-- эту идею,
нанмеченную здесь и развиваемую в ряде новейших работ по истории литературы,
Валери может прекрасно иллюстрировать собственным примером. "Кризис" 1892
г., на десятилетия определивший его жизнненный путь, был, несомненно,
осознанной антиромантической реакнцией. Валери очень рано увидел социальную
опасность и обесплонживающие тенденции культа субъективизма, бесконтрольной
"чувнствительности" и "естественности". Но вытравить из себя романтика он,
конечно же, так и не сумел. Больше того, с юношеских лет этот подспудный
романтизм неизменно определял его конечные ценлевые установки, питал слишком
многое в его пристрастиях и оттолкновениях. Несбывшееся притязание Валери,
который в своих "Тетрадях" многие годы пытался по кирпичику, словно
Вавилонскую башню, воздвигнуть единую Систему, носит явный оттенок
романнтического титанизма. Роль воли и волевого усилия в творческой этике
Валери также обязана этому неизменному устремлению "падншего" романтика. И
сама антиномия процесса творчества и творнчества объективированного
порождена тем же типом сознания. В своих многолетних и многосторонних
исканиях Валери, по сути, стремился к интеллектуальному разрешению проблемы
всеединства, которая получила философское обоснование в романтизме.
7 Эта характеристика романтизма нуждается в уточнениях и
отнюдь не может быть отнесена к романтизму в целом. Именно Новалис
утверждал: "Все непроизвольное должно быть преображено и подчинено воле"
(цит. по кн.: A. Beguin, L'ame romantique et le reve, p. 206; см. здесь же о
роли сознания в системе взглядов Новалиса на поэтическое творчество).
8 "Tel qu'en Lui-meme enfin l'йternitй le change" -- первая
стронка стихотворения С. Малларме "Гробница Эдгара По" (1876). На русский
язык стихотворение перевел И. Анненский.
9 О влиянии идей Эдгара По на французскую поэзию см.
комнментарий к "Введению в систему Леонардо да Винчи".
10 Поэтические сборники Леконт де Лиля. Первый опубликован в
1852 г., второй -- в 1862 г.
Письмо о Малларме
Письмо критику Жану Ройеру, послужившее предисловием к его книге о
Малларме, которая появилась в июне 1927 г. Еще раньнше, в апреле, текст
письма был опубликован журналом "Ревю де Пари".
1Влияние на Валери идей и поэтического опыта Малларме -- его
отношения к поэтическому слову, его ассоциативной методы, его творческой
этики -- уже многократно отмечалось в комментарии. Одннако, преклоняясь
перед любимым учителем, Валери довольно рано осознал свое отличие от него. В
частности, он не разделял неоплатоннистских тенденций Малларме (и вообще
символизма), его чувства "падшести" сущего. Его собственный
интеллектуально-чувственной окраски дуализм лишен был того, что именуют
"тоской по идеалу". Не случайно обронил он однажды, что "идеал -- это манера
брюзнжать". Если, быть может, его и "гнетет", как Малларме, "вечная лазурь
своей иронией бесстрастной", он уже с юных лет предпочинтает позицию
стоической гордости, всецело сосредоточиваясь на вонлевом усилии интеллекта.
Незадолго до смерти он пишет в одном из писем: "Что касанется
испытанных мною влияний, наиболее глубоким было отнюдь не влияние Малларме:
несколько строк По, музыка Рихарда Вагнера, представление, сложившееся у
меня о Леонардо, и длительные разнмышления вкупе с научной литературой
сыграли основную роль в развитии моей мысли. Малларме, разумеется, занимал
огромное место в моей внутренней жизни, -- но место особое: гораздо больше
был он для меня проблемой, нежели откровением. Он был -- он, никогда не
объяснявшийся и не терпевший никакого учительства, -- несравненным
возбудителем" (Oeuvres, t. I, p. 1755).
2 Вилье де Лиль-Адан, Филипп Огюст Матиас (1838-- 1889) --
французский писатель, один из зачинателей символизма.
3 Понятие Книги, призванной воплотить идею космического
всенединства или, по мнению ряда авторов, чистоту абсолютного Небытия,
Малларме намечал, в частности, в своих фрагментах "Отнонсительно Книги" (S.
Mallarmй, Oeuvres complиtes, pp. 355-- 387). В письме Верлену он говорил,
что книга должна стать "орфинческим объяснением Земли, которое является
единственной задачей поэта и литературной игры как таковой" (цит. по кн.: M.
Rаунmоnd, De Baudelaire au surrйalisme, Paris, 1963, p. 31; эта идея
Малларме подробно анализируется в работе: М. В1аnсhоt, Le livre а venir, pp.
271-- 297).
Валери не разделял этого демиургического притязания Малнларме. Уже в
юности отвергнув свойственное учителю обожествленние литературы, он со
временем пытается извлечь уроки из его опыта и развить его идеи в связи с
конкретными задачами искуснства, избегнув тем самым крайних выводов
Малларме. Закономерно, что он приходит, в частности, к оправданию
случайности в творнческом процессе, тогда как грандиозный замысел Малларме
осознанвался как уничтожение в поэзии Случая, правящего реальностью.
