то,  на что  имею полное право. Но  нет,  я
слишком добр. И слишком люблю тебя. Вот почему я скажу тебе одну вещь.
     Этот  Римо не  просто владелец универсального магазина. Я еще  не знаю,
кем  он  является. Но  кем он  не является, я  знаю.  Это не  простой хозяин
магазина.   Каким-то   образом   он  связан   с  людьми,   которые  вызывают
землетрясения. И он  знает, как это делается, и может рассказать то, что нас
интересует.
     Но вот скажет ли он нам это,  если мы просто придем к нему и  попросим:
"Ну-ка,   мистер   Римо,   расскажите   нам   о  людях,   которые   вызывают
землетрясения?!" Нет,  так мы от него ничего не добьемся. Он заговорит, если
только  будет  вынужден  это  сделать.   Например,  чтобы  прекратить  боль,
терзающую его тело.
     А теперь другой вопрос: есть ли у меня человек, который может причинить
такую боль? Еще  вчера я ответил бы: да,  у меня  есть Эммануэль  Муссо. Эта
работа как  раз для него.  Но сегодня  я  уже  не уверен в этом. Может быть,
Эммануэль Муссо  став  слишком  мягким? Или он  уже слишком  стар для  такой
работы? Возможно, мне надо поискать более молодого и более сильного.
     Муссо встал с плетеного стула.
     - Дон Фиаворанте, я еще не слишком стар и не слишком мягок, и прошу вас
об одной милости. Отдайте мне  Римо. Мы заставим его  заговорить, мой верный
друг и я, - сказал он, похлопывая себя по карману пиджака,  где лежало шило,
воткнутое в пробку.
     -  Ты  хочешь этого? Ты просишь,  чтобы  я  послал  тебя  за человеком,
пригрозившим, что тебя вынесут  вперед ногами, если  ты опять попадешься ему
на глаза?
     - Да, я прошу вас об этом.
     - Возможно, ты еще остался Эммануэлем Муссо  прежних дней. Может  быть,
ты  еще  готов  поставить все  на свою ловкость.  Но учти: это  второй шанс,
третьего  уже не будет.  - Дон Фиаворанте испытующе взглянул в  глаза Муссо,
чтобы  убедиться,  что тот  его  понял. Или  он добьется  успеха, или  будет
выброшен из игры.
     Муссо понял.
     -  Я не проиграю, дон  Фиаворанте. Я  добуду  информацию,  которая  вам
нужна.  И затем  отплачу этому Римо  за его наглость по отношению к  вам.  Я
преподам ему  очень болезненный и очень памятный урок.  В конце  концов,  он
ведь только человек, разве не так?
     Пубеско не ответил. Он нагнулся, нырнул  и поплыл под  водой из конца в
конец бассейна.



     Шериф Вейд Уайт должен был передать сообщение в Вашингтон. Очень важное
сообщение.
     - Проклятие! - выпалил он. - Я же не знаю никого в Вашингтоне.
     -  Тогда  попроси Джона  Уэйна,  пусть  он представит тебя кому-нибудь,
свинья. Нам безразлично, как ты это сделаешь, - говорила девушка, расхаживая
взад и  вперед внутри  небольшого  жилого автоприцепа. Кроме  синих джинсов,
туго  обтягивавших ее зад  и ноги, на  ней больше  ничего не  было,  и соски
громадных  грудей при каждом шаге  играли в прятки с  ее длинными волнистыми
волосами.
     Уайт невольно облизнул губы.
     - Шериф, я вижу ты  думаешь о чем-то похабном, - сказала она, подойдя к
Уайту,  сидевшему на  деревянном стуле с прямой  спинкой без  всякой обивки.
Сидеть ему было очень неудобно.  Он  чувствовал себя как школьник за партой,
которого распекает учитель.
     Остановившись  перед ним, она  кивком головы  отбросила  назад  волосы.
Огромные груши ее вздымающейся груди уставились прямо в жадные глаза Уайта.
     - Они  вам  очень  нравятся,  шериф,  -  подразнила  она  его  и  затем
требовательно спросила: - Нравятся или нет?
     - Д-да, - заикаясь, ответил он.
     - Все равно, свинья, не смей даже  прикасаться к ним. Если хочешь жить.
Ты  знаешь,  что  стало  с людьми, которые  давали  волю  рукам.  Файнштейн.
Мак-Эндрю. Двое бандитов-мафиози.  Им они  тоже  очень  нравились. Ты хочешь
кончить так же, как они?
     - Нет-нет, - быстро и честно ответил Уайт.
     - Ну, хорошо. Тогда держи свою ширинку застегнутой и не распускай  рук.
Не  понимаю, что  тебя  так  тревожит.  Ведь  мы  собираемся сделать из тебя
богатого человека.
     - Я не хочу быть богатым. Мне хочется быть просто хорошим шерифом.
     -  Тебе заказано  быть  хорошим шерифом  с того  самого  момента, когда
сперматозоид твоего  отца соединился с яйцеклеткой твоей  матери. Если  тебе
так сильно хотелось быть хорошим  шерифом,  нужно было хорошенько  подумать,
прежде чем брать с  собой  в  мотель  ту  шлюху  и  позировать  для  гнусных
фотографий, которые мы сделали. И ты, грязная свинья,  будешь выполнять все,
что тебе прикажут, или мы разошлем  эти фото по всей округе. Мы взяли тебя в
это денежное дело потому, что ты нам нравишься. Правда. Ты довольно забавное
чучело. Для свиньи.
     Она  повернулась и, подойдя к  диванчику,  легла на него.  Ее  огромные
груди несколько опали. Рассеянно теребя соски, она продолжала:
     - Вашингтон вмешался в это дело, послав сюда Мак-Эндрю. Мы предупредили
власти, чтобы  они больше  не делали этого.  Но теперь они снова подослали к
нам Римо Бломберга.
     - Этого гомика? Он что - работает на правительство?
     - Да, а ты  со своей обычной проницательностью, конечно же,  решил, что
он педераст,  не так ли? Так вот,  теперь ты передашь в Вашингтон сообщение.
Скажешь им: раз они продолжают присылать сюда своих  людей, это обойдется им
очень дорого. Ровно в  миллион долларов, в мелких, уже  бывших в  обращении,
купюрах. С номерами не по порядку. Пусть они передадут эти деньги тебе. А ты
принесешь  их  сюда  и положишь  вот  в  этот холодильник.  Это  будет  твое
последнее поручение. Чтобы это отпраздновать, мы дадим тебе хорошую  премию.
Ты получишь целых  двадцать  пять тысяч долларов. На  эти деньги ты  сможешь
купить себе отличный  набор пистолетов  с  рукоятками, отделанными жемчугом.
Настоящую золотую статуэтку, изображающую подъем флага на захваченной нашими
солдатами  горе  Сурибати.   Или  всем  друзьям   по  булавке  на  лацкан  с
американским флагом. Или лучше сезонный пропуск на посещение газовой камеры.
- Она повернулась на бок - груди последовали за этим  движением с опозданием
на  долю секунды -  и взглянула на  Уайта. -  Если ты, конечно, не хочешь, -
произнесла  она, -  действительно  не хочешь,  чтобы  те твои  замечательные
фотографии были  разосланы  каждой  семье  в округе Сан-Эквино. Или ты этого
хочешь?
     Уайт проглотил слюну. Сидеть на таком стуле стало просто невыносимым.
     - Нет, не хочу. И  вы  это знаете.  Но как я смогу  убедить  кого-то  в
Вашингтоне, чтобы меня выслушали?
     -  Даже самая обыкновенная свинья и та сообразила бы, как  это сделать.
Повторяю тебе, Римо Бломберг работает на правительство. Позвони ему и скажи.
Пусть он передаст правительству твое сообщение и  добудет деньги.  Да, и еще
можешь передать ему,  что  завтра мы собираемся провести еще  одно маленькое
испытание. Землетрясение. Небольшое. Всего  в  восемь баллов. Но если мы  не
получим миллион,  то  зададим им настоящую трепку. Сбросим  всю Калифорнию с
континента.
     - Я должен передать это тому проклятому еврею, Бломбергу?
     - Да. И только это! Если  же ты заикнешься о нас, то кончишь свои дни в
кювете, обсасывая свои собственные кишки.
     - После того как я получу деньги, мне нужно будет убить его?
     -  Этот приказ, свинья,  мы  отменяем,  потому  что, откровенно говоря,
считаем, что ты для этого не годишься. Мы позаботимся о нем сами.
     - Обычным способом?..
     -  Да,  обычным.  Мы  подарим ему немного  удовольствия,  чтобы  он мог
вспоминать об этом в могиле.
     - Несчастный выродок... - сказал Уайт, по-дурацки хихикнув.
     -  Если  ты испортишь дело,  тебя  ждет  то же  самое. Но  без  всякого
удовольствия.  Теперь, я думаю,  тебе лучше убраться отсюда.  В любую минуту
может  вернуться Джекки,  а  ей становится  плохо  от одного твоего вида. Не
забудь. Деньги  должны  быть здесь  завтра ночью. Землетрясение будет завтра
после полудня. Не останавливайся в это время под мостами.
     Уайт поднялся.
     - Хорошо, Джил. Но все это мне не нравится.
     -  А мне не нравится,  когда  ты называешь меня Джил,  будто мы с тобой
друзья. Для тебя я госпожа.
     - Да, госпожа. Я не хотел вас обидеть.
     - Ну, ладно, свинья, убирайся отсюда.
     На обратном  пути в  город шериф  Вейд  Уайт  думал о своем. Это просто
несправедливо.  Разрушить  всю  жизнь   человека  из-за   одной-единственной
допущенной  им промашки. Откуда  он  мог знать,  что та девка в мотеле  была
профессиональной  шлюхой,  специально  подсылаемой  для  таких  дел,  и  что
близнецы  будут снимать их на пленку? Они  прислали ему целый  комплект этих
фотографий. Если бы их кто-нибудь увидел, он стал бы всеобщим посмешищем. Ну
какой  бес вселился в него тогда, словно он какой-нибудь извращенец... И все
эти "французские" штучки... Неудивительно, что французы не совершили  ничего
выдающегося. Все они просто больные. Сексуально больные.
     А  самое главное, он никогда  не любил такие забавы. И оттого  ему было
еще обиднее.
     Теперь  эти ужасные фотографии у девок-близнецов. И они держат в  руках
самого шерифа Уайта! Заставляют его действовать не только против собственной
страны, но и против самого штата Калифорния!
     Хотел бы он знать, что ему теперь делать.