Это новое понимание связывается в его тетрадях 30-х гг. со всесторонней
критикой принципа каузальности (он обращается, в частности, к выводам
новейшей физики), который ассоциируется в его рассуждениях с различными
формами субстанциализма (ср.: "Введение в систему Леонардо да Винчи").
Критика эта отражает и в эстетической области его общую реакцию на всю
платонистскую традицию (где мир предстает как стройное заполненное целое,
лишенное прерывистости "дыр" и "пустот"). Правда, в своих умонзаключениях
Валери часто опирается именно на опыт романтинков -- прямых наследников этой
традиции; но он развивает как раз те их конкретные идеи, которые изнутри эту
традицию подтанчивали и вели к кризисному мироощущению их преемников --
симнволистов. Так, он теперь, по сути, приходит (теоретически, но не в своих
вкусах и художественной практике) к оправданию того диснконтинуума, который
прежде "третировал", -- который ближе к наиболее архаическим или некоторым
восточным традициям и конторый ярко выразился в искусстве современности:
преодоление всякой формальной линеарности и, в частности, линейности в
жинвописи; субъективный космизм, вариантность предмета и "синкопы"
кубистической пластики, "конкретность" (термин Г. Арпа -- в смыснле
абсолютной необусловленности элементов) последующих теченний; атональность,
борьба гармонии с мелодией, самодовлеющий звук в музыке; принципиальная
фрагментарность, связь по смежнности, аритмическая пульсация в поэзии (см.
особенно творчество Р. Шара); наконец, отказ в прозе от имманентно-причинной
повенствовательности (ее, впрочем, Валери никогда не принимал), -- обнщее
начало этих явлений, одновременно предвосхищенное и исконнно враждебное
Малларме, исподволь проникает в теоретизирования Валери.
Соответственно Малларме осталась бы чуждой и такая запись его ученика:
"Стихотворение с вариантами -- настоящий скандал для сознания обыденного и
ходячего. Для меня же -- заслуга. Сила ума определяется количеством
вариантов" (Cahiers, t. IX, p. 49; эта мысль близка русскому футуризму и
воплотилась прежде всего в творчестве В. Хлебникова).
В 1942 г. Валери записывает в тетради: "Поэзия была для Малларме
глубочайшим и единственным предметом. Для меня -- специфическим приложением
возможностей разума" (Cahiers, XXV, р. 706).
4 Понимание поэтического и вообще художественного творчества
как игры, которое Валери постоянно формулирует, имеет немало обнщего с
теорией эстетической игры, развивавшейся Ф. Шиллером (см.: В. Ф. Асмус,
Немецкая эстетика 18 века, М., 1962, гл. 5).
Голландский историк и социолог И. Хойзинга (1872-- 1945), постнроивший
общую концепцию культуры, исходя из этой шиллеровской теории, находит у
Валери подтверждение своей идее (см. во франнцузском переводе: J. H u i z i
n g a, Homo Ludens, Paris, p. 217; ср. также: С. С. А в e р и н ц e в,
Культурология Йохана Хойзинги. -- "Вопросы философии", 1969, No 3).
Я говорил порой Стефану Малларме...
Впервые опубликовано в 1931 г. в качестве предисловия к сборннику
поэзии Малларме.
1 Мифологическое и магическое сознание воспринимает слово и
именуемую реальность как нечто вполне тождественное. Это сознание было
осмыслено и объективировано Платоном в его диалоге "Кратил", в
противоположность релятивистской оценке имени у софистов (см. комментарий А.
Ф. Лосева к диалогу: Платон, Сочинения в 3-х томах, т. I, М., 1968, стр.
594-- 605; см. также: А. Ф. Л о с e в, Философия имени, М., 1927).
Малларме исходил фактически из представления о произвольнности
лингвистического знака, об условном характере связи означанемого и
означающего (см. комментарий к эссе "Поэзия и абстрактнная мысль"), который
выражается прежде всего в явлении синоннимичности. Однако, считал он, именно
этот "изъян" языка создает возможность поэзии, восстанавливающей
"омузыкаленное" слово в его магической функции (S. Mallarmй, Oeuvres
complиtes, p. 364).
2 Этот "компромиссный" вывод характеризует позицию Валери,
но отнюдь не Малларме.
Ср.: "С помощью слов создать художественное произведение, в звуковом
отношении до конца подчиненное законам музыкальной композиции, не исказив
при этом природу словесного материала, так же невозможно, как из
человеческого тела сделать орнамент, сохраннив всю полноту его предметного
значения" (В. Жирмунский, Введение в метрику. Теория стиха, Л., 1925, стр.
16).
Малларме полагал конечной задачей поэзии осуществление чисто
музыкального принципа, в полном отрыве от коммуникативной функции языка;
тогда как Валери приходит к мысли об особой функциональной структуре языка
поэзии, сохраняющего все элеменнты и функции языка обычного.
3 "Английские слова" (опубликовано в 1877 г. ). С 1863 по
1894 г. С. Малларме преподавал английский язык в лицее.
4 Фраза из эссе Малларме "Вариации на одну тему" (S.
Malнlarmй, Oeuvres complиtes, p. 368), где он размышляет о природе
поэтического языка.
5 Ср.: ". Назвать предмет значит уничтожить на три четверти
наслаждение от поэмы, которая создается из постепенного угадынвания: внушить
его образ -- вот мечта" (S. Mallarmй, ?uvres completes, p. 869). Новое
осмысление и использование тропов, осонбенно метафоры, были обусловлены у
Малларме (и вообще в симнволизме) всей его символически-ассоциативной
поэтикой. Такой поднход, противопоставляемый автоматизации слова в
практической ренчевой деятельности, может быть связан с понятием
"остранения", выдвинутым В. Шкловским и разрабатывавшимся теоретиками
"форнмальной школы". Валери нередко формулирует принцип "остраненния",
который восходит к идеям романтиков, в частности Новалиса и Шелли.
Предисловие к "Персидским письмам"
Текст послужил введением к "Персидским письмам" Монтескье в издании
1926 г.
Искушение (святого) Флобера
Впервые опубликовано в 1942 г. в качестве предисловия к ронману Флобера
"Искушение святого Антония".
1 Флобер начал писать "Искушение святого Антония" в 1846 г.
Первый вариант был завершен в сентябре 1849 г. В 1856 г. он вносит в текст
исправления и основательно его перерабатывает. Ряд фрагментов был тогда же
опубликован в журнале "Художник", изндававшемся Теофилем Готье.
Флобер возвращается к этому произведению в 1869 г. и заверншает работу
над ним в следующем году. Окончательный текст опубнликован в 1874 г.
2 О влиянии на замысел "Искушения святого Антония" поэмы
Байрона "Каин", "Фауста" Гете, романа Эдгара Кине "Агасфер", а также сюжетов
ярмарочного театра марионеток см. введение к "Искушению святого Антония",
написанное известным исследоватенлем творчества Флобера Р. Дюменилем. --
Flaubert, Oeuvres, t. I, Paris, 1951, pp. 37-- 55).
3 См.: И. П. Эккерман, Разговоры с Гете в последние годы его
жизни, М. -- Л., 1934, стр. 489.
ПОЛЬ ВАЛЕРИ (Хронологический очерк жизни и творчества)
1871 30 октября в городе Сет на юге Франции родился Поль Ванлери.
Отец, Бартелеми Валери, -- корсиканец по происхождению, из семьи
потомственных моряков. Один из его предков команндовал галерой в битве при
Лепанто. Мать, Фанни Грасси, рондом из Северной Италии. Среди ее предков,
большей частью венецианцев и генуэзцев, -- мореплаватели, юристы, ученые, а
также прославленный Галеаццо Висконти, герцог Миланский. Та
"средиземноморская стихия", которой окрашены поэзия и творческая мысль
Валери, была завещана ему не только отнцом и матерью, но и всей атмосферой
детства. "Родному порту, -- говорил он, -- я обязан первыми ощущениянми
моего духа, любовью к латинскому морю и неповторимым цивилизациям, возникшим
на его берегах. Мне кажется, что на всем моем творчестве запечатлелось мое
происхождение".
1878 Валери поступает в сетский коллеж. Он чуждается "грубых игр",
"живет воображением", но при этом до страсти увленкается плаванием и
длительными прогулками. Несмотря на свою природную общительность, он, по
собстнвенному признанию, "начал с девяти-десятилетнего возраста воздвигать у
себя в уме некий остров". Однако эта "интеллекнтуальная робинзонада",
которая станет для него важным симнволом, никогда не могла убить в нем
обостренной впечатлинтельности и отзывчивости.
1884 Валери записывает в школьной тетради свои первые стихи.
Споткнувшись на математике, которая через какое-то время будет излюбленным
его занятием, он сознает, что не сумеет кончить Морскую школу и стать
моряком. Отсюда -- тяжелые переживания.
Переезд семьи Валери в Монпелье, где он поступает в лицей. "Учителя мои
правят страхом. О литературе у них представнление солдафонское. Глупость и
бесчувственность, мне кажетнся, записаны в программе".
Он увлекается поэзией и живописью, читает "Словарь франнцузской
архитектуры" Виолле ле Дюка и "Грамматику орннамента" Оуэна Джонса. Все
ближайшие годы он много заннимается теорией и историей архитектуры.
Знакомство с поэзией Бодлера.
1885 Страстное чтение Гюго. "Собор Парижской богоматери" отнкрывает для
него эпоху увлечения готическим искусством. Заннятия живописью.
Смерть отца.
Валери изучает право в университете Монпелье (с 1971 г. --
Университет им. Поля Валери).
Начало увлечения математикой и физикой.
Под руководством своего друга Пьера Фелина Валери усинленно занимается
музыкой.
В апреле -- первая публикация: марсельский журнал "Морнское обозрение"
печатает стихотворение Валери "Мечтание", которое послал туда его старший
брат Жюль. Осенью Валери читает роман Гюисманса "Наоборот". Благондаря книге
Гюисманса он открывает для себя Гонкуров, Вернлена и -- главное -- Малларме.