     Правда, она сказала, что это в последний раз. Может, потом и правда все
кончится...
     Вернувшись в свой офис,  Уайт положил ноги  на стол и  долго смотрел на
телефонный  аппарат,  прежде   чем   решился  снять  трубку  и  получить  от
информационной службы интересовавший его номер.
     Когда он набрал его, ему ответил  китаец. Затем  трубку  взял сам гомик
Бломберг, и шериф сказал ему, что должен немедленно с ним увидеться.
     - Рад буду приехать,  -  ответил этот педераст. - А как  ваш желудок? -
спросил он, прежде чем повесить трубку.
     Уайт снова  вспомнил сегодняшнюю картину. Двое  мужчин во рву. Пришлось
быстро схватить корзинку для бумаг. Его стошнило.



     По  дороге  в офис  шерифа Уайта  Римо гадал, зачем  он так  срочно ему
понадобился. Может быть, это связано  с убийством Карпвелла? Ну, об  этом он
ничего не скажет. Муссо принадлежит только ему, Римо. Лично.
     Конечно, речь  может  зайти  и  о чем-нибудь  сверхважном. Например,  о
заговоре красных с целью  отравить  фтором всю воду. Или о промывке мозгов в
школах.
     А  может   быть,   он   услышит   что-нибудь  о  тех,  кто   занимается
землетрясениями.  Так или иначе, ко всему этому делу должна  иметь  какое-то
отношение машина доктора Куэйка. Римо готов побиться об заклад, что это так.
Он   не  мог   дождаться  подходящего  случая,   чтобы  попробовать  выудить
дополнительную информацию у Джекки и Джил.
     Римо  поставил  свой   красный  автомобиль  перед  низким   двухэтажным
сборно-панельным  зданием, первый этаж которого занимал магазин товаров  для
мужчин, а на втором размещался офис шерифа.
     Шагая через две ступеньки, он поднялся по лестнице. Дверь была открыта.
Римо вошел, не постучавшись.
     Уайт  сидел за  столом. Вид у него до сих пор довольно бледный, подумал
Римо. Может быть, он обнаружил, что кто-то отравляет его пищу?
     - Закройте за собой дверь, Бломберг, - сказал Уайт, вставая.
     Захлопнув дверь ногой, Римо сел на обтянутый материей стул, который ему
жестом предложил хозяин. Шериф опять опустил свой обширный зад на вертящееся
кресло.
     - Итак, шериф, - произнес Римо, - что у вас на уме?
     Уайт  проглотил  слюну,  вновь  повторил  про  себя  слова,  которые он
приготовил, затем  откинулся назад,  засунув большие пальцы рук  под  пряжку
брючного ремня на животе.
     -  Бломберг,  -  сказал  он  наконец,  -  я  не  думаю,  что вы  хозяин
универсального магазина.
     - Конечно, я его хозяин, - ответил Римо. - Это большое красное здание в
квартале отсюда. Завтра я меняю на нем вывеску.
     - Я  не это имею в виду, -  продолжал Уайт.  - Я знаю,  что вы владелец
магазина. Я хочу сказать, что вы выполняете еще и другую работу.
     - Какую другую? - удивленно переспросил Римо.
     - Мне кажется, например, что вы работаете на правительство. - Он поднял
руку,  чтобы остановить готового заговорить  Римо. -  Я вовсе не жду, что вы
мне все расскажете, поэтому не говорите ничего. Только слушайте, потому  что
это весьма важно.
     - Я весь внимание, шериф, - сказал Римо, положив ногу на ногу.
     -  Сегодня вечером мне снова  позвонили те, кто вызывает землетрясения.
Они сказали, что завтра опять будет трясти. И на этот раз сильно. Они хотят,
чтобы я передал это в Вашингтон. Теперь они требуют миллион  долларов, иначе
устроят такое землетрясение, которое расколет Калифорнию пополам.
     -  Зачем вы говорите это мне? У  меня нет  миллиона  долларов, - сказал
Римо.
     - Похоже на то. Но я думаю, что вы работаете на правительство. Сейчас у
меня  нет другого способа передать  это сообщение в Вашингтон. Они почему-то
принимают  меня за  калифорнийского магната. Я и подумал, что,  может, вы бы
смогли передать их требование  по назначению? Эти люди очень опасны и шутить
не  собираются. Они  могут  расколоть  весь штат  надвое. Бломберг,  будь  я
проклят, но я говорю вам, что нуждаюсь в вашей помощи.
     - Ладно, шериф. Я не работаю на правительство, но у меня есть кое-какие
связи в Вашингтоне. Некоторые  довольно влиятельные люди. Если вы хотите,  я
мог бы передать им ваше сообщение.
     - Отлично, это уже кое-что, -  заметил Уайт, улыбнувшись. - Может быть,
это сработает.
     Римо поднялся.
     - Вы еще побудете здесь какое-то время? - спросил он.
     Уайт утвердительно кивнул.
     - Тогда,  о'кей,  -  сказал Римо. - Я отправляюсь  домой, чтобы сделать
несколько звонков.  Потом  я перезвоню вам  и дам  знать,  чего мне  удалось
добиться. Между прочим, кто вам звонил?
     - Звонил мне?..
     - Ну да, насчет землетрясения и миллиона долларов?
     -  Ах,  да.  Какой-то  мужчина. Никогда раньше не слышал его  голоса, -
ответил Уайт.
     - И еще  один вопрос,  шериф. Есть какие-нибудь версии насчет  убийства
Карпвелла?
     - Судя  по  описанию, которое  дала мне его секретарша,  мне кажется, к
этому делу имеют какое-то отношение те  свиньи, которых мы нашли мертвыми во
рву.  Но  так или иначе, я регистрирую его  смерть как результат  сердечного
приступа. Не хочу будоражить город.
     -  Тяжелый у  вас денек,  шериф.  Один  сердечный приступ,  две  жертвы
дорожной катастрофы, теперь - этот миллион долларов...
     - И  это еще  не  все,  -  заметил Уайт. - Я получил информацию, что на
ферме Громуччи  сегодня  вроде  бы  тоже произошло  убийство.  Кажется,  три
человека были  убиты  двумя людьми. Один из них старый китаеза. Но, когда  я
позвонил Громуччи, он  сказал,  что  у него ничего  такого не  было.  Просто
чьи-то выдумки. - При этих словах Уайт подозрительно посмотрел на Римо.
     - Не стоит верить слухам, - вежливо сказал Римо. -  Я еще позвоню  вам,
шериф.
     - Хорошо, Бломберг, - закончил Уайт. -  И  спасибо. Я ценю вашу помощь.
Похоже, вы не такой уж плохой парень.
     Когда  Римо вышел, Уайт  посмотрел на захлопнувшуюся за ним  дверь. Да,
Бломберг не такой уж плохой, особенно для гомика. Но какой же ужасный у него
будет вид, когда девки расправятся с ним!



     Разговаривая с  Римо по телефону, доктор  Харолд В. Смит вертел в руках
красный пластиковый ножичек для открывания конвертов ценой в тридцать девять
центов. На кончике ножичка было увеличительное стекло.
     - Хорошо, -  сказал  он. -  Я понял. Есть у  вас  какие-нибудь  версии?
Вообще что-нибудь?
     - Пока ничего. Думаю, какое-то отношение к этому  имеет  машина доктора
Куэйка. Может быть, и сам доктор. Хотя он слегка не в себе.
     - Раз вы так считаете, действуйте в этом направлении.
     - Хорошо, постараюсь. А как насчет миллиона?
     - Оставайтесь там, где вы находитесь, - сказал Смит. - Я вам перезвоню.
     Смит  повесил  трубку,   повернулся  в  кресле  и  посмотрел  на  залив
Лонг-Айленд.  Шантажируют  правительство Соединенных  Штатов!  Немыслимо. Но
долг  требует  от него  доложить  обо  всем  президенту.  Только  он  вправе
принимать решения по таким вопросам.
     Он  снова повернулся  вместе с креслом к  столу, открыл  ящик  и достал
оттуда телефонный аппарат с красной точкой на трубке. Поднял трубку.
     В Вашингтоне президент, выпроводив свою супругу из спальни, снял трубку
телефона, который он вытащил из ящика комода.
     Он  внимательно выслушал Смита,  обрисовавшего ситуацию.  Решение  было
мгновенным.
     - Заплатите, - сказал Он Смиту.
     - Могу  ли  я  обратить  ваше  внимание, сэр, на  то,  что, раз уступив
шантажистам, потом их будет очень  трудно  остановить? А это самый настоящий
шантаж.
     - Доктор Смит, речь вдет о судьбе Калифорнии. Не о Техасе.
     - Решение, конечно, за вами, сэр, - сказал Смит.
     - Мое решение таково. Мы заплатим этим  людям миллион долларов. А  если
они отменят землетрясение, намеченное на завтра,  увеличим сумму до полутора
миллионов долларов. Найдутся у вас такие деньги?
     - Да, сэр.
     - Отлично. Тогда заплатите им.
     - Как прикажете, -  ответил Смит. Он повесил телефонную трубку и тут же
набрал номер Римо. Президент был явно неправ. Платить не следовало.
     Римо сразу же поднял трубку.
     - Да?
     - Президент сказал, что мы заплатим.
     - Должно быть, это послало вас в  нокдаун,  -  заметил Римо.  - Здорово
подорвало ваш бюджет, а?
     -  Не  только  мой, но  и  ваш. Теперь вы будете носить ботинки гораздо
дольше, чем одну неделю.
     -  Бедный  Чиун,  - отозвался Римо.  -  Придется  ему перейти на  более
скудный рацион.
     -  И  вот  еще что, -  добавил Смит. - Президент  сказал также, что  мы
заплатим еще больше, если завтрашнее землетрясение будет отменено.
     - Насколько больше?
     Смит так  и  не  смог  заставить  себя  назвать  действительную  цифру.
Поколебавшись, он ответил:
     - Всего до миллиона двухсот тысяч долларов.
     -  Я не уверен, -  сказал Римо, - что смогу уговорить их  меньше чем за
полтора миллиона.
     -  Сделайте  все,  что  потребуется, чтобы  землетрясения  не  было,  -
проворчал Смит.  - Завтра  утром на ваш счет в банке Сан-Эквино поступит чек
на полтора миллиона долларов. Кто доставит им эти деньги?
     - Здешний шериф. Большой хвастун по фамилии Уайт.
     - Интересно было бы выяснить, кому он их передаст, - сказал Смит.
     - Не беспокойтесь. Я уже об этом подумал.