Книга становится для него нанстоящим откровением и побуждает к углубленным
размышнлениям о проблемах поэзии. Их результатом становится стантья "О
литературной технике" (опубликована посмертно в 1957 г. ), где он совершенно
по-новому рассматривает идею поэтического эффекта, ссылаясь прежде всего на
"математинка, философа и великого писателя" Эдгара По. Идеи и творченство По
оказали решающее воздействие на всю сознательную жизнь Валери.
1890 Он встречается с Пьером Луи, начинающим писателем, котонрый
становится его близким другом. Луи вводит Валери в литературную среду,
познакомит с Малларме, Жидом, Эредиа, Дебюсси.
Валери составляет для себя антологию любимых стихотвонрений: Рене Гиль,
Верлен, Эредиа, Бодлер, Малларме, "Пьянный корабль" Рембо.
20 октября он отправляет письмо Стефану Малларме, в контором посылает
два своих стихотворения и просит совета. "Дорогой мой Поэт, -- отвечает ему
Малларме, -- главное, дар утонченной аналогии вместе с соответствующей
музыкой, у вас есть... Что же касается советов, их дает только одиноченство"
В декабре Валери знакомится с Андре Жидом, который читанет ему страницы
из "Тетрадей Андре Вальтера". На всю жизнь между ними завязывается дружба.
1891 Журнал "Раковина", основанный Пьером Луи, печатает стихотворение
Валери "Нарцисс говорит", первое из цикла его поэтических произведений,
посвященных этому персонажу аннтичной мифологии. Герой Валери до
бесконечности вглядыванется в свой образ -- и не находит себя: "Увы! лик
призрачен и слезы бесконечны!"
Вскоре в газете "Дебаты" появляется хвалебная статья, преднрекающая
автору славу. Он, однако, до глубины души возмунщен "нечистотой" и
нелепостью этих дифирамбов. Важен собнственный критерий; известность же и
слава -- продукт чисто внешний и лживый, ибо уже в это время автор, в глазах
Ванлери, это только "воображаемый персонаж", творимый читантелем.
В журнале "Эрмитаж" он публикует помимо стихов "Парандокс об
архитектуре", где связывает зодчество с музыкой: Орфей, которому он
посвящает стихотворение, олицетворяет их единство.
Осенью в Париже -- знакомство с Гюисмансом, а затем с Малларме.
1892 Осенние месяцы Валери проводит у своего дяди Кабелла в Генуе.
Год был для него мучительным. Романтическая страсть к женщине, которую
он встречал на улице и к которой ни ранзу не обратился, превращается в
подлинное терзание; особеннно нестерпимо для него то, что она лишает его
способности владеть своей мыслью, "отстраняться" в анализе. Вместе с тем
нарастает ощущение "нечистоты" и безмыслия, царящих в литературе. Он готов
отказаться от литературной карьеры. Возможность творить "в совершенном
сознании и с полной яснностью", руководствуясь четкой системой, заслоняет в
душе Валери само творчество и его плоды.
В ночь с 4 на 5 октября наступает решающий кризис, к конторому он будет
мысленно возвращаться всю свою жизнь. Во время страшной грозы и бессонницы
он решает разделаться со всяческим романтизмом в себе, со всевозможными
"идоланми" в сфере эмоций и языка, которые создают видимость проблем и
препятствуют "чистому" функционированию мысли. Он решает отдать все силы
поиску единого интеллектуальнонго метода, "математики интеллекта".
По возвращении в Монпелье он раздает друзьям и знакомым почти все свои
книги. Отныне читать он намерен лишь то, что непосредственно связано с его
размышлениями и аналинзом. Романы, история, эрудиция -- все это вызывает у
него чувство потерянного времени. "События -- это пена вещей.
Меня же интересует море", -- напишет он впоследствии. Он ищет сущности;
единичные факты -- пустые химеры.
1893 Почти весь год Валери проводит в Париже. Он часто посенщает
музыкальные концерты. Вагнер -- один из немногих его кумиров и недостижимых
образцов. Вагнеровские идеи театнральной композиции оказали на него огромное
влияние. Но отношение к нему у Валери -- отрицателя романтического нанчала
-- будет сугубо двойственным.
Он пишет Жиду: "Я вижу идолопоклонников. Я замечаю <... >, что
талант может сочетаться с грубейшими предраснсудками".
Он усиленно занимается математикой и физикой, погружается в труды
Лапласа, Максвелла, лорда Келвина. Математиченские и физические методы и
модели он попытается применнить ко всем областям умственной жизни. Особенно
много почерпнет он из области термодинамики, с которой будет прекрасно
знаком по работам Карно, Клаузиуса, Гиббса, Больцмана и позднее -- по курсу
Жана Перрена. В октябре -- знакомство Валери с Эженом Руаром, сыном
изнвестного коллекционера.
1894 Валери переезжает в Париж. Летом он приступает к "Введеннию в
систему Леонардо да Винчи" и делает первые наброски к "Вечеру с господином
Тэстом".
О своем состоянии и настроениях той поры он напишет поздннее: "Я был
охвачен болезненной жаждой точности. Я донводил до крайности безумное
стремление постигать, и я отыснкивал в себе критические центры моей
способности внимания. <... > Не только Литературу, но и почти всю
Философию отнвергал я в числе Вещей Смутных и Вещей Нечистых, котонрые всем
сердцем не принимал". Исходным ориентиром в его построениях становится
анализ функций языка. Ближайшие друзья -- Андре Жид, Пьер Луи, Анри де Ренье
-- часто сходятся в его каморке, которая смахивает на "абстрактнное жилище"
г-на Тэста.
Он регулярно посещает "среды" Малларме, общение и дружнба с которым
останутся для него едва ли не главным событинем жизни.
Каждое утро он встает до рассвета и несколько часов посвянщает записям
в тетради, где, добиваясь предельно точного сонответствия слова и мысли,
фиксирует свои идеи. Эта привычнка останется у него на всю жизнь, и он будет
рассматривать свои утренние размышления и записи как основное занятие, в
противовес публикуемому -- этим "отходам своего сокровеннного времени".
В поисках единого метода он Обращается к самым различнным темам:
проблемам языка, сознания, искусства, человеченской психики, морали,
истории. В центре всего -- постоянное размышление о природе человеческой
мысли, ее механизмах, возможностях и границах.
1895 По совету Гюисманса Валери поступает чиновником на служнбу в
Военное министерство.
Журнал "Нувель ревю" публикует "Введение в систему Леоннардо да Винчи".
В коротком отрывке "Ялу", навеянном китайско-японской войнной, Валери
делает упор на роль традиции и социальной уснловности, выявляя опасность
переоценки Интеллекта и Знанния, не контролируемых Мудростью. Опубликованный
впернвые в 1928 году, этот текст предвосхищает многочисленные выступления
Валери 20-- 30-х годов.
Валери завершает работу над "Вечером с господином Тэснтом" (опубликован
в октябре в журнале "Кентавр", гае до этого появились два его
стихотворения). Друзья упрекают его в том, что он не создает почти "ничего
конкретного", и он с горечью пишет об этом Жиду: "Неужели они верят лишь в
санкцию публики?"
Лондонский журнал "Новое обозрение" публикует статью Ванлери
"Германское завоевание" (впоследствии печаталась подзаглавием "Методическое
завоевание"). Валери обнаруживает в политике империалистической Германии
действие единого самодовлеющего метода, оперирующего массами как голыми
числами. Он опасается последствий этой неумолимой целеустремленности.
Когда в 1915 году этот текст будет перепечатан журналом "Меркюр де
Франс", многие увидят в нем сбывшееся прорончество.
Сам Валери при всем его преклонении перед Методом как танковым со
временем убеждается, что, "следуя лить одним преднписаниям неумолимого
метода, человек приходит в истории к тотальной войне и методическому
истреблению" (A. Bйguin. Un optimiste sans espйrance. -- "Paul Valйry
vivant", p. 352).
1898 Ряд очерков Валери, один из которых посвящен проблемам семантики,
появляется в журнале "Меркюр де Франс".
Он начинает поэму в прозе "Агата", в которой пытается опинсать
проблески высшей сознательности мысли, пребывающей на грани грезы и сна.
Поэма, над которой он будет работать долгие годы, останется незавершенной.
14 июля оп в последний раз встречается с Малларме. Узнав 9 сентября о
его смерти, он немедленно возвращается в Панриж. На похоронах он не в силах
продолжить речь: его дуншат слезы.
Запись в тетради: "Найти. Достичь предела. Суметь описать свою мысль.
<... > Поставить па место всякой вещи опреденленную формулу или
выражение некой серии интеллектуальнных операций".
1899 Он много читает Ницше. Валери восхищает в нем "интелнлектуальная
головокружительность преизбытка сознательнонсти", "доведение до предела" и
"глубочайшая связь лирики и анализа". Валери часто с восторгом его
перечитывал, по к концу жизни он его упрекал в словесной выспренности, в
странной смеси "профетизма, историзма, философичности и биологии".
В мае журнал "Меркюр де Франс" публикует его статью о "Машине времени"
Уэллса.
Валери внимательно штудирует труды Римана и Г. Кантонра. Благодаря им,
а также работам Пуанкаре (ставшим нанстольными его книгами), он знакомится с
топологией, областью математики, которой будет интересоваться всю жизнь.
1900 Валери женится на Жанни Гобийяр, племяннице Берты Монризо и Эжена
Мане, брата живописца. Дега "ускоряет собынтия", побуждая нерешительного
Валери сделать предложение "Связать меня с этой средой, -- пишет Валери
своему другу Фурману, -- было одним из проектов Малларме -- и вот это
свершилось".
Жена Валери -- талантливая пианистка. Но все в его доме овеяно
живописью. Повсюду -- полотна импрессионистов. Госнти или хозяева -- всегда
кто-то сидит у мольберта. Сам Ванлери увлекается больше всего акварелью.
Наряду с друзьянми -- писателями и поэтами у него постоянно бывают Дебюснси,
Дега, Одилон Редон, Моне, Вюйяр, Ренуар, написавший портрет Жанни Валери.