     - И еще, Римо, - вздохнул Смит, - постарайтесь, пожалуйста, вернуть эти
деньги обратно.
     - Да, без работы вы не оставите, - заметил Римо, вешая трубку.
     Он нашел в телефонном справочнике номер Уайта и набрал его.
     Ему ответил Уайт, голос его звучал так, будто был записан на пленку:
     - Офис шерифа округа Сан-Эквино. Говорит шериф Вейд Уайт.
     - Это Римо Бломберг, шериф. Когда, по-вашему, эти люди вновь свяжутся с
вами?
     - Видимо, завтра утром.
     -  Хорошо. Я поговорил кое с кем в Вашингтоне. Они заплатят. И  добавят
еще пятьсот  тысяч долларов, если завтрашнего землетрясения не будет. Как вы
думаете, они согласятся остановить его?
     - Не знаю, - ответил Уайт, - но я спрошу. Как я получу эти деньги?
     - Они будут у меня завтра, - ответил Римо. - Я передам их вам.
     -  О'кей, - сказал Уайт.  -  Они велели,  чтобы деньги  были  в  мелких
купюрах,  уже бывших в  употреблении, и чтобы  номера на  билетах были не по
порядку.
     -  Хорошо, - сказал Римо. - Я позабочусь об этом. А вы дайте мне знать,
сколько нужно приготовить.
     - Я перезвоню вам, как только узнаю, - сказал Уайт.
     - Хорошо, шериф. Спокойной ночи.
     Римо повесил  трубку  и,  посмотрев  на часы,  решил  попрактиковаться:
определить, не  глядя  на  циферблат, сколько прошло времени. Когда,  по его
мнению, прошла  минута, он снова взглянул на часы.  Прошло пятьдесят  девять
секунд.  Неплохо. Он поднял трубку и набрал  номер Уайта. Он оказался занят.
Значит, Уайт сейчас на связи с ними. Возможно, он сам участвует в сговоре.
     Что ж, хорошо. В таком случае  завтра шериф Вейд  Уайт также получит по
заслугам. Убирать его  немедленно никак нельзя. До тех пор пока он, Римо, не
доберется до  всей  этой шайки вместе  с  их  аппаратурой. Ведь он ничего не
может   сделать  с  уже  установленным  на  определенное  время  механизмом,
вызывающим землетрясение.
     Ожидая  ответа абонента,  Уайт барабанил пальцами по столу. Одиннадцать
гудков прозвучало на другом конце провода, прежде чем там взяли трубку.
     - Это Уайт.
     - А это Джекки. Зачем  ты звонишь сюда, свинья? Я же говорила, чтобы ты
никогда сюда не звонил!
     - Но это очень  важно.  Скажите сестре,  что она была  права.  Бломберг
действительно  работает на  правительство. Они  согласны заплатить миллион и
еще полмиллиона, если вы отмените завтрашнее землетрясение.
     Помедлив какое-то мгновение, Джекки сказала:
     - Хорошо, мы отменим его. Когда ты получишь деньги?
     - Завтра после полудня. От Бломберга.
     -  Ладно,  свинья.   Принесешь  их  сюда,  когда  стемнеет.  И  проверь
хорошенько, чтобы тебя никто не выследил.
     - Этот Бломберг пытается следить за мной. Я разорву его на части.
     -  Насчет  него не  беспокойся. Если  завтра  ночью кто-нибудь и  будет
следить за  тобой, то уже не Бломберг. К этому времени наш друг  Римо  будет
мертв.
     В тот же самый момент та же мысль  мелькнула в голове другого человека,
который заказывал себе номер в мотеле "Ковбой". Его звали Муссо.



     - Здесь все, шериф. Полтора миллиона.
     Вейд  Уайт  стоял в гостиной Римо.  Взгляд  его  маленьких глаз  из-под
широких полей шляпы так и вонзился в коричневый кожаный саквояж, наполненный
пачками денег.
     -  Купюры мелкие, старые, с  номерами  не по порядку, -  сказал Римо. -
Куда вы собираетесь их доставить?
     -  Я должен  оставить  их сегодня вечером  на шоссе  номер семнадцать в
указанном месте, - ответил Уайт.
     - Что за место?
     -  Извините, Бломберг, но  этого я не  могу вам сказать. Если  за  мной
будут следить, сделка сорвется. А вы понимаете, что за этим последует.
     - Да,  могу  представить,  -  произнес  Римо.  Он только  что вышел  из
бассейна, чтобы встретить Уайта, и  потому был в белых плавках. - Ну что же,
удачи вам, шериф. И  послушайте, если  вам  придет в голову идея, кто бы это
мог быть, я знаю  кое-кого в Вашингтоне,  кто очень хотел бы  получить такую
информацию.
     - Попытаюсь.  Можете  на меня рассчитывать,  -  ответил Уайт,  выдвигая
подбородок,  чтобы придать лицу уверенное выражение. Затем он взял саквояж и
вышел. Пока он шел к своей патрульной машине, Римо провожал его взглядом.
     Так, с Уайтом пока все, по крайней мере, до наступления темноты. Утром,
разговаривая с Уайтом по телефону, Римо намеренно сказал, что может получить
деньги  только   во  второй  половине  дня,  но  тот  не  проявил   никакого
беспокойства. Значит,  Уайт  должен  передать  их по  назначению  не  раньше
вечера. Вот тогда Римо и возьмет его под наблюдение.
     Пройдя через  раздвижные стеклянные  двери столовой, Римо  вернулся  во
дворик с бассейном. По  пути он услышал, что по  телевизору  в комнате Чиуна
идет очередная  передача из бесконечной серии о  докторе Лоуренсе  Уолтерсе,
враче-психиатре. Вот она,  слабость  Чиуна  -  безнадежная  привязанность  к
телевизионным "мыльным операм".
     Кстати, что сказал этот Уолтерс насчет Калифорнии? Римо задумался, лежа
около  бассейна.  Кажется, он  сказал,  что это  место,  куда  стремятся все
неудачники мира.  При этом  они рассуждают  так: коль скоро им  все равно не
улыбается счастье,  так  лучше жить  здесь, чем в любом  другом месте, -  по
крайней мере, в тепле.
     А  что,  пожалуй, с этим можно согласиться, подумал Римо,  чувствуя как
калифорнийское  солнце прогревает  его до костей. А какие здесь  люди!  Вейд
Уайт, доктор Куэйк,  его дочери-близняшки,  Карпвелл,  мафиози... Он  должен
написать об этом книгу! Об интересных  людях, с которыми его свела судьба. И
о людях, которых  ему  пришлось убить... Сколько их на сегодняшний  день? Он
давно перестал вести им  счет.  В любом случае, уже несколько  сотен. А ведь
когда-то  был только один... Но убийство даже тысячи людей всегда начинается
со  смерти одного человека. Да, он обязательно должен  написать такую книгу.
Смиту  понравится эта идея. Нужно пообещать  ему часть  гонорара.  Тогда она
понравится ему еще больше...
     Римо  почувствовал,   что  начинает  дремать.  И  вдруг  ощутил  чье-то
присутствие.
     Он повернулся и в  одно мгновение оказался на ногах, стоя на  носках, с
согнутыми в локтях руками.
     Перед ним были Джил и Джекки, одетые в  тонкие желтые платья. Они жадно
ощупывали его глазами, и Римо вдруг показалось, что он голый.
     -  Скажите  пожалуйста,  какой нервный, -  оценила  его  стойку та, что
стояла слева. Римо тщательно сравнил ее  бюст с тем, что был у  ее сестры, и
определил, что это была Джил. У нее бюст был больше.
     - А какое сложение! - добавила  Джекки. Римо понял, что, стоя передними
в боевой стойке на носках, он выглядит круглым идиотом. И мягко опустился на
ступни.
     -  Если  уж говорить о  сложении, -  сказал он, -  то как насчет  ваших
прелестей? Они кажутся нарушением естественного равновесия.
     - А мы приветствуем всяческие нарушения, - отбрила Джил.
     - Я надеюсь, управляемые? - спросил Римо.
     - А других и не бывает, - ответила Джил.  - Скажите-ка  лучше, это все,
на что вы способны? Лежать на боку у бассейна? Разве вы не плаваете?
     - Иногда.
     - Мы  пришли  поблагодарить вас.  Правда,  большое  спасибо  за помощь,
которую вы оказали вчера профессору.
     - Рад  был помочь, - Римо изо всех сил старался не отводить глаз от лиц
девушек.
     - Ну, раз мы уже здесь, вы не собираетесь пригласить нас искупаться?
     Девицы вызывали в нем прежнее чувство, поэтому Римо пришлось  сесть  на
край доски для прыжков в воду.
     - Конечно, будьте как дома, - сказал он.
     Они  хихикнули,  глядя  на его  неудобное положение.  Затем  движением,
которое  доступно только женщинам  и шимпанзе, они закинули руки за спину  и
расстегнули молнии на платьях.
     Медленно, потряхивая  руками,  они высвободили их  из коротких рукавов.
Платья мягко упали на залитые солнечным  светом плитки. Затем  они  сбросили
сандалии и остались перед  Римо совершенно  нагими; солнце  голубыми бликами
отсвечивало  в  их  иссиня-черных  волосах,  кремово-белая  кожа,  казалось,
никогда  не знала солнца.  У  них были пышные  бедра  и длинные полные ноги.
Тонкие талии  и  изумительные  груди,  высокие  и  плотные. Римо  захотелось
вскочить и закричать от восхищения. Но он не мог себе этого позволить.
     О таких  девицах  мужчины мечтают  редко, подумал Римо.  Конечно, любой
мужчина жаждет  иметь женщину, но женщину из  плоти  и крови,  которой можно
овладеть,  взять  над  ней верх,  подчинить  своей  воле.  Девушки-близнецы,
стоявшие перед ним,  были настолько зрелыми  и чувственными, что  сами легко
брали верх  над мужчинами. Нормальный мужчина должен отступить перед такими,
сознавая, что его  вожделение всегда  останется неудовлетворенным. Каким  бы
сильным оно  ни было, их сексуальный пыл и необузданная чувственность сожгут
его без остатка.
     Такие чувства  испытывал бы  всякий  обычный мужчина. Но  Римо  не  был
обычным мужчиной, и он ощутил,  как в нем поднимается такое  желание, какого
он никогда прежде не испытывал.
     - Мы вас смущаем? - спросила Джил.
     - Нисколько, я обожаю раскрепощенных женщин.
     Джил взяла в ладони свои груди.
     - Ну и отлично. Нам нравится быть раскрепощенными.