Валери ищет работу, которая оставляла бы ему больше свонбодного
времени. Его друг Андре Лебе, поэт и историк, устранивает его в качестве
личного секретаря к своему дяде, динректору агентства Гавас. В течение
двадцати двух лет Валери будет проводить у парализованного Эдуарда Лебе по
четыре-пять часов в день, не без пользы для себя встречаясь с деянтелями из
самых различных сфер, читая ему биржевые сводки и политические новости
попеременно с прозой Боссюэ и Бурдалу.
В декабре -- стихотворение "Анна" в журнале "Плюм".
Запись в тетради: "Пользоваться лишь теми идеями, которые я сам
выработал".
Валери впервые в жизни слушает "Орфея" Глюка и вознвращается домой
потрясенным. Мелодии Глюка послужат исходным толчком во время его работы над
"Юной Паркой".
Писатель и критик Поль Леото записывает в дневнике: "П<оль>
В<алери> -- изумительный собеседник. По вторникам в "Меркюр"
<"Меркюр де Франс"> все обступают его, чтобы послушать. В высшей
степени оригинальные взгляды. Сверхинтеллектуальная манера восприятия и
оценки литерантурных проблем во всех их комбинациях. <... > Его
излюбнленный пример -- "Ворон" Эдгара По... "
Поглощенный работой над своими тетрадями, Валери пишет жене: "В этом
немыслимом лабиринте, где я отыскиваю нить, необходим хоть какой-то фонарь.
Я верю, что он найдется... Я угадываю столько связей и, с другой стороны,
такой надежнный, такой исчерпывающий метод, что не могу отчаиваться... "
Август: рождение сына Клода.
Запись в тетради: "Поэзия никогда не была для меня целью, -- но лишь
средством, упражнением... " С 1892 по 1896 год Валери совсем не писал
стихов. За десять последующих лет он написал шесть-семь стихотворений.
Двадцать лет, вплоть до 1917 года, он почти ничего не публикует. Искушение
писать оставалось, но главным для Валери был теперь поиск центрального
метода, который, в частности, позволил бы ему "преодолеть" в поэзии то
образцовое совершенство, какое предстало ему в творчестве Малларме, а также
Рембо. В консвенной форме он будет говорить об этой глубоко личной и тайной
своей проблеме в "Положении Бодлера" (см. также два письма критику Альберу
Тибоде -- P. Valйry, Lettres а quelques-uns, pp. 93-- 100).
Занятия историей.
Валери пишет своему другу Андре Лебе: "В любой области меня интересует
прежде всего трансформация, благодаря конторой хаос подчиняется человеку". И
в другом письме, по поводу исторических трудов, -- краткая формула: "История
= Литература". Март: рождение дочери Агаты.
9 февраля Андре Жид записывает в своем дневнике: "Разгонвор с Валери
ставит меня перед ужасной дилеммой: либо признать абсурдным то, что он
говорит, либо признать таконвым то, что я делаю. Если бы он уничтожил в
действительнности все, что уничтожает в разговоре, мое существование
утратило бы всякий смысл".
В январе Валери слушает "Бориса Годунова" с Шаляпиным. "У вас серьезный
недостаток, -- корит его Дега, -- вы все хотите понять... ".
Валери набрасывает карандашом портрет Равеля, который исполняет у него
в гостях свою "Сонатину".
В письме жене он делится своими "чрезвычайно противоренчивыми"
впечатлениями от перечитывания Малларме: "Мне кажется, что состояние
цивилизации, которое вынашивало, опнравдывало, диктовало эти крайности, уже
в прошлом... " Журнал "Нувель ревю Франсез" публикует короткий текст Ванлери
о сновидениях.
Запись в тетради: "В литературе всегда есть нечто сомнительнное:
оглядка на публику. Отсюда -- постоянная опаска мысли, какая-то задняя
мысль, питающая всевозможное шарлатанстнво. Всякий литературный продукт
есть, следственно, нечистый продукт".
И в другом месте:
"Тревога -- истинное мое ремесло".
Жид предлагает ему собрать том его произведений.
С той же целью обращается к нему в январе издатель Гастон Галлимар.
В мае его посещает Алексис Сен-Леже (будущий Сен-Джон Перс), который
говорит ему: "Эдгар По и вы -- два человека, которых я больше всего хотел
знать лично... " Жид продолжает настаивать, чтобы Валери собрал свои стинхи
и прозу для опубликования. Валери колеблется, но в коннце концов решает
отредактировать свои старые стихи и донбавить к ним небольшое стихотворение,
которым думает раснпрощаться с поэзией. "... Я хотел написать вещицу в 30--
40 строк, и мне слышался какой-то речитатив в духе Глюка -- как бы одна
длинная фраза, написанная для контральто". "Упражнение" растянется на четыре
года: из сотен набросков и множества изолированных фрагментов родится поэма
в чентыреста с лишним строк, которую он назовет "Юная Парка". Валери напишет
позднее, что хотел создать некий аналог музыкальной композиции с
многочисленными партиями. Но он убеждается постепенно, что "чистая мелодия"
в поэзии невознможна, что даже при максимальной сознательности "абсонлютная
поэзия" недостижима. Творческий акт в его развитии неизбежно диктует
определенную тему. Первоначальная тенма "Юной Парки" -- сознание в его
бесконечной изменчивонсти, которое пробуждается и созерцает себя в
пробуждении, вновь погружается в сон и снова находит себя, тянется к
вынсшему свету и страшится испепеляющей смерти. Но эта тема рождает другую
-- и Валери вынужденно убеждается в этом. Поэма рисует, с другой стороны,
волнения плоти, тревожимой силами эроса, стихийную силу, которая уносит
героиню к гранницам жизни и смерти.