     Они подошли к Римо и сели с ним рядом  на доску  для прыжков в воду, по
обе стороны от него, положили руки ему на бедра. Джекки закинула руку ему за
голову, притянула к себе и поцеловала долгим поцелуем.
     Он почувствовал, как их  руки стаскивают с него  плавки, которые сперва
очутились у него на лодыжках, а потом были совсем сдернуты с ног. Джекки все
еще  впивалась  ему  в  губы, ее язык  скользил у  него  во рту, и  возникло
ощущение, будто она высасывает из него легкие. Затем его поставили на ноги и
руки  их заскользили  по его телу,  дергая, поглаживая и  растирая кожу. При
каждом движении он чувствовал, как  их груди трутся о его  тело,  - мягкие и
нежные, вздрагивающие от каждого прикосновения к его коже.
     Затем  он  перестал  ощущать  под  собой  пол,  и три  сплетенных  тела
оказались в воде. Римо почувствовал, как умело они обращаются с его телом, и
он  соединился  с  Джекки  под  водой. Они вынырнули на  поверхность,  чтобы
глотнуть воздуха. Джил нырнула и оседлала Римо. Ее  лицо, язык, губы терлись
о его тело. Римо погрузил руку в ее лоно и стал ритмично ласкать его в воде,
плещущейся о кафель бассейна.
     Он почувствовал, как тело Джил  содрогнулось,  сбрасывая охватившее его
напряжение, Джекки оторвала от него рот и, изогнувшись, крикнула:
     - Продолжай, не останавливайся!
     Римо  подтащил их к  лесенке  из бассейна,  ухватив  одну  и подтягивая
другую  кончиками  пальцев. Наконец,  ему  удалось поднять их по  лесенке  и
подняться самому во всем блеске своего мужского начала.
     - Пошли в дом, - хрипло потребовал он.
     - Сейчас мы тебя сделаем, Римо. Сделаем, сделаем... - проговорила Джил.
     Втроем они направились к стеклянным дверям, ведущим в спальню Римо. Тут
во  дворик  вышел Чиун. Римо внезапно  почувствовал  смущение и  загородился
телом Джил.
     Чиун с неприязнью взглянул на девиц и с явным отвращением на Римо.
     -  А  ты  очень симпатичный,  -  сказала  Джекки Чиуну  и  шагнула  ему
навстречу. - Пошли с нами.
     Он молча смотрел на нее.
     - Давай займемся этим вчетвером, - вновь повторила Джекки.
     Римо отвернулся и вошел в дом вслед за Джил.
     Чиун продолжал холодно смотреть на Джекки.
     - Я не занимаюсь этим на людях, - твердо сказал он.
     - Стесняешься?
     -  Нет. Я  культурный человек. Только  коровы  и быки совокупляются  на
глазах у всех.
     -  И  свободные женщины тоже,  - сказала  она, опускаясь перед  ним  на
колени  и  предлагая  ему  свои груди.  - Ну, давай. Попробуй. Ты никогда не
забудешь этого.
     -  От  своей последней  женщины  я  избавился  двенадцать лет назад,  -
произнес Чиун. - И  больше в  женщинах не  нуждаюсь. Иди с ним. Он полностью
удовлетворит все ваши желания. Он мужчина как раз вашего типа.
     Чиун повернулся  и с тяжелым вздохом  вошел в дом. Бедный Римо.  Он так
навсегда и останется американцем. Всегда  будет любить молодых телок. Ему бы
стать фермером и разводить скот.
     Джекки поднялась с  колен  и последовала в спальню за Римо  и Джил. Они
уже  переплелись  на кровати,  и Джекки  не оставалось  ничего  другого, как
встать около кровати и гладить кончиками пальцев их кожу. Затем она прилегла
рядом.  Джил  уже  опять  содрогалась,   и  Римо  почувствовал,  как  Джекки
оттаскивает его от сестры.
     Они были ненасытны. Это  походило  на половой акт с осьминогом, алчущим
высосать все ваши  внутренности, выпить  вас до  дна, превратить в  дряхлого
старца за час нескончаемого торжества плоти.
     Чиун в это  время  в  своей комнате смотрел  видеокассету  "Пока  Земля
вертится". Потом он посмотрел другую кассету - "Проблеск зари".  После этого
встал и выключил телевизор.
     Только тогда, наконец, он услышал за спиной шаги.
     Чиун обернулся и увидел Римо.
     Тот стоял.  Застегивая черную рубашку с короткими рукавами. На нем были
черные широкие штаны и черные спортивные тапочки.
     - Ну, папочка, ты готов? - спросил он.
     - Я-то всегда готов. А как эти, молодые, да ранние?
     - Отдыхают, - ответил Римо.
     Выходя  из  дома, Римо  увидел  перед  дверью  стоявший  за его красным
автомобилем  "фольксваген", на  котором  приехали сестры. На  заднем сиденье
микроавтобуса  лежал ярко-голубой водяной лазер. Глупые  девки.  Они, видно,
так боятся за него, что всюду таскают с собой.
     И конечно,  двери машины  незаперты. Римо увидел  оставленный  в машине
ключ зажигания и, вытянув связку за колечко, запер все дверцы.
     - Подожди  минутку, Чиун,  - сказал он и, войдя  обратно в дом,  открыл
дверь в спальню.
     Джекки  и Джил  лежали на  кровати  почти в бессознательном  состоянии,
полностью опустошенные, с улыбкой экстаза, застывшей на их лицах.
     Римо швырнул  ключи на кровать. Они упали прямо  на  груди Джил,  и те,
колыхнувшись,  ответили легкой  дрожью.  Ощущение это вызвало у  нее  во сне
улыбку.
     Римо тихо закрыл за собой дверь. Пусть спят. Они это заслужили.
     Тихонько насвистывая, он торопливо вышел из дома и сел в машину, где на
переднем  сиденье  его  уже  ждал  Чиун. Римо  так  спешил, что  не  заметил
человека, следившего за ним из черного "кадиллака", стоявшего  через дорогу.
Человек этот чистил ногти шилом.



     - Чиун, как бороться с силой, которая  не сопровождается колебаниями? -
спросил Римо, когда они ехали по дороге в Город.
     - Силы без колебаний не бывает, - ответил Чиун.
     - Я видел такое, - заявил Римо. - Водяной лазер. Он генерирует огромную
мощь и абсолютно не вибрирует.
     -  Колебания  есть  всегда,  хотя  бы самые  незначительные.  Ты должен
почувствовать их, подключить к  своим собственным, и  тогда станешь хозяином
положения, - сказал Чиун и скрестил руки.
     Проехав несколько кварталов, Римо снова произнес:
     - И все же он не создавал никаких колебаний.
     Еще через несколько кварталов Чиун ответил:
     - Колебания есть всегда. Вроде тех, что ты ощущаешь сейчас. Чувствуешь?
     Римо мгновение прислушивался к себе.
     - Преследуют? - спросил он.
     - Да, за нами следят, - ответил Чиун.
     Римо  взглянул   в   зеркало  заднего  вида.  Дорога   была  пуста.  Он
вопросительно посмотрел на Чиуна.
     - Сейчас он впереди,  -  откликнулся тот. - Большое черное чудовище. Он
только что обогнал нас и завернул за угол.
     Римо, не прибегая  к тормозам, слегка  сбросил скорость,  чтобы получше
рассмотреть черный "кадиллак", в котором сидел человек, старавшийся  принять
равнодушный вид. Проезжая мимо, Римо увидел его голову и толстую шею. Муссо,
сказал он себе.
     Римо взглянул  на часы. Почти шесть. Еще уйма времени до того, как Уайт
отправится передавать деньги. На следующем перекрестке  Римо свернул направо
и  прибавил  скорость.  В  зеркале  он увидел, как  черный  "кадиллак"  тоже
свернул.
     На улицах  становилось все  безлюднее, и  Римо  поехал  быстрее.  Город
кончился,  теперь они ехали  по  ровной сельской местности. На  шоссе  часто
встречались стоянки для грузовиков и автозаправочные станции. Эти места были
ему  знакомы.  Он  видел их в первый день, когда  вместе со Смитом приехал в
Сан-Эквино.
     "Кадиллак"  держался  позади,  между  ним и  машиной  Римо  шел  другой
автомобиль. Римо сбросил скорость, чтобы  дать  тому обогнать себя. Наконец,
автофургон  оказался  впереди,  "кадиллак"  отстал, но  держался в  пределах
видимости.  Тут   Римо   заметил  светящуюся  рекламу  автоматической  мойки
автомашин - "Мойте сами".
     Это было одноэтажное шлакоблочное здание, фактически  туннель, открытый
с обоих концов.
     На  дороге  впереди  и  сзади  машин  не было.  Римо  начал  постепенно
перестраиваться  в  левый  ряд, одновременно сбрасывая скорость,  "кадиллак"
быстро сокращал  дистанцию. Римо притормаживал,  наблюдая  в зеркало  за его
приближением.
     Когда  обе машины  почти поравнялись  с поворотом на мойку,  Римо резко
вывернул руль вправо. Его машину занесло. Водитель на  "кадиллаке", чтобы не
столкнуться с  Римо,  также отвернул вправо и,  почти выскочив  на  обочину,
направил  свою машину на покрытую гравием дорожку,  ведущую к мойке.  В этот
момент Римо газанул  и поставил свой  автомобиль  рядом  с  "кадиллаком", но
чуть-чуть сзади, отрезав его от шоссе.
     - Настоящий Марио Андретти, - оценил Чиун. - Можешь быть доволен собой,
гонщик.
     Римо мог поклясться, что и Чиун тоже остался им доволен.
     - Да, папочка, - сказал Римо, распахивая дверцу и выскакивая из машины.
     Водитель  "кадиллака", опустив  нажатием  электрической кнопки  стекло,
сразу же заорал:
     - Идиот! Что случилось? Ты спятил или что?
     Это  был  крупный  мужчина с  толстой шеей;  рука,  лежавшая на  дверце
машины, обнаруживала под рукавом жемчужно-серого костюма мощные мускулы. Его
продолговатое лицо с острыми чертами было морщинистым и жестким; нос - кусок
вулканического стекла. Да, тот еще тип, подумал Римо. Это он убивает шилом.
     - Почему вы не смотрите, куда едете? - громко говорил Римо, обходя свою
машину. - Вы в "кадиллаках" считаете, что дорога принадлежит только вам!
     - А зачем ты меня подрезал? - закричал водитель "кадиллака".
     - Подрезал?! Ну и негодяи... - возмутился Римо. - Если бы ты не сидел у
меня на хвосте... Выбирайся из машины, и я отутюжу тебе задницу!
     Дверь "кадиллака" распахнулась, и Муссо грузно вылез наружу.
     - Мистер, -  сказал он, - вы нарываетесь на неприятности. - Он оказался
гораздо крупнее и выше Римо.
     Медленно и уверенно он  пошел  прямо на  него, а  Римо, выставив  перед
собой руки, ладонями вперед, стал медленно отступать.
     - Одну минуту, мистер, позвольте... Я не имел в виду ничего такого...
     -  Тогда не распускай свой длинный  язык, - процедил сквозь зубы Муссо,
продолжая наступать.
     Римо уже достиг входа в туннель и все еще пятился назад.
     Муссо подошел  ближе.  Глаза  его блестели от  сладостного предвкушения
победы - он видел на лице противника страх и растерянность.
     Теперь  они оба  находились уже  в здании мойки. Здесь было прохладно и
необычно тихо, Муссо запустил руку во  внутренний карман и  медленно вытащил
шило, острие которого было воткнуто в пробку.
     Сорвав пробку, он сунул  се в боковой карман. Острие  ярко засверкало в
лучах заходящего солнца, косо заглядывавшего в ворота мойки.
     - Пожалуйста, подождите, мистер, - говорил Римо, - спор  - это одно, но
не нужно прибегать...
     - Римо  Бломберг,  - сказал  Муссо, - как раз к этому-то  я и прибегну.
Разве  ты не  сказал одному из моих людей, что,  если я появлюсь снова, меня
отправят в собачьем ящике?
     Он выставил шило  перед собой, как нож с выскакивающим лезвием, который
пускают  в ход уличные  хулиганы, и  продолжал медленно продвигаться вперед,
его  туша  закрывала Римо единственный  выход из мойки.  Римо отступал, пока
краешком глаза  не заметил, что оказался  между двумя  лентами транспортера,
который продвигает автомобили через моечную машину.
     - Ты Муссо? - спросил Римо.
     - Да, я Муссо.
     - Я ждал тебя.
     - Отлично,  - проговорил Муссо с  улыбкой. - Прежде чем я проткну тебя,
как железнодорожный билет, скажи мне, кто вызывает землетрясения?
     -  Я,  - ответил  Римо. -  Это мой  небольшой  рэкет  с  использованием
шантажа. И ты думаешь, что я соглашусь отдать его в руки банды шарманщиков?
     - Так я  и думал, - сказал Муссо. Теперь  оба были совершенно спокойны.
Римо касался  спиной  влажных лент ткани, свисавших с моечной машины.  Здесь
была  ее передняя часть. Муссо стоял  от него всего в пяти футах.  Блестящее
острие шила угрожающе раскачивалось взад и вперед  перед  самым  лицом Римо.
Через  плечо  Муссо  Римо  видел  на  переднем  сиденье   автомобиля  Чиуна,
рассматривавшего дорожную карту.
     - Ну, так как ты это делаешь? - спросил Муссо.
     -  Я пытался  объяснить  это одному  из  твоих парней. Мы делаем это  с
помощью витамина Е и двуокиси углерода.
     -  Не  суши мне  мозги,  Бломберг, своими  дурацкими  баснями, - сказал
Муссо.
     -  Чистая  правда.  Спроси кого  хочешь.  Спроси  губернатора.  Он  мой
компаньон.  Я  предложил ему войти  со  мной в  долю. Но  он был уже вторым.
Сперва я попробовал заинтересовать мафию, но  ее главари были слишком заняты
-  обжирались блюдами с  перцем и избивали хозяев кондитерских лавок,  чтобы
получить  с них мзду. А  как насчет тебя,  Муссо? Ты бы заинтересовался этим
делом? Я мог бы взять тебя в долю из полутора процентов прибыли. Это дало бы
тебе твердых сто  тридцать семь долларов в год и позволило бы забросить твое
шило.
     - Кончай болтать, Бломберг. Ты сам роешь себе могилу!
     Римо взглянул на часы. Им пора ехать.
     - Муссо, - сказал он, - у меня больше  нет времени забавляться с тобой.
Игра кончилась.
     Он  сделал  шаг  навстречу  Муссо, тот  размахнулся  и  нанес  удар, но
проткнул  только  воздух. Через мгновение Муссо  увидел руку  Римо  на своем
шиле, которое тут же было выбито и упало на землю.
     Затем Римо оказался у него за спиной, между ним и его машиной, и теперь
уже он  угрожающе водил острием перед Муссо, который  начал пятиться. Сделав
шаг назад,  Муссо  кинулся  на Римо.  В тот же миг  у него в глазах вспыхнул
ослепительный свет. Затем воцарилась темнота.
     Спустя какое-то время  Муссо пришел в себя от  боли, спина у него  была
вся мокрая. В помещении было темно, и он потряс головой, чтобы лучше видеть.
Оказалось, что он лежит спиной на капоте своего "кадиллака", глядя в потолок
мойки.
     Он начал было  подниматься, чтобы  сесть, но  получил  удар ладонью  по
горлу и снова опрокинулся  навзничь.  Повернув  голову,  он  увидел:  рядом,
улыбаясь, стоит Римо Бломберг, все еще держа в руках шило.
     - Скажи-ка, Муссо, нравилась ли тебе твоя работа?
     - Да, подонок.
     - А как насчет Карпвелла? Ты получил удовольствие, убивая его?
     - Да. Так же, как и любого другого.
     - Ладно. Это тебе за него.
     Шило сверкнуло в воздухе, и Муссо закрыл глаза. Он не хотел видеть, как
придет  его  смерть.  Но острие не поразило ни  один  из его жизненно важных
органов,  а  проткнуло  только запястье руки и  вместе с  ним стальной  лист
капота его автомашины. Затем Римо  крутанул наконечник  и согнул так,  чтобы
Муссо не смог его вытащить Он оказался пригвожденным к капоту, словно олень,
пораженный стрелой во время охоты.
     -  Вспоминай  меня,  когда   будешь  здесь   мыться  вместе   со  своим
автомобилем, - сказал Римо и отошел.
     Шок  и боль от раны  почти  парализовали Муссо, но он  все же  повернул
голову и  сквозь переднее стекло "Кадиллака" увидел, как Римо, стоя у входа,
роется в кармане. Вот  он  что-то вытащил - монеты - и бросил  их в приемный
лоток для оплаты.
     Внезапно  воздух вокруг Муссо  наполнился  жужжанием,  затем  грохотом.
Струи горячей воды  ударили ему в лицо.  Потом брызнули мыльные  фонтанчики,
забив ему нос и рот, затем снова обрушились обжигающие потоки, и он закричал
от боли.  Ему казалось, что  мыльные пузыри пенятся у него в голове.  Он изо
всех сил дергался и рвался, но освободиться не мог.
     Тогда  он опять упал на спину  и посмотрел вверх.  Жужжание исходило от
висевших  над  его  головой огромных щеток  диаметром почти в два  фута. Они
стали  опускаться, и опускались все ниже и ниже, пока не оказались  всего  в
нескольких дюймах  от  него.  Вращающиеся поверхности  коснулись его лица  и
оставили на нем первый  след.  Щетки продолжали крутиться и тереть ему лицо.
Сначала  это  было  похоже  на  жжение  при  солнечном  ожоге,  затем  щетки
опустились ниже, давление их возросло, и вот на  нем уже не осталось и кожи,
которая могла бы обгореть,  - одно сырое мясо, и в  него впивалось мыло.  Он
слышал, как  вращающиеся со страшной силой щетки разрывают его одежду. Потом
на него обрушились потоки горячей воды, и Муссо навсегда потерял сознание.
     Римо простоял у  контрольной  панели  моечной машины  все десять минут,
отводимых на эту операцию. Затем он нажал рычаг, который приводит в движение
ленты  транспортера,  и  "кадиллак"  стал  рывками продвигаться вперед. Римо
снова опустил руку в карман.
     Тело Муссо, найденное на  следующее утро,  было абсолютно  сухим и ярко
блестело. Римо дополнительно  потратился  на четверть доллара, чтобы покрыть
машину специальным воском.

     Когда Римо вернулся к машине, Чиун все еще рассматривал карту.
     - На этой карте нет Кореи, - сказал он, когда Римо садился за руль.
     - Да, это карта Калифорнии, - подтвердил Римо.
     - Карта  без  Корей  вообще не карта, - сказал Чиун,  опуская со  своей
стороны стекло и выбрасывая карту на  покрытую  гравием дорогу.  -  Скажи, -
обратился он к Римо, - ты всегда ведешь себя, как в мелодраме?
     - Только когда знаю, что ты на  меня смотришь, папочка, - ответил Римо,
выезжая на шоссе.
     - Смотрю? Кому захочется смотреть на такое?



     Когда они  вернулись  в город, уже темнело,  но бело-черная полицейская
машина Уайта  все еще стояла  перед его офисом. Римо и  Чиун  припарковались
через улицу на стоянке супермаркета и стали ждать.
     Прошел почти час, прежде чем из дверей появился Уайт. Римо узнал его по
шляпе на голове,  раскачивавшейся из стороны в сторону,  пока тот  вразвалку
шел к своей машине. В руках у шерифа был коричневый кожаный саквояж.
     У машины он на какой-то момент задержался, осмотрелся по сторонам и сел
за руль.
     Доехав до конца  квартала, шериф повернул налево, направляясь за город.
Римо тоже выбрался со стоянки и поехал за ним, следя за тем, чтобы между его
машиной и машиной Уайта был еще  хотя  бы  один автомобиль. Одновременно  он
тренировался, запоминая,  как выглядят задние овальные огни стоп-сигналов на
машине шерифа.
     Затем Уайт свернул еще раз  и, выехав на шоссе, ведущее в  горы Святого
Бернардино,  поехал  быстрее. Стало совсем темно. Римо выключил фары  и  вел
машину в  полной  темноте,  отставая от Уайта  примерно  на двести пятьдесят
ярдов.
     Он узнал эту дорогу. Она вела  к институту Рихтера. Похоже, Уайт ехал к
доктору Куэйку.
     Последние сомнения исчезли, когда Уайт свернул с шоссе на узкую дорогу,
ведущую к уступу, на котором размещался институт.