Валери стремится наиточнейше преобразовать аналитический язык в язык
чувственно-образный, но сам этот процесс принвел к тематическо-смысловой
двойственности поэмы, в котонрой противоборствуют "анализ и экстаз".
Работа над поэмой очень много дала Валери для осознания природы поэзии,
механизма творчества и собственных возможнностей. Без нее невозможна была бы
поэзия "Чар".
1913 В марте к Валери приходит Андре Бретон. Ему двадцать лет, и он
видит в Валери боготворимого им г-на Тэста. Их дружба продлится шесть лет:
окончательно отношения будут порваны в 1926 году, после избрания Валери в
Академию. Валери, который ставил дружбу выше личных и литературных позиций,
тяжело воспримет этот разрыв.
Какое-то время, однако, он сотрудничал с сюрреалистами. В дадаистском
журнале "Литература" он опубликовал "Песнь колонн" и "Тайную оду". В 1919--
1920 годы у него часто бынвал не только Бретон, но и Элюар, Тцара, Арагон;
он даже участвовал в ряде дадаистских начинаний. Еще в 1925 году он
сотрудничал в журнале "Сюрреалистская революция". Валери, как и сюрреалисты,
стремился отыскать такой метод, который позволил бы "разбить оковы
отчуждаемой мысли и расчистить пути к действительному функционированию этой
мысли" (J. С h а r р i e r, Essai sur Paul Valйry, Paris, 1970, p. 168).
Но Валери искал этого на путях высшей сознательности, тогнда как
сюрреализм -- в откровении бессознательного. Для Ванлери жизнь, реальность
всегда вторичны по отношению к акнтивности разума; для сюрреалистов --
наоборот. Валери "очинщает" язык поэзии; сюрреализм растворяет его в
текучести жизнетворчества.
Война застигает Валери в Пиренеях. Он тотчас возвращается в Париж.
Несмотря на письменную просьбу, в армию его не берут.
1914 Он пишет жене: "Я чувствую, насколько чудовищно с моей стороны
заниматься в это время мучительной выделкой посредственных стихов. Вместо
того чтобы производить или пуснкать снаряды. Если придет конец света,
непременно найдется человек, который ни о чем не захочет знать, прежде чем
не кончит свою партию в домино... " Но за этой самоиронией скрыто иное
чувство. Как напишет Валери впоследствии, он "льстил себя мыслью", что за
невозможностью сражаться он сумеет хотя бы воздвигнуть "скромный монумент"
родному языку, построив его из "чистейших слов и благороднейших форм". В
работе над поэмой образцом для него становится искусство Расина; откровенный
традиционализм и даже арнхаичность ее формы не случайны: "Империи, созданные
одним человеком, держатся недолго. Те же, что созданы всею расой, держатся".
Валери все более критически относится к кульнту "автоматической новизны",
воцарившемуся в искусстве
В письме доктору Косту он подводит итог своим поискам с 1892 года и
намечает свои важнейшие идеи. Однако становитнся ясно, что он пришел
покамест лишь к своего рода "спортивнной философии": "Атлет делает
бесцельные движения, но при случае мускулы послужат ему". Он разрабатывает
"скорее метод, нежели систему. Скорее методы, нежели метод". Но именно это
сознание распыленности умственных усилий и отнсутствия центральной нити
повергает его временами в отчаянние. То, что разрозненные результаты не
приводят ни к чему ощутимому, цельному, рождает в нем чувство напрасной
жернтвы и даже краха. "Порою, теперь, -- продолжает он в этом письме, --
меня пронизывает глубокий неодолимый холод, и мне хочется, даже средь бела
дня, укрыться с головой и спать, спать, спать".
1915 Июль: рождение сына Франсуа.
В конце года Валери заканчивает поэму. Он не совсем донволен ею,
особенно концом, но главное для него не итог, всегнда случайный, а те идеи и
методы, которые он усваивает в процессе труда: "Вот почему необходимо
работать над поэмой, что значит работать над собой".
Умственные рефлексы, выработанные за годы долгих исканий и развитые в
процессе создания поэмы, позволяют ему поднняться над своей враждебностью к
литературе: "Вот в чем я не литератор. Я всегда сожалею о времени, которое
уходит у меня на писание, когда я мыслю лишь об эфнфекте и демонстрации. Я
болезненно чувствую, что это время украдено у какого-то прямого поиска. В
этих сожалениях таится иллюзия.
Своего рода иллюзией является вера в то, что реальное и понложительное
служат предметом распри между одним и друнгим "Я" перед внешним "Не-Я".
1917 Сразу по выходе "Юная Парка" пользуется большим успенхом. "Ее
темнота, -- писал Валери, -- вывела меня на свет: ни того, ни другого я не
добивался".