     Римо аккуратно выдерживал дистанцию в двести пятьдесят ярдов. Затем  он
увидел, как  на машине Уайта вспыхнули огни стоп-сигналов. Это Уайт нажал на
тормоз, и его машина стала притормаживать, пока совсем не остановилась. Римо
мгновенно  переключился на более низкую передачу, чтобы снизить скорость, не
прибегая  к  тормозам,  выключил  передачу  и зажигание, чтобы  до  Уайта не
донесся шум  его мотора. Он позволил машине катиться по инерции,  постепенно
замедляя  ее  движение  ручным  тормозом. И  наконец,  остановился в  полной
темноте примерно в ста ярдах от Уайта.
     Странно, подумал Римо.  Уайт  не доехал до моста, который  вел наверх к
автостоянке у  института.  Затем Уайт вылез из машины. Но вместо  того чтобы
идти вверх к институту, он пошел вдоль подножия уступа. Римо напряг память и
вспомнил, что  здесь стоял жилой автоприцеп.  В тот день перед ним  еще  был
микроавтобус "фольксваген". Это же жилой вагончик  девиц! Близняшек Джекки и
Джил. Так вот, значит, кто вызывает землетрясения!
     А он,  безмозглый дурак, не понял этого  раньше! Конечно  же,  это они.
Ведь у них есть это устройство. И скорее всего, не одно. А несчастный слепец
доктор   Куэйк  не   подозревает  об  этом.  Так  называемые  свободные   от
предрассудков  женщины,  они-то  и  творили  все это! Возможно, только  ради
денег.
     Он тронул Чиуна за плечо и тихо сказал:
     - Проследи  за  ним. Посмотри,  куда он  пойдет и  что  станет  делать.
Встретимся наверху, на стоянке.
     Чиун вылез  из  машины;  худой,  маленький  человечек  в черном кимоно.
Сделал два шага в сторону и будто растворился в темноте ночи.
     Чиун владел тайной магией ниндзя. Он  мог следовать за птицей в полете,
появляться и исчезать  по своему желанию  -  настоящий невидимка.  Умом Римо
понимал,  что  в  этом  нет  никакого волшебства, все дело  в  тренировке  и
различных трюках. Но, вопреки всем  доводам рассудка, он интуитивно  ощущал,
что это не  просто трюки и  тренированность -  у  Чиуна есть  нечто большее.
Начинал-то он,  может быть,  с тренировок, но потом это превратилось  в  его
собственную магию.
     Уайт,   насвистывая  что-то  совсем   немелодичное,  тяжело  ступал  по
развороченной земле на краю разлома Святого Андреаса.
     Не свалиться бы вниз, говорил он себе. Это было бы очень некстати.
     Всего лишь  в трех футах от него, но  абсолютно невидимый и неслышный -
такое  даже  трудно  себе представить  - следовал Чиун.  Шаги его  полностью
совпадали с  шагами Уайта;  он двигался тихо, чуть в стороне, почти не дыша.
Он мог бы идти за Уайтом и на  более безопасном расстоянии. Но и матадор мог
бы работать подальше  от  рогов быка,  хотя  бы  в  трех футах, например. Но
хороший мастер  никогда себе  этого  не  позволит.  Чиун был  очень  хорошим
Мастером.
     Немного  подождав, Римо включил мотор. Тихо,  насколько  было возможно,
поехал  вперед  - мимо автомобиля  Уайта, по  деревянному  мостику, вверх до
институтской стоянки. Здесь он  поставил машину в  самый дальний угол, чтобы
ее нельзя было увидеть с дороги.
     Значит, это были девицы. А как  же мертвые? Видимо, девицы пользовались
водяным лазером. Вот  почему у  всех убитых  была мокрой средняя часть тела;
напор воды использовался, чтобы выдавить  из тела внутренности.  И возможно,
это делалось  после занятий сексом, когда мужчины были  слишком слабы, чтобы
оказывать сопротивление, раздумывал Римо,  вспоминая расстегнутые ширинки на
брюках мужчин в кювете.
     Он сидел в машине  и  перебирал в памяти многое  из того, на что должен
был  обратить  внимание  с  самого  начала, будь  он хоть  самым  плохеньким
детективом.  Например, как  девицы замялись, отвечая  на вопрос, куда делись
двое бандитов, с которыми они  ушли.  И  как захихикали, когда  одна из  них
сказала, что "их подберут по дороге".
     Он  вспомнил  и еще  кое-что.  Например,  ярко-голубой баллон  водяного
лазера у них в машине, который он увидел, выходя сегодня из своего дома. Они
взяли  его  с  собой, чтобы расправиться с  ним,  с  Римо, после  того,  как
высосали бы из него все силы.
     Он усмехнулся. Один - ноль в твою пользу,  Римо. А если быть точным, то
даже два - ноль.
     Он не слышал, как открылась  дверца машины. И только  почувствовав, что
рядом кто-то есть, понял, что Чиун уже здесь.
     - Куда он ходил? - спросил Римо.
     - Там  есть жилой автоприцеп.  Он  внес  туда  саквояж  и положил его в
холодильник. Я взял его оттуда. Вот он.
     Римо услышал, как внизу на дороге тронулся автомобиль Уайта, а какое-то
мгновение спустя увидел удалявшиеся овальные огни его машины.
     У Чиуна на коленях  лежали деньги. А что  будет, если они не положат их
обратно в холодильник?
     - Ну что ж, посмотрим, - сказал себе Римо.
     Он  завел мотор и выехал со стоянки. Смит будет  счастлив  получить эти
деньги обратно. А Римо почувствует  себя счастливым, когда доберется до этих
девиц.
     Но, когда они вернулись к себе домой, девушек там уже не было.



     "Он был самым храбрым из тех, кого я когда-либо знал".
     "Он был  самым умным, самым прекрасным человеком, которого я когда-либо
встречал, стопроцентным американцем".
     "Он был как суровая и неподкупная Немезида для всех нарушителей закона,
независимо от того, какие посты они занимали и каким пользовались влиянием".
     "Он"  -  это шериф Вейд Уайт, и он был мертв. Шериф  лежал обнаженным в
спальне своего дома, построенном  в стиле  ранчо, и был  накрыт  увеличенной
фотографией подъема американского  флага на горе Сурибати  в семь квадратных
футов с подписью фотографа, сделавшего снимок, в самом низу.
     Кровать была  вся мокрая, внутренности  шерифа вылезли у него  изо рта.
Глаза его остались широко открытыми, в них застыл смертельный ужас.
     Глядя на тело шерифа и посасывая, как всегда, леденец, его заместитель,
Брейс Коул, обдумывал свою эпитафию. Ему пока не пришло  в голову, что шериф
умер мучительной смертью.
     Коул  был  готов сделать заявление о  случившемся, если  бы  кто-нибудь
попросил его об этом.
     Он  оглядел комнату. Никаких следов и  улик. Посмотрел на  тело шерифа.
Тот выглядел точно так же, как  те  два типа, которых они нашли  в кювете. И
так же, как Файнштейн и тот геолог из Вашингтона.
     Да, два человека в кювете. Что сказал тогда Уайт? Кажется, он произнес;
"Я не удивлюсь, если окажется, что он как-то замешан в этом". Вот что сказал
тогда Уайт, и он имел в  виду никого иного, как Римо Бломберга, того  самого
умника - хозяина магазина!
     Шериф  Вейд  Уайт,  величайший  человек,  был  слишком  терпелив. Но он
терпеть  не  будет.  Он,  Брейс   Коул,  который   стал  теперь  исполняющим
обязанности  шерифа  округа  Сан-Эквино -  он  будет исполнять  их в течение
шестидесяти дней до избрания  нового человека на эту  должность после  того,
как  шериф Вейд Уайт ушел, не доработав до конца своего срока, - не  намерен
позволить Римо Бломбергу на этот раз выйти сухим из воды.
     Кобура шерифа Уайта висела на спинке кровати. Брейс Коул вытащил из нее
револьвер. Он крутанул барабан, чтобы убедиться, что он полностью заряжен, и
провел пальцем по зарубкам на рукоятке пистолета.
     -  Шериф, - сказал он, обращаясь к  покрытому кишками лицу Уайта,  - мы
сделаем на твоем пистолете еще одну зарубку.
     После  этого  Брейс  Коул  вышел  в ночную тьму, спустившуюся  на округ
Сан-Эквино. Он не заметил лежащую  на полу, недалеко от кровати, записку, на
которой печатными буквами было написано: "Двуличная американская свинья. Вот
и расплата".
     На  другом  конце  города, сидя в  своей гостиной на  голубом  замшевом
диване,  Римо  разговаривал по телефону со Смитом. Чиун,  все еще  в  черном
кимоно, сидел  на  полу в столовой и смотрел сквозь стеклянную дверь на едва
освещенный дворик с бассейном.
     - Мафия выведена из игры, - говорил Римо. - Я  не  думаю, что они снова
появятся.  Теперь  мне  надо разобраться  с  этими  девицами,  ассистентками
доктора Куэйка.
     - Как вы думаете, почему они этим занимались?
     - Кто знает?  Они вели  весьма радикальные  разговоры. Может, ненавидят
свою страну. А  может,  просто хотели  добыть побольше денег. Да, кстати,  о
деньгах. Мы выручили ваши доллары.
     - Благодарю Бога за эту милость, - сказал Смит. - Но вам следует скорее
остановить этих девиц, пока они не натворили чего-нибудь ужасного.
     - Постараюсь, - ответил Римо. - Мы сейчас едем за ними.
     Он повесил телефонную трубку и повернулся к Чиуну:
     - Пора, Чиун, пошли.
     Старый кореец поднялся на  ноги  и последовал за Римо.  Они выехали  из
дома всего за четыре  минуты до того, как там  появился новоиспеченный шериф
Брейс Коул.
     Убедившись,  что  добыча   от  него  ускользнула,  он  тут  же  передал
радиосообщение всем полицейским постам округа:
     "Внимание! Всем  подразделениям полиции округа Сан-Эквино. Принять меры
к  тому,  чтобы  обнаружить  и  задержать  красный  автомобиль  с  арендными
номерными знаками, управляемый неким Римо Бломбергом. Его может сопровождать
азиат  небольшого роста. Оба  разыскиваются  по подозрению в  убийстве.  Они
могут быть вооружены и очень опасны, приближаться к ним нужно с максимальной
осторожностью".
     Римо  вновь оставил свой  автомобиль  на  стоянке  института Рихтера, в
самом  дальнем углу, чтобы не  привлекать внимания.  Это была  стремительная
езда.  Он  мчался  на  полной  скорости, когда  сзади появилась  полицейская
патрульная машина и, требуя остановиться, включила сирену. Однако Римо сумел
оторваться от  преследования, выключив огни  и в  полной темноте  свернув  с
шоссе  на  дорогу,  ведущую  к институту.  После этого он посмотрел назад  -
никого.
     Римо и Чиун прошли вниз по  шаткой деревянной лестнице, которая привела
их к жилому прицепу девиц-близнецов.  Но "фольксвагена"  рядом не  было. Они
зашли в фургон и в темноте стали ждать хозяек.
     Если девицы собираются устроить землетрясение и достаточно крупное, они
попытаются сделать это где-то поблизости, говорил себе Римо, в душе надеясь,
что он  прав и  что они еще не сбежали. Ведь  именно здесь находился "замок"
разлома, и земная кора испытывала  самое высокое  давление. Как  раз здесь и
мог быть установлен их водяной лазер, способный разнести всю Калифорнию.
     Уничтожить Калифорнию?  А скольких  же людей это  коснется?  Тринадцати
миллионов? И  сколько  из них погибнет?  Миллион? Или два? А можно ли  будет
пересчитать тех, кто потеряет свои дома и все имущество? Свое дело?
     Миллионы трупов. Если их положить рядом, они вытянутся на полстраны.
     Римо  услышал  шум мотора,  тонкий звук  четырехцилиндрового двигателя.
Затем  хлопнули  дверцы  машины,  послышались  голоса. Он съежился на  своем
сиденье.
     - Лживое, воровское правительство. Должно быть, кто-то выследил Уайта и
украл деньги. (Это, кажется, голос Джил.) Ну, ничего. Теперь они заплатят за
все.
     - А  я  так  не  думаю. (А  Это  уже  Джекки.) Мне  кажется, эта свинья
попыталась прикарманить себе все денежки.
     Послышался смешок, потом Джекки сказала:
     - Ты заметила, какое у него было лицо, когда мы запустили в него лазер?
Поганец  несчастный. У него  даже  не  было шанса поставить пистон...  - Она
снова хихикнула.
     Теперь они стояли совсем рядом с автоприцепом.
     - Я чувствовала бы себя гораздо спокойнее, если бы нам опробовать лазер
и на Римо. Что, кстати, он сделал с нами? - спросила Джил.
     - Не знаю, - ответила Джекки. - Со  мной такого еще никогда  не бывало.
Надеюсь, этот дурак, заместитель  шерифа, позаботился о Римо. Особенно после
того,  как мы сообщили ему по телефону,  что видели, как Бломберг выходил из
дома Уайта. Когда он обнаружит, что Уайт убит, он сразу же займется Римо.
     -  Возможно,  -  сказала  Джил.  -  Пойдем.  Нам  еще нужно  установить
аппаратуру и успеть убраться отсюда, прежде чем весь штат взлетит на воздух.
Свинячье правительство!
     Римо  услышал  удалявшиеся  шаги,  хруст веток и  сухих  листьев под их
ногами. Он подошел к  окну и  вперился взглядом в  темноту. При  ярком свете
калифорнийской луны он увидел двух  девушек - у  каждой в руках по  водяному
лазеру,  -  идущих  по  краю  разлома  к  тому  месту,  где, как  знал Рима,
находились трубы, выходившие из недр на поверхность земли.
     - Пошли, Чиун, - прошептал Римо.
     - Я подожду здесь, - последовал ответ.
     - Почему?
     - Потому что считаю, так будет лучше. А ты иди.
     Пожав плечами, Римо тихонько вышел из прицепа. И  что сейчас на  уме  у
этого непостижимого Чиуна? А ведь что-то есть... - подумал он.
     Римо,  по-прежнему одетый  во все  черное, неслышной тенью следовал  за
сестрами.
     Они  шли  в  двадцати  футах впереди. Подойдя к большой поляне,  сестры
остановились и  принялись  за  работу.  Соединив  вместе  оба лазера,  чтобы
удвоить их мощность, они подтащили их к трубе, выходившей из земли, и начали
прикреплять к ней всю конструкцию.
     В этот момент появился Римо
     - Эй, девушки! - весело окликнул он их.
     Они застыли, сидя на корточках над своей аппаратурой.
     - Римо... - прошептали обе одновременно.
     - Он самый.  С вами было так здорово, что я  подумал,  не  прийти ли за
добавкой.
     Одна из девушек встала. По фигуре он определил, что это была Джил.
     Она медленно  двинулась  к  Римо, протягивая ему  руки, как  бы в  знак
приветствия.
     - Мы сами только об этом и думаем, - сказали она.
     Джил  облизнула  губы,  в  ярком  свете  луны казавшиеся  черно-белыми.
Подойдя совсем близко к Римо, она прильнула  к нему всей грудью,  обвила его
руками.
     - Знаешь, о чем я думаю? - тихо произнес он.
     - О чем? - Ее язык искал его ухо.
     - Наверное вы, уже  пробили огромную дыру в земле... - Он оттолкнул ее,
она  упала. Джекки  все еще оставалась  склоненной над  водяными лазерами, и
Римо бросился к ней. Вдруг земля содрогнулась, и взрыв разорвал воздух. Римо
сбило с ног. Он почувствовал резкую боль в плече.
     Усиленный мегафоном голос прогремел:
     - Римо Бломберг! Я знаю,  что вы  там. Говорит  исполняющий обязанности
шерифа Брейс  Коул.  Вы  подлежите аресту за  убийство шерифа  Вейда  Уайта.
Немедленно  выходите  оттуда, или следующая  граната будет брошена  вам  под
ноги.
     Римо был оглушен. Граната едва не  попала в него, он чувствовал, как по
левой руке из плеча, задетого осколком, течет струйка крови.
     Он  потряс  головой,  чтобы  прийти  в  себя,  и  заметил,  что  Джекки
выпрямилась и бросилась прочь от лазеров. Он услышал уже знакомый ему стук.
     - Слишком поздно, свинья, - громко бросила она. - Теперь весь этот штат
отправится в тартарары!
     Лазеры  застучали еще сильнее, еще громче, Римо почти физически ощущал,
как они набирают силу.
     - Бежим, Джекки, - раздался голос Джил позади Римо.  - Давай выбираться
отсюда. Шериф! - закричала  она.  -  Мы выходим! Не стреляйте! Он держит нас
как заложниц. Не стреляйте!
     - Идите  вперед,  - снова  прогремел голос Брейса  Коула. -  Я при... -
Внезапно он умолк на полуслове.
     Римо  с  трудом поднялся  на  ноги.  В мегафоне  раздался  уже  другой,
певучий, голос, тщательно выговаривавший английские слова.
     - Шериф решил немного отдохнуть. - Это был голос Чиуна.
     - Извините, девушки, - сказал Римо.
     Они  набросились на него. Ногти, ноги и груди царапали  и колотили его.
Вдруг они  выпустили  Римо. Это он  со спины схватил каждую  одной рукой  за
грудь и потащил  мимо  лазеров  к краю впадины,  которая называется разломом
Святого Андреаса.
     Он  швырнул их  туда. С глухим стуком они свалились  на  глубину восемь
футов  и остались  там  лежать  оглушенные. Римо  бросился  к  лазерам.  Они
издавали  пронзительный рев, с каждой  секундой наращивая в  себе  давление,
готовые  в любой  момент обрушить галлоны  воды  по  трубе  в глубь  недр  -
концентрированный поток энергии, способный разорвать штат пополам.
     Римо  лихорадочно  искал  выключатели  лазеров.  Устройства  продолжали
стучать. А он все никак не мог определить, как они выключаются.
     Тогда он ухватился за трубку,  соединявшую  лазеры с трубой, и изо всей
силы рванул се. Трубка треснула, и  в  тот  же миг из  нее со страшной силой
вырвалась струя воды.
     Упругая  сила  водяного  потока  сковала руки Римо. Он пошатнулся. Вода
вырывалась из лазеров  сплошным мощным  потоком. Собрав все силы, Римо отвел
трубку вниз, к земле, в сторону впадины.
     Теперь  вода  шумно   устремилась  в  разлом.  Земля  как  будто  тяжко
застонала, и Римо в немом изумлении увидел,  как  в том месте, куда попадала
вода,  она  пришла в  движение  и начала  сдвигаться!  Раздался  дикий  крик
девушек, который тут же  оборвался, земля сомкнулась над ними, и  почти в то
же мгновение лазеры перестали извергать воду.
     Римо с ужасом смотрел туда, где только что в земле была впадина.
     - Вот такие дела, дорогуши, - только и прошептал он.
     Две жизни взамен, может быть,  целого  миллиона...  И все же у них были
колоссальные сиськи...
     В  этот момент земля снова заколыхалась,  и Римо опять сбило с ног.  Он
тяжело  упал на раненое,  кровоточащее  плечо. Еще  одна граната, - успел он
подумать, падая.
     Но это была не граната. Качалась и тряслась сама земля.
     Землетрясение, в ужасе  осознал Римо. Но почему? Ведь он  же отсоединил
лазеры!
     С огромным трудом он поднялся на ноги  - они едва держали его. Он пошел
было в одном направлении. Нет, сила, колебавшая землю, шла вроде бы с другой
стороны.
     Может быть,  они  успели установить  еще и  другое устройство,  которое
включилось в заранее установленное  время? Но тогда зачем они  устанавливали
водяные лазеры здесь?
     Римо  бежал  вдоль  каменистого  края  расщелины,  пытаясь  определить,
насколько  позволяла  трясущаяся почва,  где  находится источник  колебаний.
Бежать  было очень тяжко, он чувствовал, как из раны на  плече  течет кровь.
Вдруг мимо промелькнула крошечная, вся  в черном фигурка. Она пронеслась так
стремительно, будто он, Римо, стоял на месте. Это был Чиун, Мастер Синанджу.
Он  бежал по раскачивавшейся и уходившей  из-под ног земле, будто по гаревой
дорожке стадиона.
     Римо бежал  изо  всех  сил,  но  Чиун все равно был  впереди. Ноги Римо
работали как насосы, толкая его тело вперед по качающейся и сопротивляющейся
его  движению  земле. Чиун же,  казалось,  скользил, приводимый  в  движение
какими-то  внутренними  импульсами,  почти  не делая  заметных усилий,  едва
касаясь земли. Скоро он исчез, растворившись во тьме.
     Поднявшиеся ввысь птицы издавали пронзительные  крики, предупреждая  об
опасности.   Навстречу   Римо   в  паническом  страхе   выбежала   откуда-то
собака-колли. Споткнувшись  обо что-то,  она  перевернулась через  голову  и
упала.  Ее  задние  ноги  судорожно  дергались  в  воздухе,  будто  она  еще
продолжала мчаться вверх  по  склону. Земля  ходила  ходуном, воздух казался
разреженным, дышалось с трудом.