С этого времени он становится настоящей "приманкой" в санлонах, где
блеск и острота его беседы неизменно чаруют принсутствующих. Его наблюдения
над современностью в известной мере питаются постоянными встречами с
общественными и понлитическими деятелями, писателями, учеными, художниками.
В их числе -- Пиранделло и Тагор, Конрад и Уэллс, Метернлинк и Унгаретти,
Равель и Дариус Мило, Мари Кюри и Жонлио-Кюри, Барту и Эррио, Жоффр и Фош...
Эти разностороннние связи вполне отвечают необычайной широте его интересов.
Как признавался А. Жид, у него сложилось убеждение, что Валери мог бы с
равным успехом проявить себя почти в люнбой области знания и человеческой
деятельности. Начало общественной жизни и успеха совпадает у него с
ранстущим вниманием к роли человеческих условностей. Он счинтает, что всякий
порядок, будь то в области социальной, в искусстве или в сфере языка,
зиждется на определенных фикнциях, на общем "отношении к тому, чего нет":
"Общество живет иллюзиями. Всякое общество есть своего рода коллективная
греза.
Иллюзии эти делаются опасными иллюзиями, когда они перенстают
производить иллюзию.
Пробуждение от этого рода грезы становится кошмаром... " Соответственно
меняется его отношение к славе. Он прининмает ее с немалой дозой иронии, а
порой и раздражения, но безотказно выполняет все ее требования. Он готов
писать десятки предисловий к книгам самой различной тематики, вынступать с
речами, в том числе официальными и полуофициальнными, перед философами,
врачами, политиками, учеными; он объедет как представитель "интеллектуальной
Франции" всю Европу. Но это не значит, что он отказывается от идей г-на
Тэста. Они лишь претерпевают известную трансформацию. Идеи Валери сближали
иногда с учением буддизма (концепнция "чистого Я" и "реальности", внимание к
"неизреченному", "невыразимому"), над чем он откровенно посмеивался. Межнду
тем "в буддистских эзотерических учениях, приобщение к которым предполагает
обязательное изменение адептом своего "Я", предписывается принятие любой
"маски", которая навянзывается данным коллективом. Это знаменует,
несомненно, отказ от "маски" по существу, неприятие ее в самом высшем смысле
слова. Именно произвольная "маска", а не отсутствие "маски" является для
буддиста истинным от нее отказом" (Б. А. Успенский и др., Персонологическая
классификанция как семиотическая проблема. -- "Труды по знаковым сиснтемам",
III, Тарту, 1967, стр. 20).
Таким образом, в жизни Валери совершался тот самый пенреход от
"произвольного" к "необходимому" который он испонведовал в искусстве.
1918 Уже в истекшем году были написаны два стихотворения, конторые
войдут в сборник "Чары". Теперь появляются "Гребец". "К платану", "Пифия".
На смену музыкальной стихии "Юной Парки" приходит "новая риторика",
чувственно-образный иннтеллектуализм.
Валери перечитывает "Капитал" К. Маркса и находит в нем "весьма
замечательные вещи".
Запись в тетради: "Высший" человек не тот, кто наделен ненким даром и
кто выносит это богатство вовне, но тот, кто организовал себя во всем объеме
своего существа".
1919 Он переводит с английского статью об Эйнштейне. Эйнштейн восхищает
его как великий художник в поисках "архитектурнных точек зрения" и
"формальной симметрии" мира; новейшая физика расширяет до бесконечности
сферу возможностей разунма, так что наш мир оказывается "одним из миров в
ряду миров возможных".
Английский журнал "Атенеум", а затем "Нувель ревю Франнсез" публикуют
статью Валери "Кризис духа". Тревожась за судьбы Европы и прозревая "агонию
европейской души", Ванлери выступает в своем конкретном анализе и опенках
как один из проницательных критиков позднебуржуазной культунры. В частности,
он безжалостно выявляет "модернистский дух" этой культуры и ее искусства,
которые ассоциируются в его представлении с хаосом и наглядно рисуются как
прендельно энтропические состояния. Валери с его культом творнческого,
системного, универсального разума, с его возрастаюнщим в эти годы чувством
ответственности за судьбы человенческой культуры остается решительно чужд
"органическому" критерию, фатализму Шпенглера и множащимся течениям
неонромантического иррационализма. Запись в тетради: "Максимум сознания --
конец света".
1920 Он пишет "Морское кладбище", которое быстро становится объектом
бесчисленных толкований. Этот поэтический диалог между бытием и сознанием
окончательно упрочивает признанние Валери.
Еще недавно он восхищался "холодным анализом" Леонардо "механики
любви". Теперь он записывает: "Счастье... И не будет больше для вас ни дней,
ни ночей, ни рассеяний, ни заннятий, ни фактов, ни теорий, но только Рядом и
Далеко, Встреча и Разлука, Согласие и Разлад". По аналогии со своей
дефиницией "эстетической бесконечности" он назовет любовь "тотальным поющим
состоянием". Но это состояние, связывая его с "положением живого существа",
с энергией "внешнего источника", противоборствует в нем аналитической
"способнонсти отрицания": "... в этом секрет двух-трех моих катастроф". В
предисловии к поэтическому сборнику Люсьена Фабра "Понзнани