     Римо  пробежал через  кусты,  ободрав  лицо о колючие  ветки ежевики, и
выскочил  на поляну.  Здесь  на  высоких  алюминиевых  подпорках  возвышался
остроконечный шпиль гигантского водяного лазера, раз в двадцать больше того,
что Римо  видел прежде. На этой  поляне шириной  с половину футбольного поля
царила  странная тишина,  неестественная  в  этом неистовстве  земли.  Будто
гигантская неподвижная рука, протянувшаяся от  холодно сиявшей луны, хранила
это место  в  безмятежном покое  посреди  бушующего хаоса. Здесь остро пахло
озоном, крики птиц звучали приглушенно, будто они поглощались воздухом.
     Перед лазером на коленях стоял доктор Куэйк. Но он не молился. Его поза
говорила о том, что  ему было больно, и Римо  понял почему:  одетый в черное
Чиун стоял над доктором и держал  руку на его  шее, будто сжимал  пойманного
голубя.
     Пораженный  тишиной  Римо,  чуть  не  упал.   Он  уже  приспособился  к
колебаниям почвы, и  ему было  трудно  сразу перестроиться.  Но  шок  длился
недолго, и Римо быстро двинулся к стоявшей паре.
     Подойдя ближе, он услышал, как доктор простонал:
     -  Его нельзя остановить. Никто  не может этого сделать. Он работает на
собственной энергии.
     - Все, что работает,  можно  остановить. -  Голос  Чиуна  был  ровным и
отстраненным, как висевшая в небе луна.
     - Они не хотели слушать меня.  Если бы они послушались, я  бы  этого не
сделал, - простонал доктор.
     Чиун ослабил хватку на шее доктора.
     - Он сказал все, что знает, - произнес кореец.
     - А где мои дочери, Джекки и Джил? - всхлипнул доктор, глядя на Римо. -
Они должны были встретиться здесь со мной.
     -  Они сейчас  там, где  и  должны  быть,  -  ответил  Римо.  - Как  вы
останавливаете эту машину?
     - Ее невозможно остановить, - все так же плаксиво сказал Куэйк.
     - Он говорит правду, - сказал Чиун. - Он сдался перед болью и рассказал
все, что знает. -  Чиун поглядел вверх на алюминиевые опоры водяного лазера.
- Это та самая машина, которая уничтожает колебания?
     - Да, - ответил доктор Куэйк.
     - Сейчас она  начнет  под  колоссальным давлением закачивать под  землю
воду. И  тогда весь  штат  расколется вдоль  линии разлома, -  объяснил Римо
Чиуну. Ему пришлось приложить немало усилий, чтобы голос его звучал ровно.
     -  Это место не  трясет  потому,  что эта  машина сглаживает здесь  все
колебания? - спросил Чиун.
     - Да, - ответил доктор.
     -  Вы не правы,  -  сказал снова  Чиун. -  Все,  что движется,  создает
колебания. Жизнь сеть сплошная вибрация.
     - Это философия, а не наука, - сказал доктор. Затем он стал звать своих
дочерей, называя их бедными невинными крошками.
     Чиун взглянул на Римо.
     - Если это и есть ваша наука, - он показал на лазеры, - а вот это, - он
обвел рукой беснующуюся землю, - то, что  она приносит людям, тогда вся ваша
наука   обман.  Жизнь  есть  колебание,  движение   есть   колебание,   само
существование тоже  колебание.  Вся вселенная  есть  колебание.  Ваша  наука
изобрела  машину,  которая,  кажется,  забыла  про  колебания. Мне  придется
заставить ее вспомнить о них.
     - Чиун?! -  воскликнул Римо. Он  хотел остановить  учителя, но не знал,
как это сделать.
     -  Вы  считаете,  что  наука  - это одно, а человеческий дух  -  совсем
другое?
     -  Чиун, но  ведь это бездушная машина. Папочка, будь на ее  месте хоть
тысяча человек, я бы ни секунду в тебе не сомневался.
     -  Это  одно  и  то же, - сказал Чиун  и бегло оглядел длинные  опоры и
гигантский металлический хобот, направленный в чрево земли. - Я напомню этой
наглой машине о ее колебаниях.
     - Мы все  обречены!  -  закричал  доктор  Куэйк,  смеясь  в безысходном
отчаянии, теряя рассудок в предчувствии неминуемого конца.
     - Глупец, - сказал Чиун в сторону стоявшего  на  коленях человека.  Его
черная фигурка исчезла  наверху, среди опор. Теперь  Римо видел  лишь темный
силуэт  на  фоне диска луны: Чиун уже был  на самой  вершине  остроконечного
шпиля.
     Взметнулись  рукава  кимоно, и  вдруг вся  земля, казалось, взорвалась.
Приглушенная тишина мгновенно обратилась в оглушительный крик,  будто кто-то
громадный  ударил  в  тысячу  медных  гонгов  прямо  над  самым  ухом  Римо.
Абсолютный  покой  сменился  толчком  колоссальной  силы.  Какой-то  великан
внезапно рванул землю  из-под ног  Римо,  он  кувырком полетел через голову,
нелепо болтая в воздухе ногами. Затем ужасные толчки так потрясли совершенно
не  подготовленное  к  такому резкому  переходу тело  Римо, что оно  чуть не
рассыпалось  на  части. Он лежал на содрогавшейся земле. Рот его  был  полон
крови. Глаза никак не могли сфокусироваться на одной точке.
     С трудом  повернувшись,  Римо увидел над  собой луну, похожую  на  едва
заметную  желтую лампу. Он жалобно застонал и  еле перевел  дыхание.  Что-то
заслонило лик луны. Над ним стоял Чиун.
     -  Она сломалась,  -  говорил  он. - Хе,  хе, хе. В  Америке  ничего не
работает, как надо, кроме меня.
     - О-о... - простонал Римо. - Что это было?
     -  Просто  я  заставил  это  маленькое  устройство  вспомнить про  свои
колебания.
     - Не упусти доктора Куэйка, - с трудом  проговорил Римо. Он чувствовал,
как холодная влага заливает ему спину.
     - Упустить?  Ему  досталось больше,  чем тебе. Он  мертв, его  тело  не
выдержало легкого толчка.
     - Легкого толчка? Я едва не погиб!
     -  В  прошлом году  ты  съел  гамбургер с кетчупом  и сказал,  что  это
нисколько тебе не повредит. Два года назад ты съел бифштекс. На Рождество ты
пил  это  ваше  пенящееся  вино  с  сахаром. А  теперь  жалуешься на  легкое
сотрясение!
     - Интересно, гожусь ли я теперь на что-нибудь? - пробормотал Римо.
     - Конечно, нет, если и дальше будешь глотать все что попало.
     - А смогу ли я ходить? Или я уже отгулял свое?
     - Ты спрашиваешь, сможешь ли вернуться к своим прежним жалким трюкам, к
обжорству и неуважению старших?
     -  Похоже,  ты  решил воспользоваться  моей беспомощностью, не  так ли?
Почему ты не хочешь мне помочь?
     - Когда я  говорю тебе,  что  надо  питаться  только здоровой пищей,  я
помогаю  тебе.  Но ты не хочешь, чтобы я  тебе  помогал. Когда  я  учу  тебя
надлежащему нравственному  поведению, ты тут же  забываешь мои наставления и
не желаешь,  чтобы тебе помогали. А теперь  ты  просишь о помощи. Откуда мне
знать, примешь ли ты ее?
     - Приму, приму, сукин ты сын!
     - Неуважению ты уже научился.
     - Ну, пожалуйста!
     - Ладно. Полный вдох, - скомандовал Чиун, будто  они с Римо вернулись в
далекие   времена   первых  тренировок,  когда   Римо  впервые  услышал   от
старика-азиата, что вся сила человека заключена прежде всего в его дыхании.
     Вдох был мучительно трудным, затем последовал еще один болевой импульс,
после  чего  Римо  тут  же  вскочил на  ноги.  Вода стекала потоками  по его
лодыжкам. Тело доктора Куэйка оказалось сложенным вдвое, подбородок покоился
на животе,  позвоночник  был сломан. Возвышавшийся  за ним алюминиевый шпиль
тоже  треснул, и вода,  уже не представляющая  опасности, свободно лилась по
земле.
     Луна   играла  своим  золотым   отражением   в  многочисленных   лужах,
образовавшихся  на  земле. Птицы больше  не  заходились  в истошных  криках.
Ночной воздух Калифорнии был снова свежим, живительным и прекрасным.
     - Когда эта машина вспомнила о своих колебаниях, она  умерла, -  сказал
Чиун.
     - Понятно. А как ты управляешься с электрическими  тостерами? - спросил
его Римо.
     - Лучше, чем вы, молодые белые люди, - ответил Чиун. Римо знал, что эти
слова были самыми бранными в его лексиконе.
     - А  ты  случайно не знаешь  геологические  последствия  всего этого? -
спросил Римо.
     - Земля ранена, и однажды она закричит от боли. Не хотел бы я оказаться
здесь, когда это случится.
     - Я тоже.



     Самое  приятное  в этом деле -  короткий доклад  по телефону.  Смит был
просто потрясен, узнав, что за всем этим стоял доктор  Куэйк.  И вдруг  Римо
догадался, почему.
     - Он тоже был в нашей платежной ведомости?  Признайтесь! Тоже  один  из
наших? Вот почему вы никак не думали, что он может быть в этом замешан.
     - Я не обязан знать всех, кому мы платим, - сухо ответил Смит.
     Римо прижал  трубку  к  уху  плечом. В телефонной  будке  вместе с  ним
находилась, похоже, по крайней мере, треть насекомых, населяющих Калифорнию.
     - Ну и  ну! -  воскликнул он.  -  Платить  парню,  который чуть не снес
половину Калифорнии?
     - Не забудьте про полтора миллиона долларов, - напомнил Смит.
     - Работать ни черта не умеете, - сказал Римо.
     Гудки отбоя в телефонной трубке, дошедшие до него через весь континент,
положили конец его издевательствам. Все удовольствие от доклада  испарилось,
как монета в щели телефонного аппарата.
     Щелчком указательного пальца  Римо  раскрыл телефон-автомат, сломав его
замок. Ударом  правой руки разбил ящичек для монет и  выгреб все скопившиеся
там  пятицентовые,  десятицентовые  и  двадцатипятицентовые  монеты.   Затем
швырнул их в лик калифорнийской луны. Но промахнулся.

Last-modified: Tue, 28 Nov 2000 17:30:44 GMT

Оцените этот текст: